посмертно

Не хочу, чтобы лет через двадцать мой сын,
Или дочь, или дети, ну кто его знает, короче,
Подошёл бы ко мне и по-честному бы спросил,
Что ты, мама, сечёшь, во всём искреннем и непорочном?

Душу Дьяволу можешь продать за талант, а усердие
Сунуть подальше, семью запечатать печатями,
Чтобы не вспоминать, что такое – к себе милосердие,
Чтобы кровью писать, если кончится ручек пачка,

Чтобы собственной кровью, своей, вот из этой вот вены,
Чтобы ей да в бумагу втереть бы свой твёрдый слог?
Я отвечу: не знаю, малыш, ведь уже много лет гангрена
Пожирает всю душу, за клоком срывая клок

С неё чистого творчества, не давая ни дня покоя,
Я живу как в тумане, я сплю, но пока я жива,
Не смогу допустить, чтоб хоть чуточку что-то такое
Зацепило тебя и сгноило, сожгло бы дотла.

И тогда он посмотрит мне - честно - в глаза, и увижу,
Что уж поздно метаться, что дни уже сочтены:
Эта чёрная, чёрная мерзость, она уже выжгла
И тебя, и меня, и сгноила. От этой войны

Не сбежать никому, это внутреннее отражение
Всех конфликтов создателей, всех неживых творцов.
Остаётся надеяться, что хоть раз избежать поражения
Сможет чистый свидетель конца,
или - всех концов.