Месть мачехи, отвергнутой как женщины

    (предыдущий фрагмент «Взаимность далеко не богадельня».
       Роман «Миледи и все...». http://www.stihi.ru/2018/07/28/4968)

...Жена барона, мачеха двух братьев,
умеючи крутить тайком хвостом,
была готова выпрыгнуть из платьев,
бастарда ради – люб ей был Антон.

За шашни не погладят по головке.
Не клюнул он на женские уловки,
поскольку не какой-то там планктон.
Короче, к ней в постель – не волонтёр.

Спать с мачехой – ужасный моветон,
и юноша, отвергнув страсть молодки,
как сом, унёс на дно свой груз молоки,
чтоб не изведать с мачехой мороки.

Прав парень был в отказе иль неправ –
лишилась Аликс ветреных забав.
Ни Совести, ни Аликс не солгав,
сын честь отца хранил не Бога ради.

«Узнаешь скоро, как ты был неправ»! –
отвергнутая вслед шептала, гадя.
У баронессы жил в Бретани дядя,
имеющий крутой и зверский нрав.

И как же тут о нём не вспомнить Аликс!
У мачехи злы взоры, как ни чьи!
Крапивы листья    меньше    бы стрекались.
Ловить те взоры только лишь начни!..

У Аликс из-за чувства женской мести
недобрый зародился тайно план.
Судьбу юнца она решала вместе
с обманутым супругом пополам.

Хотелось отомстить юнцу до хруста
всех   косточек   его на плахе, но…
общественное мнение так грустно
настраивать на то, что род – говно!
Общественное мнение… Прокруста.

Дурак,   кто видит в женщинах лишь    клуш    да
послушно-кротких жён, впряжённых в быт.
Я – веры в    ведьм    давнишний неофит.
И верю в избавление.  Терплю-жду…

Антон отправлен был отцом на службу
к бретонскому барону. В этот финт,
мол, якобы списалась Аликс с дядей,
поверил наш барон, в письмо не глядя.
По речи же –  смотрелось всё путём.

В Бретани блага виделись любые.
Юнца, мол, априори там любили,
заочно обещая плату, дом
за год успешной службы на чужбине.
Вот так вот и отправился Антон
по   воле   злой, а также по дебильной
доверчивости славного отца.
Тот сам сдал в когти мачехи мальца.

Все  ль на чужбине счастье обретали,
иль   голову   клал кто-то по пути,
но только   заблудился   он в Бретани
и далее не знал, куда пойти

в глуши земель Робера де Шалона.
На горизонте свет уже поблек,
и тут, на счастье нашего Антона,
вдруг разделил с ним свой лесной ночлег
с поводырём своим слепой ландскнехт.

Представь, Пьер, сколько тягот в мире Божьем,
чего не разглядеть по нашим рожам.
Мы – зрячие – и то в ночи не сможем
в лесу отмежеваться от растяп,
а для слепого – путь   предельно   сложен.
Мальчишка-поводырь был тощ и слаб,
от голода настолько обезножен,
что в землю вжался, как щенок без лап,
и грелся у костра, съев горсть горошин.
Вмиг спешившись, Антон пошёл в нахрап.
Не то чтобы он был не зван, не прошен,
но сам внёс лепту в место у огня:
последним поделился без вранья,
отдав запас съестного людям Божьим.

Для странника ещё не староват,
дед выглядел бывалым среди  мудрых.
Его бравада – пик из ста бравад
ему подобных странников  беспутных.
Антон в решеньях трудных был бы рад
сказать себе, что дед – достойный путник.

Не сломлен духом, дед, презревший тлен,
для пеших странствий выглядел шикарно.
Благодарил он так высокопарно,
что  сплошь всё – афоризмы да рефрен.
Старик ландскнехт наелся, аж упрел!
Растроганный отзывчивостью парня,
слепец пообещать не утерпел:
«Я с мальчиком да ты с конём – попарно
мы странствовали врозь, ну а теперь
покажем завтра мы тебе, гулёна,
путь к логову Робера де Шалона.
О чём бы не накаркала ворона,
давненько о бароне нет вестей.
Живёт он на отшибе и гостей

не жалует, по слухам, в замке дальнем.
Чего-то там неладно, с некой тайной.
Но я о нём уже на год вперёд
наслышан:  он – злодей и сумасброд.
Барон свиреп. Кровавой лишней драмой
в свирепости своей он обойдёт
соседей вместе взятых – «доброхот»…
…Тебя я проведу, но не задаром».
«Должна от молодых быть польза старым».
«Тебе в чащобу лучше б ни ногой!
Ты можешь не нащупать путь благой –

тогда исход, как водится, летален.
Я чувствую, ты – парень неплохой.
И пусть гора не сходится с горой,
бывает битый с битым солидарен».

«Спасибо и на том. Я ободрён».
«Когда с тобой расплатится барон
за службу всю твою неотвратимо,
то я с того, что даст в награду он –
а коль забудешь, это поправимо –
возьму себе всего лишь половину.
Ты молод и собою недурён.
Барон тебя оценит, но трудом
задавит так, что не попляшешь с жиру!
Расчёт не на   халявную   наживу»…

Лишён душевных комплексов-причуд,
Антон наш колебался лишь чуть-чуть:
«Теряюсь я в лесу, как в тучах лучик.
Своей рукой ты вправе зачерпнуть

из будущего, коль ты мне – попутчик.
А я бродягой стал из невезучих».
«Тропинками сквозь лес короче путь».
Антон пробормотал: «Уж как-нибудь», –

при знаниях о лесе самых смутных
он полон был надежд, хотя и утлых,
молясь по вечерам и по утрам.
А через день доверившийся путник
каким-то чудом выведен был впрямь

попутчиками   из   лесу у замка.
в чужих краях Антон в такую рань
не  брошен  был, как хвороста  вязанка.
Слепец сказал: «Я слышу всё, как лань.
А ты –  глазами   зряче зорко глянь.

Тут где-то рядом  замок  на горушке.
Ты, парень, попасись тут на опушке,
а мы пойдём послушать всё подряд,
что люди о бароне говорят.
И   хлеба  раздобудем по горбушке,
и  ушки   растопырим на макушке».

Вернулся он к полудню, очень хмур:
«Всё знать заранье никогда невредно.
Коль не сводить к чудачеству гламур,
была дочь у барона не из дур.
Однако оказалось – просто ведьма.
Младая,   умерла   она намедни.

Барон-отец упёрся, как гранит,
и дочку не спешит похоронить.
Не очень-то труп выглядит умершим,
но… смог папаша церковь приструнить.
Когда схоронят? Не берусь быть вещим.
Жизнь-смерть у ведьм – совсем иная нить.
Ведь бесовство – всей сути их навершье.
Никто не в силах ведьму устранить:
она уж после смерти во всю прыть
задёргала окрестный люд зловеще»…
Антон, открывши рот, забыл закрыть.
И как воспринимать все эти вещи?!

И как же подъезжать теперь к отцу
покойной  чужеземцу-молодцу?
Не к месту. Не ко времени. Нескромно.
Вдруг нужен он скорбящему барону

в такой момент, как прошлогодний снег?!
Тут, выдержавши паузу, ландскнехт
продолжил: «Но не это стало жутким,
а то, что происходит тут по суткам.

Точнее, что творится по ночам
в баронской церкви.  Впрок бы умолчал –
какой мне прок следить за мёртвой тварью? –
однако за тебя переживаю
отныне, хочешь иль не хочешь,  я!
С одной-то стороны, тварь неживая,
ну а с другой – от ведьмы нет житья
несчастным по ночам: их до утра
тварь в церкви умерщвляет, пожирая…

…Ну, в добрый путь! Ищи теперь подход
к барону, даже если он не в духе.
Понадоблюсь –   найдёшь,    коли не горд
меня в трактире, там, где все пьянчуги».

Антон с рекомендательным письмом
на языке, которого не    знал    он,
к барону шёл не то чтоб нагишом,
но   оборванцем    выглядел незваным.

Письмо, само собой, сыграло роль
и связано негласно было с тайной.
Барон, сверливший взором неустанно,
в молчании прочёл текст роковой,
кивнул Антону и отвёл взор странно:
«Тебя я, пусть твои тут, фигурально,

причины пребывания темны,
на службу взять готов. Поладим мы
с условием, что в церкви в ночь у гроба
начнёшь читать над дочкою псалмы,
а утром мне доложишь всё подробно».
«Над гробом не читал я даже пробно».

«Имей в душе хоть страх, хоть    хворь   имей,
но сделай, как велю, и мы поладим.
На сколько по моей ты воле дней
готов собраться с духом, службы ради,
настолько и понравишься ты дяде»...

                (продолжение в http://stihi.ru/2020/10/21/7493)