Восемнадцать плюс. Эпизод 39. Конец точно
Отступление от основной сюжетной линии. Не на долго. Две истории, каждая характеризующая своего героя.
Первая- как Сашка потерял конечность (записана со слов самого участника происшествия).
Закончив срочную службу в армии, устроился Александр на лето работать в родном Нижнесельском колхозе оператором трактора (то бишь, трактористом). Работа – не предел мечтаний, но на хлеб с маслом хватало. На выходные уезжал в Свердловск к молодой жене, а после уборки урожая, ближе к зиме, планировал перебраться в город насовсем.
Колхозные поля раскинулись в десятках километров (и на сотнях гектаров) вокруг села, и работать Саше (косить овёс, рожь, пшеницу и прочие культивируемые виды прицепной косилкой) приходилось в некотором удалении от цивилизации. В радиусе нескольких километров- ни души. Только раз в день визит бригадира. Проверит трезвый ли, по плану ли, объёмно ли – и снова один. Однако, в тот день бригадир приехал не только с проверкой, но и с магарычем:
- Слышь, Саня! Беспятов запил. Сменить тебя некому. А план сдавать надо. Графики опять же. Ещё одну смену… Прошу, как родного! – на планы и графики Саше было похуй, но бригадир потрясывал конвертом, в котором, надо полагать – не спасибо, а оплата сверхурочных. Учитывая, что зарплату задерживали – конверт мотивировал.
Ближе к ночи косилка встала. Со скрежетом и проклятиями. Даже у техники силы не беспредельные. Всё, наработался. Матерясь беззлобно, Саша выпрыгнул из кабины, что бы осмотреть неисправность, и по возможности косилку запустить снова.
- Ну и хули здесь происходит, хуле мы работать отказываемся? Так… Эта ***вина вроде в порядке, и эта в порядке тоже. А здесь стопарнуло … и нихуя не понятно. Ну давай, падла!
И словно в ответ, заклинивший мотор неожиданно заработал, Саша дёрнулся, отшатнулся – поздно! Приводная цепь зажевала манжет куртки, потащила под острые лезвия руку, разрубая кожу, мясо, кости и сухожилия, затягивая его в свою утробу всё глубже. Он заорал (сначала от неожиданности, потом и от боли) и только одна мысль пульсировала без остановки: «выключить, выключить, выключить»! Но рычажок «вкл/выкл» в кабине. Не досягаемый, замер в положении «вкл».
Когда рука ушла в косилку по локоть, сквозь кроваво-красные волны накатывающей боли, вспыхнуло мысль вторая: медлить нельзя! С головой затянет!
Свободной рукой он схватил себя за предплечье, откинулся, дёрнул, сильнее, ещё раз, ещё (на лбу и висках буграми вздулись вены). И последний – со всей дури… И вырвал руку (то, что от неё осталось) из пасти косилки.
Упал к колесу. Слёзы текли по щекам…
- Слёзы? Не смеши меня! Кровища фонтаном… Перемолотые кости и жилы – наружу. Слёзы, ****ь! Ты сейчас серьёзно, про слёзы?
И никто не придёт на помощь. Один. В чистом поле.
Время горевать о потерянной конечности ещё будет, но только в одном случае! Если Саша сейчас прекратит панику, возьмет себя в руки (ха-ха) и сам себе первую помощь окажет. Без промедления! Иначе – смерть. Если не от болевого шока, то от потери крови.
Что делать? Делать то что?
- Какие планы у вас на выходные?
- Ой, не смешите! Дожить бы!
Шанс выжить. Последовательность: туго перевязать кричащую болью руку, пережать кровоток. И… Что? Дальше, что?! Садится за руль. Ехать к ближайшей деревне. Ближайшая – Трёки. Скорее! Скорее!
Шатаясь на коленях, скинул куртку. Забыл, что надо действовать одной рукой – неуклюже дёрнул культею, кровью заливая лицо, одежду, землю.
- Не жалко… Я щедрый!
Один конец куртки в руку- другой – в зубы. В узел, и тянуть: туже, туже, ещё туже! Справился. Справился ли? Кровь не хлещет – сочится. Времени нет… Совершенно нет времени.
Теперь – в трактор. Хорошая новость – не заглушил мотор. Одной рукой точно бы не завёл. В кабину… Нет! Не уехать с косилкой. Косилку нужно отцепить. Выбить ногой шплинт, открыть фаркоп – хрен там! Заклинило.
- Советская техника!
Выпрямился, пнул заржавевший металл. Посыпалась ржавчина.
Сильно кружится голова. Во рту сухость и кровь. Где то была вода… Но сначала… Его обуяла ярость:
- Не сегодня! – ему казалось – кричит, а слышится- хриплый шёпот..
Последним рывком, срывая с пальцев ногти, он сумел таки открыть фаркоп.
- Не сегодня!
С первого раза в кабину запрыгнуть не удалось – Саша упал на спину. Не поднимется. Сил больше нет. Какое-то время задумчиво смотрел в серое небо:
- Быстро темнеет…
Как же кружится голова… Отдохнуть – чуть-чуть. И слипаются глаза, и мозг застилает сладкая дрёма. Здесь боли нет. Здесь так хорошо… Не встану. Не встану. Не…
Он перекатился на бок и боль вернулась в прежних пропорциях. Боль вернула сознание. Встал на колени, держась за колесо. Вверх, не спеша. Ползком. Кабина. Сиденье. Выпрямился за рулём.
- Пожалуйста, не заглохни! - педаль в пол, на первую непослушный рычаг коробки. Аккуратно, отпускает сцепление, газ…Газ! Поехал!
Трактор рывками побежал по полю, кренясь в стороны на кочках.
С каждым креном Саша боялся вывалиться из кабины (забыл закрыть дверь). Почему-то это здорово его рассмешило:
- Да как же так… Забыл дверь закрыть. Но… нет! Не сегодня!
Вцепился в руль уцелевшей рукой. Педаль в пол. Завывая на высоких оборотах, трактор выскочил на просёлочную дорогу. Теперь немного , немного, немного, немного… Пот заливает глаза- а не вытереть, не стряхнуть с лица… Вот и огни деревни, вот и первые дома…На въезде в село Саша потерял сознание.
Когда человек до конца борется с обстоятельствами, провидение обязательно придёт на помощь:
- встречная машина не проехала мимо;
- единственный телефон на почте- работал;
- фельдшер был трезв, не испугался крови, жгутами намертво затянув обрубок, помог продержаться до приезда скорой…
У Джека Лондона есть рассказ – «Воля к жизни». Не читали? Да как вам не стыдно! Сюжет в одном предложении: золотоискатель, истощённый физически, со сломанной ногой, на морально волевых - покоряет ледяную пустыню. По дороге загрыз волка. Выжил. Рассказ сочный, мощный. Но после того, что пережил не литературный герой, а знакомый (и даже родственник) – Александр Костюков, трудности первопроходимцев Севера - такой мизер. Перед глазами реальная «Воля к жизни». И миллион вопросов: как решился (сам себе) оторвать руку? Как он (сам себе) накладывал жгут? Как удерживал трактор по бездорожью (на ухабах) по прямой, управляя одной рукой? Как не сбился с дороги? Как вообще можно трезво мыслить внутри такой катастрофы?
Я не представляю.
Эти события произошли когда мне было десять, и возвели Александра в ранг супергероев. Стал он для меня круче Шварценеггера. То есть, имел безусловный авторитет.
И вот, звонит Саша и предлагает поехать на дачу. Пиво, шашлыки, баня.
- Откапываться дольше будем… - на зиму дом наглухо заколочен, и завален снегом по самую крышу. – Ты же знаешь.
- Не тупи. Я говорю про нашу, Костюковскую дачу! - у Сашки дом от нашего через забор, функционирует круглый год (в качестве обитателя постоянного – его мама, тётя Валя. На хрупких плечах одна держит хозяйство, включая крупногабаритную скотину: корову и быка).
- А тётя Валя не возражает?
- С ***ли? Только есть одна проблема – машина сломана. И тянется ремонт… тянется…Короче, без машины я!
- На электричке предлагаешь жопу морозить?
- Тоже не вариант…А Наташа нас не увезёт?
Нужен ты Наташе, как ****е вошь… Тот самый случай, когда простота хуже воровства. Мои дальние родственники Наташе- просто знакомые. Зачем девочке за свой счёт в удалённую местность везти бухать пацанов? Ответ я могу дать Наташу не спрашивая, но Сашка продолжал:
- Затусит в хорошей компании. Шашлычок, банька опять же…
- Я переговорю, конечно… Но ничего за неё не обещаю.
- Петьку из Первоуральска захватим! – кинул Саня последний довод. По Пете я соскучился – не виделись давным-давно. А когда-то были не разлей вода. Закадычные друзья.
История вторя – про Петра.
Первое лето на даче (купили дом в конце весны удачно). Мне - восемь лет. Я мудрый и ответственный человек. Позади первый класс школы, отчего ощущаю себя совершенно взрослым (а спустя тридцать лет получаю упрёки, что надо взрослеть.
- Какой же ты ещё ребёнок! – кому об этом знать, как не жене).
Знакомые - только ближайшие соседи. В соседках - Эльза. Хорошенькая татарочка – черноброва и в меру конопата. Объект воздыханий деревенских мальчишек от мала до велика. Эльза, не будь дура, деревенским пацанам предпочла меня – городского мажорика (аж из самого Свердловска). А то что на год младше… По росту не скажешь – крупный мальчик.
Много времени мы проводили с Эльзой вместе. Если не на речке, и не во дворе- то в садике на детской площадке (где веранда, песочница, травой заросшая, горки и домики). Никто нам играть не мешал - садик был закрыт навсегда. Невостребован - плодиться некому. Подрастающее поколение меняло на город деревню)… Когда есть домик, а в напарницах - девочка, через какое-то очень непродолжительное время предложат играть в семью. А младшие родственники – вместо кукол. Брат Эльзы – Равиль стал нашим ребёнком, а мы – его родителями: кормили песком, гудроном, травой и листьями. Укладывали спать, рассказывали «на ночь» сказки. Наказывали, когда капризничал.
В тот день злополучный игру нашу прервало появление четырёх ребят. Как оказалось позже- все меня старше (один аж почти в два раза). Подошли, ухмыляясь. С намереньями понятными. Мне бы, дураку, бежать, но я опасности не чувствовал (откуда? Со шпаной раньше не сталкивался).
- Чё надо? – в ответ меня пихнули. Я полетел вверх тормашками.
- А ну, подходи по одному, - встал в боксёрскую стойку.
–Я в школе ****ил десятиклассников, сейчас от вас мокрого места не останется, - преувеличение явное. У школьных конфликтов с уличными драками общего мало. То есть по настоящему, на кулачках, я до этого в жизни не дрался.
Эльза, прихватив брата, убежала. А я всё ещё не мог сообразить покинуть с поля боя, позорное бегство – ниже моего достоинства. Если суждено погибнуть– погибну. Кроме этого, я до конца не верил, что меня будут бить. Я же не сделал этим ребятам ничего плохого. Мы даже не знакомы!
Один из пацанов (естественно он был огромным), опустил кулак мне на голову (как больно!), я сразу же заревел в полный голос:
- Мама!!!
И мама не замедлила прийти на помощь. Эльза, моя маленькая спасительница, сообразив, что Артёмку будут бить (и возможно даже ногами), что есть духу рванула к даче:
- Там вашего сына колошматят! – волшебная фраза. Придающая родителю ускорение, как ракетная тяга.
Издалека увидев (и услышав!) приближающуюся подмогу, враги мои резвые как сайгаки, моментально сделали ноги. Не сговариваясь, в разных направлениях, исчезли за горизонтом.
Оставить такое происшествие без последствий – портить карму ребёнку. Одному теперь не гулять совсем, что ли? Эльза слила всех участников нападения – имена, клички, места жительства. И следующий день мы посвятили знакомству с родителями начинающих гопников.
Одним из них был Петя Костюков. Как он потом признался, - я пострадал за любовь. Эльза нравилась его другу, а гуляла со мной. Не порядок! Что бы меня проучить и сколотили команду (зачем, если каждый навалять мог и в одиночку? Нет логики).
Таким образом, Петя подставил брата Сашу (который только начинал за Кирой ухаживать). Конфликт представителей поколения младшего, сближению естественно, препятствовал. И вовсе мог похоронить планы Саши на Киру. Саша с удвоенным рвением занялся воспитанием Пети.
Позже (уже став родственниками) мы стали общаться: «привет», «пока», «как дела»… Потом подружились крепко. Летом на даче - каждый день вместе. Я дожидался пока Петя закончит работу (обязанностей по хозяйству у него было, естественно, больше), потом - в деревенский клуб смотреть кино, или собирали компанию – в футбол, волейбол, казаки-разбойники… Петя бессовестно ревновал меня к другим ребятам. Дружить с кем то кроме него и без его ведома- было равносильно предательству. А дружить – хотелось, потому что не сошёлся же клином свет на Пете. И были истерики и скандалы, и беспочвенные обвинения. Как у семейной пары, в которой измена… Зато и в обиду не давал – благодаря его покровительству, деревенские не залупались.
Петино детство закончилось вместе с получением повестки. От армии он бегать не стал – два года от звонка до звонка отдал Родине. Служил недалеко от Екатеринбурга и мы даже пару раз с Наташей его навещали, но эти короткие встречи - расстраивали. Петя был несчастный, задёрганный и обозлённый. И на меня, не связанного присягой – в первую очередь. У неволи и свободы мало общего. После армии он переехал в Первоуральск, устроился работать на завод… Встретиться- будет здорово! Под пивко и душевные разговоры.
Наташа выступить в роли водителя согласилась – и уговаривать не пришлось. Только спросила:
- Дорогу покажите?
- Конечно! Штурман Александр доставит в лучшем виде!
В Первоуральске забрали Петю (подобрел, на армейских харчах набрал веса), на пивзаводе купили пиво. Потом решили, что мало купили. Взяли джин-тоник:
- Чисто догнаться, если приспичит.
- Почему- если? Точно приспичит!
Предстоящая пьянка вдохновляла – мы стали развязно-разговорчивыми, задорно – возбуждёнными. Всю дорогу шутили, подкалывая друг друга, ржали в полный голос, мешая Наташе сосредоточиться за рулём.
- Едем зимой на летней резине в каком-то Жоподрищенске, по дороге убитой, а у вас радости полные штаны. Не страшно?
- Не… Мы тебе доверяем!
- Ой, напрасно! Я вся такая непредсказуемая, я вся такая-растакая…
Я украдкой поглядывал на Петю: искал следы того зашуганного солдатика- первогодка, что встречал на КПП гарнизона со слезами и вечным голодом в глазах, и к своему удовольствию - не находил. Петя был снова уверен в себе, спокоен, улыбчив. Он меня обнял за шею:
- Ну что, братуха! Как жизнь? - было неплохо, а сейчас вообще заебись!
Услышав подъезжающую машину, на крыльцо тётя Валя вышла. Обрадовалась щербато:
- Помощники приехали! Ну надо же!
Первым делом затопили баню. Переодевшись в тулупы и валенки (маловаты, конечно, но сканает - не стометровку сдавать) и, дерябнув по коктейльчку, стали снег кидать –подъездные пути и дорожки расчищать. Наташу зарядили на кухню (чтобы не мёрзла и приготовила кушать).
- На голодный желудок пить вредно, колики скрутят.
- На голодный желудок даже жить вредно.
- Слышь, Артём – а Наташа в настоящей бане-то была? – спрашивает Саша.
- В чём «настоящесть» бани заключается?
- Веник и жар! Много жара. И, конечно, мастерство банщика!
- Вероятно…
- Значится, Наташку нормально попарить надо!
- Попарю, - отвечал я рассеяно.
- Да разве ты сумеешь?
- Поди не высшая математика…
Сашка усомнился в моих способностях банщика. Гнул своё, настаивал, что «в бане генералов нет» и Наташе надо идти вместе с нами, мужиками.
- Одна она – угорит… Или обожжёт жопу…
- Не пойдёт она одна. Чем я не компания?
- Кидаешь пацанов…
Так, переругиваясь, до вечера махали лопатами. Джин тоник – напиток не крепкий (около десяти градусов), но если поглощать его литрами… набираешься основательно. К бане были готовы. В дрова.
Сашка, сука такая, доебался снова:
- Сходим вместе, помоемся. Что такого?
-Тебе на тёлку голую поглазеть охота? Моя тёлка-то! Закрыли тему! Пошутили и хватит.
Тема не закрывалась, Сашку заклинило (пить меньше надо), и я сорвался. Когда он зашёл на очередной круг про «вместе попариться», пришла неконтролируемая ярость. Накрыла полностью, с головой, как одеялом. В тот момент я догадался, почему некоторые чувства определяют цветами (например, говорят – тоска зелёная). Моя ярость - белая. Чистая. Незамутнённая. Яркая, ослепляющая вспышка – и безумие… И бью Сашку наотмаш. Со всей силы. И собираюсь повторить с левой, но между нами вклинивается Петя:
- Вы, с ума сошли! Прекратите, ****ь, балаган! – и конечно, мы бы прекратили, наверное, чуток побузили… Может, Сашка зарядил бы в ответ, но – помирились бы, успокоившись, однако…
На крыльцо (шумели, вестимо, громко) выскочили Наташа и тётя Валя, которая не разобравшись в сути конфликта, сразу нашла виновного, заверещала, тыча пальцем в лицо:
- Ах ты… уёбывай отсюда, подонок! Чтоб глаза мои тебя не видели!
Уёбывать,- хорошо! (много ли надо, взвинченному до психа):
- Наташка, аппарат заводи!
А Наташа спокойно в ответ:
- Нет.
- Что?!
- На ночь глядя я никуда не собираюсь.
Я задохнулся от злости. Предательство! Нож в спину от любимой. Разве – любимая? Разве - неожиданно? А как же «не здесь, Дениска»? Предавши один раз, предаст и второй. Память вынесла дурацкий стишок:
Гони друзей, что предали однажды
Кто предал раз предаст тебя и дважды.
И не ищи любви, где нет ответа
В любви есть двое, нет других сюжетов!
Как был – без шапки, в куртке на распашку, в чужих маленьких валенках, со двора- за ограду. Уёбывать? Уёбываю! Зима, минус десять, поздний вечер, пятнадцать километров через лес по заметённой снегом дороге… Ну и… Какие варианты? Отсюда, со всех ног –бегом! Уёбываю – и слава богу!
Быстрым шагом я поднялся на главную улицу. На ходу застегнул куртку. Шапки нет- плохо. Уши мёрзнут. Что бы разогнать кровь, хорошенько их потёр. Наткнулся на сережку, подаренную Наташей. Вырвал с мясом, и закинул в сугробы –подальше. О, если бы Наташу вырвать из сердца было бы так же просто! А в груди - больно! Больно! Больно!
Я остановился, задыхаясь. Кислород переполняет лёгкие, а выдохнуть- не получается. Одновременно переполняют – любовь, ревность, обида, разочарование… На такие пропорции места внутри - не хватает.
Нижнее село позади. Впереди - лес и дорога. Точнее – заснеженное бездорожье. Через две деревни (Каменка и Слобода) к Коуровке на железнодорожную станцию. Что ж, удобно определять пройденное расстояние: до Каменки – пять километров, Слобода- двенадцать, после – малёха и – вокзал…
Без шапки, без перчаток (ладно, руки можно отогревать в карманах) и… маломерки- валенки. Если до смерти не замёрзну в дороге, гарантированы кровавые мозоли. Физические неудобства облегчали моральные страдания.
- Пятнадцать километров… ты не нормальный!
- А если волки?!
- Тут нет волков… - но до конца в этом я не был уверен.
До сих пор иногда мне снится эта дорога – белый снежно-ледяной ад, в котором я оказался, остался, утонул в белой ярости. Как говорят, из-за упрямства и гордости. Но часто гордость последнее, что остаётся. Самоуважение, ёлки. Без него дальше- как?
И снится мне заброшенная церковь в Слободе, к которой я вышел, заблудившись в лесу, когда пытался срезать путь. (Глупость сделал! Пошёл напрямик, через поле - увяз в снегу по пояс. Еле выбрался назад). И я - падаю… Лицом в снег. И дальше не могу сделать и шага – силы оставляют окончательно.
Переворачиваюсь на спину. Хриплое горячее дыхание вырывается из груди, капли слюны замерзают на губах, в волосах- сосульки. Но мне не холодно. Страшно одиноко, да- но не холодно! Поднимаю взгляд выше- разрушенные стены церкви, облезлые купола. И звёзды… Миллионы звёзд. На чёрном небе. И искрящийся в лунном свете снег дублирует звёзды. И появляется страх. И тоска… Во сне я до станции не до хожу. Во сне я замерзаю.
Через много лет родится стихотворение, с такими строками:
На этой дороге нет привалов,
На этой дороге нет остановок,
Идти будет вечность, стирая в кровь ноги,
Только вперед - несмотря на усталость.
Без еды и воды, даже без сна
И хочется только однажды упасть,
И следующий шаг – тело болью взорвать,
Но только вперед, иначе нельзя.
Наверное, подсознание сработало, выплеснув полузабытые впечатления в стихотворной форме.
Тяжёлая была дорога. Физически. Эмоционально. Тысячи мыслей передуманы, тысячи жизней пережиты, тысячи вариантов событий проиграло воображение. А ответ – один. И обещание – одно. С Наташей – всё. Что бы освободиться от чего-то, нужно очиститься. Пусть эта дорога будет моим очищением… Я дошёл.
Только вокзал был уже закрыт.
Вот так! Я опоздал на электричку, вдобавок не могу попасть в здание вокзала (добротный навесной замок на двери). До утра замёрзну! И почему-то сразу захотелось спать… но не валиться же в сугроб! Вдали я увидел огонёк. Пошёл на свет. Круглосуточный киоск.
- Здрасте, - от холода зуб на зуб не попадает. – На электричку я опоздал. Можно у вас побыть до утра. Пока не откроют вокзал.
- Без проблем. Мне тепла не жалко. Располагайся на пустых ящиках, - продавец указал на пластмассовую тару в углу. Я поставил три ящика в ряд. Сел, потом лёг. Колени к животу подогнул.
- Спасибо!
- Ты откуда такой замёрзший? – я лишь рукой махнул.
- Ну ка, иди сюда, - продавец налил водки стакан, протянул. – Давай, для сугреву.
Я выпил, и забылся беспокойным сном до утра. Периодически будили местные алкоголики, прибегавшие за добавкой. Наливали – я пил. «Спасибо» и снова засыпал.
Утром первой же электричкой - домой.
Родители стояли на ушах. Друзья и бывшая девушка всю ночь напролёт искали меня – не нашли (так искали, значит), и поспешили сообщить о моём «уходе в ночь» родителям. С какой целью? Что бы хватил инфаркт? Скандал получился знатный…
На этом можно было бы считать законченным рассказ о Наташе, но… случилось ещё кое что!
Итог поездки на дачу к Костюковым - не только расставание с Наташей. Начало новых отношений, полных гармонии, приведших к созданию семьи… Наташа и Петя. На ещё не остывших руинах моей замёрзшей любви.
Услышал я об этом от Наташи, когда приехал забирать вещи.
- Ты знаешь…Мы с Петей теперь вместе.
- Поздравляю, чо, - я сделал вид, что мне всё равно (а душа ревёт горечью). Получается я потерял не только девушку, но и друга. Одномоментно.
- Вы сойтись решили, когда меня искали, наверное?
***
Я думал - чего больше в этой истории – комедии, трагедии, мелодрамы (наверное чуть-чуть от каждого жанра), однако реальность удивительнее любой фантазии, закольцевала жизнь в фарс.
Наташа Муромцева была когда-то моей любимой. Девушкой, на которой я думал жениться. И таки стала официальной роднёй! Седьмая вода на киселе, но всё же…
Как? Вышла замуж за самого преданного друга моего детства. А друг таки – предал.
Свидетельство о публикации №118080301016