Би-жутерия свободы 205

      
  Нью-Йорк сентябрь 2006 – апрель 2014
  (Марко-бесие плутовского абсурда 1900 стр.)

 Часть 205
 
Её отлаженное выступление лилось проливным дождём за венецианским окном. Оно не встречало на своём пути порогов. «Одна берёт обаянием, другая измором», скажут Неискушённые, подверженные её лингвистическим изыскам. Скажут и добавят, что всё это свойства разлагающей призмы, где результат – радуга – подкова из фломастеров. Откашлявшись, Пелагея Стульчак, не без основания гордясь своим административным корпусом, толкнула ядро речуги перед жрицами любви на 18 метров 25 сантиметров, не дотянув до мирового рекорда каких-то 3 часа 8 минут:
– Милые девочки, в период Великого Полового Воздержания, не сказать обледенения, я училась всему, чего нельзя, в наглухо закрытом заведении, где имелось всё от «Апельсинов из Марокко» до унитазов из фаянса, и где доминировал принцип свободного падения морали. Там меня охватило чувство брезгливости. Пришлось отстегнуть прошлое, отогнуть настоящее и подшить будущее,  прежде чем открыть в себе редкое дарование куртизанки вывернутой наизнанку. Я встала на каторжную стезю гетеры, получив возможность продаться как гейша по выгодному тарифу достойным клиентам. Не скажу, что в этом повинна потаскушка-жизнь, поэтому, опираясь на не дюжий личный опыт и приобретённые нелёгким половым трудом знания, в преддверии квартального отчётного собрания нашего краснознамённого клубничного дома «Двери кормушки распахнуты настежь» я, его хозяйка Пелагея Стульчак, позволю себе попозже огласить вам, поставленным на службу любви по зову... и сердца, список присутствующих в зале. А так как из породы  жеребцов у нас в наличии всего один такой бесценный (он у нас визитная карточка идальго и индульгенция одновременно), то ему и предоставляется почётное право открыть заседание. Кстати, он сметливый предложил не ограничивать высокий секс примитивной вульваризацией привычного человечеству процесса.
Неожиданно на антресоли книжной полки, где уютно примостился «Кошкин том», бесшумно распахнулись дверцы и показалась царственная пума Елизавета III.
Она грациозно потянулась, спрыгнула на пол и размеренной поступью направилась к раздолбайке Пелагее,  с надменным видом толкавшую речь и не замечавшую контактную Лизу, получившую этот эпитет за способность улавливать ложь как дарственное отклонение от недозиметрированной  правды:
– Ещё на родине Климу принадлежала идея подхода из кустов к сексу не как к набившей оскомину  детородной игре двух полов, а как к единственному способу пост перестроечного выживания соседей из коммунальных квартир в пределах Садового Кольца. К счастью Клим пережил тот тяжёлый период, когда к  проходам любви (не боюсь этого словосочетания) у него проявились: неукоснительно завышенная планка требований и осиная талия. Последнюю он вскоре понизил, из-за феласио, чтобы подельницы не спорили и не осаждали его пустыми вопросами в процессе чтения сметанизированной лекции: «Наоладили целую стопку к завтраку и... ».
Елизавета зигзагообразно изогнула спину и зевнула.
– Прошу любить и жаловать всеми нами горячо уважаемого бартендера, вышибалу, неувядаемого сутенёра, и моего проверенного друга Клима Годзилу-Станового по кличке «Девичья автопокрышка», – разогналась хозяйка, – который, как правильно шепчутся здесь некоторые за моей спиной, достиг апогея в Пелагее. И заметьте себе, что это произошло не где-то в Гринвидж Виллидже в Конфеттэне в зоне кафе геев «Малчик з палчик», а на Пони-Айленд авеню в хорошо проветренном Брюквине.
Зрачки Елизаветы из жёлтых превратились в томно-зелёные и сузились от возмущения.
– Мало кто знает и помнит, – не смутилась Пелла, – что Станового за большие деньги по блату устроили в наш клубничный дом подмывальщиком вазонов и приёмщиком тары для клиентов на минимальную зарплату, и что Клим замечателен, отнюдь, не тем, что первым в мире перевёл часы на английский в доме религиозной терпимости. Защищая наши интересы, он опроверг теорию легетативности незаконных браков в пользу никем не узаконенных.
Елизавета потёрлась боком об эбонитовую ножку стула и шерсть непроизвольно встала дыбом.
– Ещё юным мичуринцем Клим познал, что скрещенные ноги не производят потомства, – заливалась соловьём мадам Стульчак, –  на протяжении всего времени от отсидки до отсидки, от школьного звонка до трезвона «Терема-тюремка» оклемался он и сейчас находится в полном здравии. Впоследствии (по подсказке одного из сокамерников). Теперь он серьёзно занялся изменением пола у деревьев, в нашей добропорядочной компании, пытаясь превратить дуб стоеросовый в обломанную берёзку с платиновыми серёжками в ушах и каникулами на носу, и это притом, что Клим обладает высокой технологикой 187 см. в холке.
От этих слов лакмусовая Елизавета хамелеонно поменялась в цвете и из полосатой превратилась в однотонную.
– Надеюсь, что его начинание закончится успешно, хотя есть примета, что хорошее начинание вовсе не начинается. А пока пожелаем ему удачи, не прощаясь, ведь Годзила подумывал о смене своей киношной фамилии на удобоваримую Мичупищу, но был остановлен печальным событием, о котором я подробно расскажу потом. Кстати, Клим никогда не был бы принят к нам на работу, если бы на мой вопрос: «Как вы, взбираясь по стремянке молодости относились к шалавам, отстреливавшим взглядом потенциальных жертв?» он не ответил бы чистосердечно, что подрабатывал в заведении для разбитных колобков: «Докатились!»
Елизавета свернулась ёжиком, прокатилась от ножки стула  мадам Пелагеи Стульчак к ногам Клима Станового и зашипела каплей на раскалённом утюге предвкушаемой ею  лжи.
– Его журналистскому перу, выступающему в легковесной категории «Пушинка на плече», – пояснила Стульчак, – принадлежат следующие фундаментальные труды, не нашедшие достойного отклика в конкурирующей с писателями-призраками прессе:
1. «Вседозволенный секс с применением полюбившихся народу лубрикантов, для заполнения пустот вне зависимости от их расположения». Этот заслуживающий внимания и всестороннего разбирательства «Сизифов труд», часть несведущих учёных приняла в штыки, считая выдающуюся работу Годзилы псевдонаучным трактатом. Мы с ним в частном порядке осудили вопиющий завистнический выпад щелкопёров, отвергли чудовищный поклёп на него, и на прошлом собрании единодушно решили лишить жалких критиканов скидки на вход в наше заведение. Как вы знаете, выдержки и вырезки из Клима Станового удостоились публикации в нашей стенной газете «Все на борьбу с фригидностью!» Позволю себе заметить, трактат верзилы-Годзилы не только подверг испытанию порочности на прочность, но и явился ключом к доказательству живучести порнографического мышления в современном обществе, представленном довольно разношёрстной публикой, состоящей из посетителей. Ни кто иной, как Клим поделился со мной гениальной задумкой о создании оборотной стороны педали «За трещину», нерукоприкладного характера, только после награждения которой любая из вас может подать заявление об уходе... за клиентом. Благодаря находчивому Годзиле, у нас нет прожиточного минимума для клиентов типа «Кончил – уходи» и процветает таиландский массаж, возведённый в ранг эротического искусства.
2. Советую уделить большее внимание Героинческой поэме «О падшем яблоке», предвосхитившей эмансипацию человека расстрелом. В ней Клим превзошёл именитого писателя Пантелеймона Вальдшнепова, перепутавшего в Белой горячке кто предатель, а кто истинный друг, что вынудило его заново переписать «Белладонскую гвардию». В отличие от поклонника спиртного литературного знаменосца официальных парадов периода мракобесия Фартеева, у бывшего участника Второй Мировой куртизана Годзилы в мельчайших деталях разобраны (между желающими) матёрые наклонности, по которым неизвестно до чего можно докатиться. Именно поэтому его голову не озаряла деловая мысль – застрелиться, как это сделал его предшественник. В результате одной вызывающей восхищение афёры появилась на свет брошюрка: «Пять минут в колен-дарные дни любви в исходной позиции». Не удивительно, что для уважаемого прозаика натянутая кем-то со стороны улыбка безнравственной девчонки с чулочной фабрики ум бывает подстать её фигуре и смертоносному огню, вызванному прямиком на себя.
      3. Непоправим титанический труд, не удостоившийся должной суровой оценки школьников, съезжающих в актовый зал на перилах: «Избыточные желания и энергия объятий – издержк интимных отношений посаженных за парты». Попробую обратить ваше внимание в золото, где надежды, которыми питают юношей, переходят в иллюзии. На Годзилином, с позволения сказать, творчестве, свет клином, естественно, не сошёлся, и питаться с него он не мог, что и привело его прямиком-пряником в наш стан. Да и представьте себе, как это можно питаться чем Бог пошлёт человеку, который в Бога не верит? Вот мы и спасли ушлого Клима Станового,  падкого до всех, кто плохо лежит. Итак, сделаем для себя недалеко идущий вывод – лежать, девчата, надо хорошо! Собравшимся понятно, почему Климу Годзиле чужда игра в «Медвежьи уголки» с её медвежьей болезнью – он предпочитает секс в полный рост. Если срубленному дереву больно, Клим готов колоть дрова наркотиками.  Вы же – молодой кустарник, вот Климушка с транжиру и бесится. Ему ничего не стоит сорваться со скалы долготерпения и дать непослушнице ботинком под зад в случае появления в наших стенах кушеткиных детей – глядишь, и чистить не придётся. Пусть каждая из вас найдёт в себе монументальные силы признаться, что она незапланированно беременна!
– Честь ему за это и халва! – исступленно крикнула заводила (за угол) Тара Нишгит, – неутомимая затейница в области гениталий, отсидевшая три года на индивидуальном очке на родине за то, что в Первом Мясном Отделе попросила у парторга коктейль Молотова вместо кофе молотого. Тара, с изящными часиками золотым крабом охватывавшими узкое запястье, считалась одарённой – мужики притаскивали к ней заботы  вместе с «подарками» и ничего не значащими комплиментами.
– Знайте, девочки, я этого не потерплю в стенах нашего праведного заведения! Подозреваю, что половина гетер – язычницы по призванию! Когда я наблюдаю за их филигранной работой, у меня создаётся впечатление, что приведены в действие роторные станки, а это провокационные переработки. Не сомневайся, детка, я этого так не оставлю! – замахнулся, было, Годзила на Тару и угрожающе сверкнул надраенными до блеска голенищами сапог сталинской эпохи, ярко отразившейся в налитых кровью запавших глазах их носителя. Его квадратный подбородок упирался в мощную грудную клетку и, казалось, прогибал её в разгар дискуссии. Дальнейшая реакция Годзилы была совершенно неадекватная, он напомнил Таре, как она садилась и линяла в прачечной вместо того, чтобы стирать. Клим сорвал со стены гитару и в наказание девушкам заунывно завыл подфранцуженный вальс «Прелые листья».

В первом ряду павианы сидят,
организованно тупо глядят,
хлопают, сами не зная зачем,
преданно помня кто в партии член.

Каждый из них представитель властей
Предпочитал бы, нажравшись в стель...
В кожаном кресле полуразвалясь
Водевиль с секретаршей обсасывать всласть.

Властью издержки навязаны – впредь
их двойники буффонады смотреть
будут. Начальство займётся минетом
не по кабиночкам – по кабинетам.

Девушки притихли, ища глазами того, кто повесил молчание. Хозяйка зааплодировала доморощенному таланту Клима Годзилы, КПД которого поначалу было высоким, как у паровоза на первых парах. Это ли не высочайшее искусство, подумала она, прежде чем уступить пальму первенства, безболезненно, слезая с кактуса?
– Клим, яхонтовый мой Конёк-Горбунок, обещайте не быть местечковым скрипачом на крыше и утихомириться, хотя бы ради наших с вами сплюнутых детей! И помните, что японцы самая передовая нация в мире. Взглянув им в глаза можно убедиться, что они сужают свои потребности до минимума, щёлочно воспринимая окружающее. Правда, некоторые идут на операцию по улучшению периферийного зрения. Но после нескольких лет, проведённых с широко открытыми глазами, возвращаются к исходному обзору.
Наступали моменты, когда нервы мадам Пелагеи Стульчак сдавали..., как пустотелые бутылки. Тогда её прикладная грудь протяжно вздымалась в полном объёме, скрывая порочные недостатки и недочёты воспитания, а также жмущие бретельки лифчиков. Но сейчас она  нашла в себе подходящую тару и силы сдержаться, не опускаясь до неподобающих сравнений и эпитетов, не взирая на то, что на её наштукатуренном лице появились глубокие трещины.
– А может быть он к тому же и режиссёр, через кровать которого не переступают, а проходят? – язвительно добавила брусок масла в бордельный огонь Фенечка Тошняк – проктологическая мечта морозоустойчивых предгорий Кавказа, выдвинувшая спальную теорию экономии времени в пространстве: «Зачем клиенту кровать, если он укладывается в две минуты?» и другую высокогорную теорию «Каким снегом вас к нам занесло?» Раз в неделю в Фениной проходной отмечалась слабость к военным в английской форме обращения. Кто-то просветил её, что 12 дюймов составляют  фут. С тех пор весь клубничный дом расшифровывал песенку-шараду, не сходящую с её потрескавшихся от работы губ:

Аты-баты, шли солдаты.
Футы-нуты атрибуты.
Сохнут руки от греха
в наше время? Три ха-ха!!!

К недовольству Годзилой в растёртом запахе хвои в размытых красках вечера к Фенечке Тошняк присоединилась Дора Перешейка-Серая – распространительница половых дознаний с годами не меняющимся высказыванием, – Я не сделка, меня-то Клим  не проведёт. Этого кореша я давно раскусила. Он никогда не остаётся в накладе, и баснословные барыши с нас барышень имеет. Для меня самые верные корешки – книжные, а Климовы «бестселлеры» по их геополитической сути половобезграмотные. С некоторого времени мне ничего из прелагаемого не страшно. У меня появилось хобби. После болевого характера упражнений на лимфодренажоре я занялась составлением своего гинекологического дерева! А что этому битюгу уготовано судьбой, так это он сам узнает.
 – Похоже, что я кому-то сейчас, пасть порву! Клубничный дом не богадельня! Зарубите себе на носу, что член не только принудительный разведорган, но и чувствительный манометр, обладающий завещательным голосом, – прибор для замеров давления окружающей его среды, мой, в частности, ещё и капитал. И я не намерен разбазаривать дорогие сердцу капиталовложения! – не выдержал Годзила и отвернулся к нарисованному на стене полотну три на четыре «Уборочный комбайн любви» из голубого цикла сутенёрского характера «Из-под палки!» Под ним на уровне подоконника висел назидательный плакат: «Если ты увидел свой профиль на монете, значит  ты выбился в люди».
Клим взглянул на плакат и вспомнил подходящий совет стюардессы, когда их заведение вылетало на подработку в тюрьму Гуано-Панама – награду за насилие: «Девушки, успокойтесь, пролетая над Бермудским треугольником? Массируйте свои...».
Елизавета в знак протеста вспрыгнула на подоконник и прилюдно облизала свои гениталии, как бы показывая, что ничего в этом противоестественного нет.
Не глядя на неё, где-то (он не мог точно определить где) Клим седьмым чувством осознавал, что коллективная безопасность оборачивается крепкой семьёй, когда её стараются обеспечить малодоступными средствами оповещения. В короткометражках незатейливых мыслей, мелькавших в мозгу, он мечтал о вагинизации мировой рыночной системы и термостатичной подруге, работающей в любых заданных им, Климом, климатических условиях и завидовал растительному образу жизни модных причёсок в склоках волос, пока они у него окончательно не выпали.
Видя, что её действия и последующие за ними стечения обстоятельств в устья событий, не вызывают реакции у окружающих, Елизавета III вскинула лапки к небу. Она вспомнила, что в среду  назначена к хирургу на удаление когтей и подумала, что в мире кошек не только мышь является козлом отпущения, а так же насекомые, которые ничего не имеют против аплодисментов, но их страшно пугают меткие хлопки.
Тем временем бывшая придорожно-лопуховая, а ныне полноценная патентованная проститутка, член сплочённого, но сдвинутого по фазе института девиц «Жрицы Любви» Бетси Забегаловка по кличке «Селёдка под шубой» по своему обыкновению благоразумно молчала. Она старательно ни во что не вмешивалась покрасневшими от непосильного труда изнеженными руками, ухоженная кожа которых лоснилась шкуркой редкого животного.
Бетси не раз теряла работу. Поэтому она в мельчайших бусинках подробностей намертво усвоила сфабрикованные знакомым портным, выкраивающим с нею каждую минутку затупившимися ножницами и бронзовое от загара в национальную полоску тело (ещё не остывшее как надо) правила: «Шишка на ровном месте геморроем не становится» и «Не высовывайся – не выпадешь».
Мадам Стульчак сникла и, бросив недоумённый взгляд на каждую в отдельности, предложила проголосовать за наценку на эксклюзивное право первого клиента – правило уже опробованное в конкурирующем публичном доме под лозунгом «В двустороннем движении не замечено сопутствующего успеха».
В книге жалоб и предложений «Дырки и придирки бурных романов», безмятежная хозяйка мнимых конкурентов была  убеждена, что если «состыковка» в ночных учениях представляет собой борьбу полов, то прелюдией к нему является отвлекающий фактор непредвиденных манёвров. Повод не ахти какой, но как прирождённый руководитель Стульчак, у которой по слухам эксудатчащих лёгких сердце прибарахлилось, верила в успех не за горами растревоженных девичьих курганов грудей. Поэтому Бетси, повторяла: «Колесо доверительных историй не повернуть вспять, если в него вовремя не сунуть спицу оно непременно обзаведётся нужными поклонниками-синоптиками, заводящимися с пол-оборотня, чтобы не отправляться в ближайший султанат, завизировать документы на продажу долготерпеливой родины или Вацлаву Родины».   
Не все девушки заведения догадывались, что хозяйка держала пушистую Елизавету в заведении не из милости,  а исключительно в психотерапевтических целях. Лакмусовая кошка, в жизни которой было много неотложных тел, снимала стресс у  девушек на перекличке, а когда нужно, помогала расстёгивать бюстгальтеры, хотя сама стеснительная Елизавета предпочитала выход в свет в полумраке непредвиденного задания.

(см. продолжение "Би-жутерия свободы" #206)