Свечи. Из Сильвии Плат
Они последние романтики, вот эти свечи:
На пальцах восковых вверх дном сердечки-огоньки,
А пальчики, охваченные собственным сияньем,
Почти прозрачные, молочневеют, как тела святых.
И умиляет, что они пренебрегают
Семейкой целою вещей приметных
Лишь для того, чтоб погрузился взгляд в глубины
Своей же сумеречной пустоты, в пределы собственных буколик.*
А их хозяйка - после тридцати, и красотой совсем не блещет.
Рассвет бы рассудительнее был
И выслушал любого непредвзято.
Они должны бы в прошлое уйти, с полётами на монгольфьере, с диаскопом.
Сейчас не время для суждений личных.
Когда их зажигаю, то легонько покалывает у меня в носу.
Их бледная и робкая желтинка
Эдвардианские** неискренние чувства пробуждает:
Я бабушку по материнской линии из Вены вспоминаю,
Как школьницей она преподносила розы Францу-Иосифу.
Детишки были в белом. А бюргеры потели и рыдали.
А дедушка хандрил в Тироле,
Вообразив себя в Америке метрдотелем,
Блуждаюшим в молчании церковном
Среди ведёрочек со льдом и накрахмаленных салфеток.
А эти маленькие сгустки света нежны как груши.
Любезны инвалидам и слезливым дамам,
Они смягчают голую луну.
Монашенки душой, горя, они стремятся к небу, и не выходят замуж никогда.
Едва открыты глазки у младенца, которого я нянчу.
Таким же ретроградом стану через двадцать лет,
Как эти сквозняку покорные эфемериды.***
Смотрю, как ими пролитые слёзы, потускнев, приобретают матовость жемчужин.
Как рассказать хоть что-то обо всём
Новорожденной, полусонной дочке?
Собою ночь как лёгкой мягкой шалью закутала её,
И тени, точно гости на крестинах, склоняются над ней.
17 октября 1960
*«Буколики» (то же, что и «пасторали») - поэтические изображения простой сельской жизни. В оригинале 'fringe of reeds', что также может означать «бахрома тростников» - явно неуместная в данном случае.
**Эдвардианские — относящиеся к эпохе Эдуарда VII — сына королевы Виктории, правившего Великобританией с 1901 по 1910 годы.
***Эфемериды — что-либо недолговечное, непродолжительное, эфемерное.
* * * * * * * *
Candles
They are the last romantics, these candles:
Upside down hearts of light tipping wax fingers,
And the fingers, taken in by their own haloes,
Grown milky, almost clear, like the bodies of saints.
It is touching, the way they'll ignore
A whole family of prominent objects
Simply to plumb the deeps of an eye
In its hollow of shadows, its fringe of reeds,
And the owner past thirty, no beauty at all.
Daylight would be more judicious,
Giving everybody a fair hearing.
They should have gone out with balloon flights and the stereopticon.
This is no time for the private point of view.
When I light them, my nostrils prickle.
Their pale, tentative yellows
Drag up false, Edwardian sentiments,
And I remember my maternal grandmother from Vienna.
As a schoolgirl she gave roses to Franz Josef.
The burghers sweated and wept. The children wore white.
And my grandfather moped in the Tyrol,
Imagining himself a headwaiter in America,
Floating in a high-church hush
Among ice buckets, frosty napkins.
These little globes of light are sweet as pears.
Kindly with invalids and mawkish women,
They mollify the bald moon.
Nun-souled, they burn heavenward and never marry.
The eyes of the child I nurse are scarcely open.
In twenty years I shall be retrograde
As these draughty ephemerids.
I watch their spilt tears cloud and dull to pearls.
How shall I tell anything at all
To this infant still in a birth-drowse ?
Tonight, like a shawl, the mild light enfolds her,
The shadows stoop over like guests at a christening.
17 October 1960
Свидетельство о публикации №118080104154