О языках хороших и разных

                ВЛАДИСЛАВ КОНДРАТЬЕВ

                О ЯЗЫКАХ: ХОРОШИХ И РАЗНЫХ

           Знаменитую цитату Карла V о языках я помню со школьной скамьи, и она, как и многое из того, что было вложено в голову в раннем и среднем детстве, не только навсегда отложилась где-то на полках памяти, но и приняла вид аксиомы[1]. Немало измучившись, к тому времени, теоремами, которые, в отличие от аксиом, нужно было доказывать, я, как и остальные мои однокашники, был весьма благодарен ей именно за то, что принять её можно было на веру, а не мучиться с доказательствами.

           Цитата, принадлежащая Карлу V (или приписываемая ему; мы, ученики средней школы, тогда о таких тонкостях не задумывались), благодаря энциклопедичности М. В. Ломоносова и казённой к нему любви учителей русского языка и литературы, то есть любви не от души и сердца, а по должностной обязанности, была нам известна в пересказе русского гения и, вместе с его собственным прибавлением, имела такой вид: “Карл пятый, Римский Император, говаривал, что Ишпанским языком с богом[2], Французским – с друзьями, Немецким – с неприятельми, Италиянским – с женским полом говорить прилично. Но если бы он Российскому языку был искусен, то, конечно, к тому присовокупил бы, что им со всеми оными говорить пристойно, ибо нашел бы в нем великолепие Ишпанского, живость Французского, крепость Немецкого, нежность Италиянского, сверх того богатство и сильную в изображениях краткость Греческого и Латинского языка”[3].

           Несмотря на то, что я, как и всё моё поколение, не дитя интернета, решившись разобраться и с Карлом Пятым – его цитатой (или цитатой, ему приписываемой), и с цитатой Михайлы Васильевича (кто и что говорил, когда и в каких именно выражениях, кто всё это может подтвердить…), первое, что сделал, – обратился именно ко всезнающему интернету. И с некоторым удивлением заметил, что он полон или какими-то ошмётками фраз, более-менее похожими на цитату Карла V, без указания на источник осведомлённости, которые кто-то, где-то, когда-то слышал или видел, или одними сетованиями на то, что источник этих фраз сыскать не удаётся. Единственный вывод, какой из всего этого можно сделать: видимо, проруха потеряла половую и возрастную жёсткую привязанность и никто от неё ныне не застрахован.

           Действительно, по сети гуляет фраза: “Hablo lat;n con Dios, italiano con los m;sicos, espa;ol con las damas, franc;s en la corte, ingles con los caballos y alem;n con los lacayos”. Перевод её: “Говорил на латыни с Богом, на итальянском – с музыкантами, на испанском – с дамами, на французском – при дворе, на английском – с лошадьми и на немецком – со слугами”. Именно эту фразу, с оговорками, что она Карлу Пятому приписывается, обсуждают чаще всего.

           Из фразы ясно видно, что в ней оцениваются не столько познания Карла V в языках, сколько возможности каждого из них, вытекающие из коренных особенностей того или иного языка. И в этой цитате, в сравнение её с той, которую использовал М. В. Ломоносов, одни и те же функции опосредуются отнюдь не теми же языками.

           Так, очевидно, что коль скоро римо-католическая часть христианского мира использует для литургических целей латинский язык, то и монарх римо-католической государства использует его в “разговорах с Богом”. Но не потому, что латинский язык приспособлен более всего для этих целей, а потому, что Карл V – католик.

           Но вот грубость, присущая, по мнению многих, немецкому языку, делает его пригодным для общения со слугами. Можно подумать, что Карл Vвидел этот язык недостаточно развитым, примитивным – как раз для слуг, которых он вряд ли считал людьми, развитыми в интеллектуальном отношении. А вот М. В. Ломоносов видел в немецком не грубость или примитивность, а крепость, с какой только и нужно разговаривать с врагами. Хотя высказывалось предположение, что Карл Vсо слугами разговаривал по-немецки исключительно из-за того, что слугами у него были именно немцы.

           Для разговора с музыкантами Карл V использовал мелодичный итальянский. Но прямо из приведённой цитаты это не следует и можно предположить, как это и делается многими, что это просто констатация положения дел, когда придворными музыкантами были исключительно итальянцы, да ещё и не владеющие никаким другим языком, нежели итальянским.

                Кстати сказать, в эпоху так называемого Возрождения его адепты страстно спорили, какое из искусств – лучшее. Понятно, что лучшим каждый считал то, в каком сам был горазд. Нам такой спор покажется диким, бессмысленным, но они – спорили, “доказывали”, не столько друг другу или простым заинтересованным слушателям или читателям, сколько денежным мешкам того времени (заказчикам результатов своего труда) “преимущества” литературы над архитектурой (и – наоборот), музыки – над живописью, скульптуры – над поэзией, механики – над… Словом, “доказывали преимущества своего” искусства над искусством конкурента.

                Результаты таких споров были разными в разных странах. Так, в Италии, к примеру, адепты музыки и пения одержали верх над поэтами, а поэты – взяли у них “реванш” во Франции. И теперь, века спустя, мы видим, что и до сих пор итальянская эстрада, например, это мелодичные песни, в которых тексты – не самое главное. А во Франции – как раз наоборот. Там эстрадная песня – это, в сущности, чтение текстов (стихов), хотя и под музыку. И недаром же один из самых известных исполнителей данного жанра во Франции, славившийся именно мелодичными песнями – “французский” певец Джо Дассен (на самом деле американец еврейского происхождения, потомок эмигрантов из России, конкретно, – из Одессы) пел песни итальянского композитора Тото Кутуньо – известного всему миру мелодиста.

                Мирей Матьё, слава которой не меньше, чем у Джо Дассена, конечно, француженка, но… Она из Авиньона, из Прованса, а Прованс – это завоёванная северофранцузскими (то есть французскими в узком, собственном, смысле слова) феодалами. Исторический Прованс – не совсем Франция. К тому же и соседящий с Италией.

           Итак, судить о том, говорил ли Карл V, если вообще говорил, с музыкантами по-итальянски из-за мелодичности этого языка, или по другой причине, всё равно – какой, мы не можем с достаточной долей уверенности. Мы лишь отмечаем, что М. В. Ломоносов видел в итальянском нежность, что и делало его пригодным для разговора с женщинами – мнение, за которое в современной Европе победившего суфражистского движения и гендерного равенства можно серьёзно поплатиться, даже и вопреки постулируемой там, на словах, толерантности.

           Французский же язык М. В. Ломоносовым, вслед за Карлом V, считал языком живым, но, чего уж греха таить – легковесным, пригодным для живой, но пустопорожней болтовни с друзьями: можно в молчании щёлкать семечки, смачно сплёвывая шелуху, а можно и по-французски поболтать. А в другой, принадлежащей Карлу V, цитате французский язык признаётся пригодным для общения при дворе, то есть – для разговора, в котором нет (и не должно быть) смысла. Словом, “внешний блеск и фальшивое содержание”…

           Английский язык, ныне столь широко распространившийся по миру с быстротой и силой морового поветрия, М. В. Ломоносов не рассматривает, а в одной из версий цитаты Карла V этот язык и вовсе выглядит “скотским”, коль скоро он пригоден лишь для общения с животными – лошадьми. При том положении дел, какое сложилось между Испанией и Англией, это и неудивительно. Кстати сказать, англичане Испании платили той же монетой. И не только Испании платили. В одном из произведений Вудхауса (он же – Вудхауз) героиня романа, англичанка, слышит, как в некотором помещении кто-то разговаривает на иностранном языке. Героиня сразу же поняла, на каком языке говорил таинственный незнакомец, – на немецком. После проверки выяснилось, что иностранец, говоривший по-немецки – это призовая свинья лорда Эмсворта. По мнению героини произведения Вудхауса, а такое мнение, надо полагать, в Англии является господствующим, коль скоро такой юмор в Англии принято считать фирменным английским, – немецкая речь похожа на хрюканье свиньи, пусть бы и многолетней рекордсменки по классу жирных свиней.

           Свинаря, ухаживавшего за этой свиньёй, по мнению англичанки – немецкоязычной, Вудхауз наделяет косноязычием по причине заячьей губы, олигофренией в степени лёгкой (или – средней) дебильности и фамилией Бурбон, которую один из персонажей романа перевирает на Гогенцоллерн. Комментаторы сочинений Вудхауса отмечают, что Бурбон и Гогенцоллерн – монархические фамилии. То, что это – не английские, а французская и немецкая фамилии, эти же комментаторы, как будто, не замечают. То есть, наделение слабоумного потомка сифилитика, распространяющего вокруг себя свиное зловоние, такими фамилиями Вудхауса заставило отнюдь не антимонархическое чувство, а чувство национальной английской спеси. Особенно, если вспомнить, что на испанском престоле находится монарх именно с фамилией Бурбон, а самое известное за пределами Испании испанское кушанье – это хамон, изготавливаемый как раз из иберийской породы свиней. Но ни Вудхауса, ни его английских читателей, за это винить, конечно, нельзя, хотя бы по той простой причине, что в Англии правит отнюдь не английская, а немецкая королевская династия[4]. Автору этих слов один информатор, живущий в Британии, но не являющийся подданным британской короны, рассказывал, уже в XXI веке, как его поправили, когда он назвал нынешнюю королеву англичанкой и услышал в ответ, что английская королева – отнюдь не англичанка, а немка.

           Словом, если Карл V, коли он действительно говорил то, что ему приписывается, отправил английский язык на конюшню, то Вудхаус отомстил испанцам тем, что отправил испанский язык, вместе с немецким (заодно, ну, чтобы два раза не ходить) – на скотный двор: на конюшню и в свинарник.

                Кстати, мне вспомнилось, что в одном итальянском романе, посвящённом событиям Второй мировой войны, описывалось, как немецкие оккупанты в Италии с помощью немецких же овчарок искали партизан, и один из них, итальянец, спасаясь от погони, никак не мог отличить доносившийся издали и всё приближающийся собачий лай от немецкой речи преследовавших его солдат.

           Перечень языков и особенности их употребления, как видим, разные, да и трактовки в объяснении причин, послуживших такому делению языков, тоже могут быть разными. Но вот источники происхождения цитаты (цитат)? Где они?

           Даже в библиотеке, если не знать, по какому принципу книги расположены в хранилищах и искать их без специального знания, можно не найти то, что нужно, даже точно представляя, что ищешь. Что уж говорить про интернет. Найдя миллионы (точнее – сотни миллионов) ответов на мой запрос об источнике цитаты (цитат) Карла V, интернет мало что нашёл. Как быть?

           Оставалось сделать последнее – то есть то, с чего и нужно было начать, – обратиться к трудам самого Михайлы Васильевича, а, следовательно, к комментариям, сопровождающим его сочинения, прежде всего к комментариям к его “Российской грамматике”[5], где в Примечаниях к тексту и можно найти ответ[6]. Он там, естественно, нашёлся.

           Оказывается, для М. В. Ломоносова источником использованного им афоризма Карла V является, скорее всего, “фраза из весьма популярной в XVIII в. книги французского писателя XVII в. Доминика Бугура (Bouhours) Les entretiens d’Ariste et d’Eug;ne [Разговоры Ариста и Ежена], вышедшей в свет анонимно в 1671 г. и не раз переиздававшейся: «Si Charles-Quint revenoit au monde, il ne trouveroit pas bon que vous missiez le fran;ois au dessus du castillan, lui qui disoit, que s’il vouloit parler aux dames, il parleroit italien; que s’il vouloit parler aux hommes, il parleroit fran;ois; que s’il vouloit parler ; son cheval, il parleroit allemand; mais que s’il vouloit parler ; Dieu, il parleroit espagnol»”[7].

           Фраза эта в переводе звучит так: “Если бы Карл V восстал из мертвых, он не одобрил бы, что вы ставите французский язык выше кастильского, – он, говоривший, что если бы ему захотелось побеседовать с дамами, то он повел бы речь по-итальянски; если бы захотелось побеседовать с мужчинами, то повел бы речь по-французски; если бы захотелось побеседовать со своей лошадью, то повел бы речь по-немецки; но если бы захотелось побеседовать с богом, то повел бы речь по-испански”[8].

           Нетрудно заметить, что в этой версии фигурируют те же языки, что и в приведённой М. В. Ломоносовым, но немецкий – не для общения с врагами, а с лошадьми. Есть здесь и нечто удивляющее: французский язык оказывается пригодным для разговора с мужчинами. Мда, мужественность и французский язык? Как-то не связываются вместе два эти понятия. Следовательно, нужно понимать, что под “мужчинами” здесь понимаются именно “друзья-приятели” – без упора на их мужественность. Всё-таки, когда говорят, что хотят поговорить по-мужски, то имеют ввиду отнюдь не пустопорожнюю болтовню: лёгкую, шаловливую, ни к чему не обязывающую…

            Однако, там же отмечается, что текст Доминика Бугура “цитируемый по парижскому изданию 1737 года (стр. 95), Ломоносов мог прочитать также (в не совсем точной передаче) в Историческом и критическом словаре Пьера Беля (Dictionnaire historique et critique par M. Pierre Bayle. Amsterdam, 1734, T. II, стр. 408)”[9]. “Не совсем точная передача” текста Доминика Бугура Пьером Белем и могла стать причиной разночтений между цитатой Карла V по Бугуру и цитатой Карла V по Ломоносову.

           Кроме того, стоит обратить внимание на следующий факт: Карл V умер 21 сентября 1558 года, а публикация Доминика Бугура относится к 1671 г., то есть последовала через 113 (сто тринадцать лет после смерти монарха). Следовательно, аутентичным свидетельство Бугура считаться не может.

           Здесь интересно сопоставить вот что. Стоит вам заявить, что русский князь Александр Невский сказал: “Но если кто с мечом к нам войдёт, от меча и погибнет! На том стоит и стоять будет Русская Земля”, – так сразу найдутся умники, которые вас поправят и авторитетно станут утверждать, что свидетельств того, что Александр Невский говорил именно “таковы слова”, нет, а говорил эти слова актёр Николай Черкасов в фильме Сергея Эйзенштейна “Александр Невский”.

           А между тем, образованные люди знают, что в Евангелии от Матфея сказано: “И вот, один из бывших с Иисусом, простерши руку, извлек меч свой и, ударив раба первосвященникова, отсек ему ухо. Тогда говорит ему Иисус: возврати меч твой в его место; ибо все, взявшие меч, мечем погибнут”[10]. И Иоанн Богослов писал: “Кто ведет в плен, тот сам пойдет в плен; кто мечом убивает, тому самому надлежит быть убиту мечом. Здесь терпение и вера святых”[11]. А ещё известна латинское “крылатое” выражение: “Qui gladio ferit, gladio perit”. То есть: “Кто воюет мечом, от меча и погибает”. Точнее: “Кто мечом ударяет, мечом пропадает”.

           Есть и ещё одно латинское выражение о мече и гибели от него: “Qui pugnat cum gladio, moritur in gladio”. По-русски: “Кто сражается мечом, [тот] умирает мечом”.

           Никто не усомнился, что Карл V, от которого не осталось прямого (документального) свидетельства о его сопоставлении достоинств и возможностей разных языков, мог сказать что-то подобное тому, что привёл Бугур и так блистательно обыграл Ломоносов, а вот тому, что христианский князь Александр Невский мог сказать что-нибудь, восходящее к Евангелию, или к римской древности (или не древности), этому веры нет. Получается, что одному монарху можно больше, чем другому. Двойная бухгалтерия какая-то получается, политика двойных стандартов.

           Но здесь нам важно не то, говорил или нет Александр Невский то, что мы знаем из фильма, а то, откуда его цитата произрастает. И мы видим, что в основе его высказывания (или – не его, а киноперсонажа) – латинские так называемые крылатые слова и выражения и евангельские слова и выражения.

           И точно таким же образом мы можем предположить, что и у цитаты Карла V есть, или мог быть, источник. И, оказывается, такой источник (или – источники) есть, и я могу назвать один из них – Иерусалимский Талмуд. Именно там мы можем найти возможный первоисточник крылатой фразы о пригодности разных языков для употребления в разных сферах человеческой деятельности. Талмуд Ерушалми утверждает: “Четыре языка хороши, чтобы использовать их: греческий для песни, латинский для битвы, сирийский для плача и еврейский для разговора”[12].

           Список языков по талмудической цитате наводит на размышления: или мы имеем разные языки под названием “латинский” и “греческий” (и дело не только в том, что со временем языки меняются и настолько сильно, что становятся разными языками под одним и тем же именем, разговор не об этом), или слушатели имели разный слух, или дело в чём-то ещё. Действительно, русский учёный М. В. Ломоносов отмечает “богатство и сильную в изображениях краткость греческого и латинского языка”, а автору Талмуда греческий кажется тем же, чем итальянский для Карла V – если судить не по цитате Бугура и Ломоносова, а по цитате с “italiano con los m;sicos”, то есть греческий пригоден для музыкальной сферы, как и итальянский язык. Зато латынь выступает не средством общения с Богом (“Hablo lat;n con Dios”) в той же цитате, не языком, в котором можно встретить “богатство и сильную в изображениях краткость”, а средством общения на войне…

           Стоп! Из Талмуда Ерушалми вовсе не следует, что латынь – это крепкий, но простой, как сибирский парень из хорошо всем известного анекдота про “челночную” дипломатию, (и даже – грубый!) язык. Просто во времена создания Иерусалимского Талмуда (Талмуда Ерушалми) Средиземноморье было объединено под властью Римской империи, государственным языком которой и был латинский, применявшийся, как нетрудно догадаться, во всех сферах официальной жизни, в том числе – и в армии. Очевидно, что автор данного пассажа Талмуда Ерушалми отмечает именно это – факт использования латыни в римской армии. Латинский язык в Римской армии – это констатация факта использования именно этого языка в армии: в мирное время и на войне, – а вовсе не оценка его ограниченности, пригодности лишь на войне, каковой вывод мог бы сделать недобросовестный комментатор этого пассажа из Талмуда Ерушалми.

           Стоит пояснить и про сирийский язык, пригодный, по Иерусалимскому Талмуду, для плача. В Иерусалимском Талмуде сирийский язык – это не сирийский диалект сирийского арабского языка (арабский язык принадлежит к аравийской группе, сирийский диалект относится к сиро-месопотамскому арабскому языку или диалекту), а язык (;;;; ;;;;;; le;;;n; Sury;y;, в российском языкознании для него применяется специальный научный термин – сирский язык), принадлежащий к группе арамейских языков (арамеи – группа западносемитских племён, кочевавших в древности на территории нынешней Сирии); эти языки родственны и близки другим западносемитским языкам – ханаанейским (на которых говорили евреи, финикийцы, амореи, моавитяне, карфагеняне [то есть жители города-государства Карфагена, фин. Qart Hadasht, в пунической, то есть финикийской записи без огласовки – Qrthdst, или Qart-;ada;t и Qrt;d;t соответственно, то есть «Новый город», «Новгород», лат. Carthago, др.-греч. ;;;;;;;;, ;;;;;;;;;, основанного финикийцами из города Тира – от финикийского Сор, то есть «Скалистый остров»], эдумейцы).

           Несмотря на близость иврита (языка современных евреев Израиля) и древнееврейского языка (библейского иврита), из которого он развился, к арамейскому, всё же иврит и сирийский (арамейский, сирский) – разные языки. При этом нужно отметить, что в Палестине времён Иисуса Христа разговорным языком был не древнееврейский, а именно арамейский (в терминах Талмуда Ерушалми – сирийский, в научных терминах – сирский) язык. Но сирийский язык автор цитированного пассажа считает пригодным не для разговоров (разговорный язык Палестины – не для разговоров?), а для плача. Что это? Намёк на то, что язык первохристиан был, в основном, арамейский (сирийский), на котором они оплакивали Христа? Сирийский (арамейский) – это язык первохристиан?

                Кстати сказать, именно к такому выводу приходят исследователи языка и стиля христианских текстов, написанных на греческом языке: писания христиан, известные нам как написанные по-гречески, были написаны первоначально, если и не на семитском языке и только потом переведены на греческий, то, во-первых, людьми, не просто знавшими арамейский язык, но для которых он родной; во-вторых, при написании текстов по-гречески, имевшими в виду арамейские устоявшиеся речевые формулы[13]. Можно, в этой связи припомнить, что два тысячелетия спустя великий русский писатель Л. Н. Толстой, писавший роман “Война и мир” по-русски, в некоторых местах строил фразу так, как если бы она сочинялась по-французски.

                Отмечается, что так как родным языком Иисуса, как и всех первохристиан, был арамейский, то есть ранняя форма того языка, который позже назовут сирийским [не путать с сирийским арабским языком], то и притчи, афоризмы и речения, бытовавшие в Палестине на арамейском (сирийском, сирском) языке были включены в Евангелия в переводе на греческий[14], а из всего этого языкового богатства “кое-что лучше угадывается в сирийских версиях Евангелий, в целом вторичных по отношению к грекоязычному канону, но очень ранних (с I – II вв.) и, по-видимому, сохранивших какие-то фрагменты первоначального изустного арамейского предания. Скажем, присказка из Матф. 11, 17: «Мы играли вам на свирели, и вы не плясали; мы пели вам печальные песни, и вы не играли», по-гречески удержавшая так же мало, как и по-русски, от специфической «складности» настоящей присказки, звучит в обоих наиболее древних сирийских переводах поистине великолепно:

                zemarn lekhon wela raqqedhton
                we’lajn lekhon wela ’arqedhton.

                Здесь сирийский текст явно «первозданнее» греческого текста, переводом которого он представляется”[15].

                Дальше – больше. Афоризм из Евангелия от Иоанна, звучащий как “Всякий, делающий грех, есть раб греха”[16] в арамейской версии “даёт двустишие:

                kul de ’abed het‘ ah
                ’abhda hu dehet‘a”[17].

                Очевидно, что в арамейской версии “в основе лежит игра слов: «делать» – ’abed, «раб» –’abd”[18].

                Очевидно и другое: вряд ли мы ошибёмся, если предположим, что этот, как и другие примеры евангельских афоризмов, притч и речений на арамейском и греческом, взяты С. С. Аверинцевым из работы М. Блэка, ссылка на которую[19] в статье Аверинцева имеется[20]. Именно этим – англоязычием автора (М. Блэка) и незнание им русского языка – и можно объяснить восторг по поводу игры слов в арамейском языке: «делать» – ’abed, «раб» –’abd, – и игнорирование (вернее – незнание) аналогичной игры слов в русском языке: «работать» и «раб». Но в русском есть ещё и слово «работник». Не говоря уже про – «работяга».

                Впрочем, фраза с оборотом «делающий грех» вместо просто «грешащий»– это не вполне по-русски сказано.

           Но вернемся к цитате из Иерусалимского Талмуда и спросим: а почему автор Талмуда Ерушалми не считает еврейский язык пригодным для беседы с Богом, или, во всяком случае, умалчивает об этом? Намёк на то, что Бог внемлет всем языкам? Что важен не язык молитвы к Богу, а сама молитва? Предположения можно долго строить. Остаётся только признать, что Иерусалимский Талмуд (в части, процитированной выше), или традиция, к которой он принадлежит, может лежать в основе цитаты Карла V, независимо от того, говорил ли он её в действительности (и если говорил, то в какой именно редакции), или нет.

          Из приведённого примера мы видим, что языковая ситуация была очень сложной и интересной в разных регионах тогдашнего цивилизованного мира, когда в Палестине, например, арамейский язык вытеснил древнееврейский и успешно конкурировал с греческим, а в Персидской монархии и вовсе был государственным, наряду с древнеперсидским, эламским и аккадским, который в своё время вытеснил в Месопотамии шумерский, который долгое время был обязателен при обучении письму на аккадском же языке; когда вольноотпущенник Флавиев – еврей по имени Иосиф (с псевдонимом, производным от римского имени Флавий), дабы поведать римским гражданам о древностях своего народа, написал два сочинения: “Иудейские древности” и “Иудейскую войну (Историю иудейской войны)” – оба на греч. языке ([;;;;;;; ;;;;;;;] ;;;;;;;;;;;;;;;;;;; и ;;;;;;; ;;;;;;; ;;;;;;; ;;;;;;;;; ;;;;;;; ;;;; ;;;;;;;; ;;;;;;); когда в эллинистическом Египте для населения указы царской власти публиковались на египетском и греческом языке (и спасибо большое им за это, а иначе и не было бы Розеттского камня); когда в произведениях на санскритском языке простолюдины говорят на пракритах – как бы в сравнение с богами и героями; когда… Словом, ситуация, когда в одном и том же регионе одни и те же люди разные сферы человеческой деятельности опосредовали разными языками, с неизбежностью привела к появлению сентенций о пригодности того или иного языка для какой-нибудь специфической сферы деятельности: для каждой деятельности – “своего” языка. Причём условия для такого разделения иногда носили случайный характер – в большей или меньшей степени.

           И после талмудистов о языках, хороших и разных, рассуждали великие умы. Чего только стоит Данте Алигьери с его сочинением “О народном красноречии” (De vulgari Eloquentia)[21], в котором он сравнивает диалекты складывающегося итальянского языка. Он утверждает, что “речь римлян [не древних римлян, а современных Данте, говорящих не на латинском языке, а на народном. – В. К.] – не народная, а, скорее, убогая – безобразнее всякой другой итальянской народной речи; да это и неудивительно, потому что и уродством своих обычаев и одежды они явно отвратительнее всех остальных”[22].

           Данте сообщает нам, что в Романье [не путать с Румынией. – В. К.] он нашёл “два наречия, отъединенных одно от другого соответствующими противоположностями. Одно из них звучит настолько женственно из-за мягкости выговора, что, даже если говорит мужским голосом мужчина, кажется все-таки, что говорит женщина. Оно присуще всем романьольцам, и в особенности форлийцам <…>. Имеется, как сказано, и другое наречие, настолько по словам и ударениям лохматое и косматое, что из-за своей грубой резкости не отличает говорящую на нем женщину, но ты заподозришь, читатель, что это говорит мужчина”[23].

           Нетрудно заметить, что Данте находит в итальянских диалектах и нежный вариант (аналог итальянского языка, пригодного для разговора с женщинами по причине природной нежности в цитате Карла V в изложении Ломоносова), и грубый, крепкий (аналог немецкого языка по причине своей крепости пригодного для общения с врагами). И это ещё не всё, что нашёл Данте в Италии с её многочисленными диалектами[24].

           Нужно признать, что даже если Карл V (или – любой другой монарх на его месте) и не говорил ничего из того о языках, что мы знаем из его цитаты в изложении Д. Бугура, М. В. Ломоносова или П. Беля, то он (или кто-то ещё) должен был это сказать. Ибо se non ; vero ; ben trovato[25].

           Se non ; vero, ; molto ben trovato.

_______________________
[1] Аксиома – от др.-греч. ;;;;;; «утверждение, положение», она же – постулат, то есть исходное положение какой-либо теории, принимаемое в рамках данной теории истинным без требования доказательства и используемое при доказательстве других её положений, которые, в свою очередь, называются теоремами: “Аксиомой называется в узком и научном смысле общее предложение, истинность которого представляется очевидной нашему уму по самому смыслу и значению слов, его составляющих, очевидным непосредственно, без всякого вывода его из какого-либо другого. На такого рода общих положениях строятся все дальнейшие выводы и заключения науки, и обойтись без них не может ни одна умозрительная наука”. – Аксиома // Энциклопедический словарь Брокгауза и Эфрона: в 86 т. (82 т. и 4 доп.). СПб., 1890 – 1907. Т. 1: А – Алтай. 1890. С. 307. [2] О «боге» и о «Боге»: существует обывательское мнение, которое в последние годы существования СССР постоянно муссировалось в средствах массовой информации, что слово «бог», вместо «Богъ» (не только без твёрдого знака, но, главное, не с заглавной, а строчной буквы «б»), стали писать в нашей стране в советское время и исключительно по распоряжению «коммунистов». Однако, если мы заглянем в издание “Российской грамматики” М. В. Ломоносова, то сможем убедиться, что ещё в 1755 г. слово «богъ» писалось со строчной буквы. Вывод: или в 1775 г. существовал СССР и ВКП(б) (ну, КПСС – в крайнем случае), а М. В. Ломоносов или был коммунистом, или прислушивался к соответствующим директивам ЦК, или мнение лиц, приписавших умаление «Бога» в СССР, является не соответствующим действительности. [3] Ломоносов М. В. Российская грамматика. СПб., 1755. С. 6 – 7. [4] 17 июля 1917 г., во время Первой мировой войны король Англии Георг V, чтобы избавить правящую династию от прежнего немецкого названия Саксен-Кобург-Готская, избрал английский псевдоним – House of Windsor (Дом Виндзоров, или Уиндзоров), даже несмотря на то, что у Вудхауса уже был сатирический персонаж с такой фамилией. Нужно отметить, что династия Саксен-Кобург-Готская царила в Англии с 1901 года по 1917-ый год, а до этого, с 1714 года, в Англии правила династия Ганноверская (англ. House of Hanover), первый король которой – немецкоговорящий Георг Iне считал нужным выучиться говорить по-английски. [5] См.: Ломоносов М. В. Полное собрание сочинений. Т. 7. Труды по филологии (1739 – 1758 гг.). [6] Там же. Пр. 1 к с. 391. [7] Там же. [8] Там же. [9] Там же. [10] Мф. 26:52. [11] 13:10. [12] Иерусалимский Талмуд. Трактат Сота. С. 30а (;; ;;;;; .;;;;; ;;; ;;;;;; ;;;;; ;;;;;; ;;;;; .;;;;;; ;;;; ;;;;; ;;;;; ;;;; ;;;; ;;;; ;;;). – Цит. по: Гай Дойчер. Сквозь зеркало языка. Почему на других языках мир выглядит иначе. М., 2016. С. 6. [13]См.: Black M. An Aramaic approach to the Gospels and Acts. 3rd ex. Oxf., 1969; см. также: Аверинцев С. С. От берегов Босфора до берегов Евфрата: литературное творчество сирийце, коптов и ромеев в I тысячелетии н. э. // От берегов Босфора до берегов Евфрата / Антология ближневосточной литературы I тысячелетии н. э. М., 1994. С. 17. [14] См.: Аверинцев С. С. От берегов Босфора до берегов Евфрата… С. 17. [15] Там же. [16] Ио. 8: 34. [17] Аверинцев С. С. От берегов Босфора до берегов Евфрата… С. 17. [18] Там же. [19] См. прим. № 12 данной работы. [20] См.: Там же. [21] См.: Данте Алигьери. Малые произведения. М., 1968. [22] Там же. [23] Там же. [24] См.: Там же. [25] Если это и неправда, то хорошо придумано (ит.). Данная поговорка является цитатой из сочинения Джордано Бруно “О героическом энтузиазме” (De gli eroici furori, 1585). – См.: Giordano Bruno Nolano. De gli eroici furori. Parigi, 1585; на русском языке: Бруно Дж. О героическом энтузиазме. М., 1953; см. также: Гусейнов А. А. История этических учений. М., 2003; полностью цитата выглядит так: “LAODONIO Se non ; vero, ; molto ben trovato: se non ; coss;, ; molto bene iscusato l’uno per l’atro, se stante che dove son due forze de quail l’una non ; maggior de l’atra, bisogna che cesse l’operazion di questa e quella: essendo che tanto questa pu; resistere quanto quella insistere; non meno quella ripugna, che possa oppugnar questa”.

© 05.08.2018 Владислав Кондратьев
Свидетельство о публикации: izba-2018-2332384
© Copyright: Владислав Олегович Кондратьев, 2018
Свидетельство о публикации №218080501143