В ночном

Дядю Андрея, Вовкиного отца, и в глаза и за глаза все называли Цыганом. Вот, спросите Андрея Шапочникова – никто о таком не слыхал, нет такого в деревне, а сажи: Андрюха-цыган и любой малец до двора проводит. Ну, а раз отец цыган, то и удивляться тому не стоит, что Вовку все стали звать цыганёнком прямо с самого рождения, невзирая на то, что он весь в материнскую породу пошёл: рыжую непокорную его шевелюру и нос, весь усыпанный веснушками ну просто никак нельзя было бы посчитать чисто цыганской отличительной чертой.

Для меня, городской девчонки, Вовка почему-то сразу стал и защитником, и рыцарем, и просто незаменимым товарищем каких-то детских игр и шалостей в виде набегов на колхозное поле клубники, или же походов в лес. Именно он научил меня отличать съедобные грибы от ядовитых, даже плести венки из полевых цветов и то… А еще мне благодаря дружбе с ним была предоставлена уникальная возможность ходить в ночное!
Теперь, когда имеется некоторый жизненный опыт, мне стало понятно, почему дядя Андрей не очень-то и охотно брал в ночное друзей сына: слишком велика ответственность за чужих детей, но несколько раз за лето он всё же поддавался их настоятельным просьбам и уговорам. Говорят, что самые первые впечатления наиболее сильно и поражают, и запоминаются на более длительное время. Не знаю. Не стану утверждать или опровергать, но в моём случае это происходило всякий раз, даже и теперь, когда лишь мысленно возвращаюсь в то время, в родную деревню отца, которой давным-давно уже нет даже на карте области.

Деревня наша являлась одним из филиалов совхоза, «главная» усадьба которого находилась от неё в пяти километрах. Тридцать дворов, в почти половине из которых коротали век одни старики. Коровник, конюшня и поля вокруг, ровные-ровные, просторные, упирающиеся в линию горизонта, разделённые на чёткие квадраты и прямоугольники лесопосадками, которые, постепенно разрастаясь, «отжимали» участки пахоты самосевом березняка да осинника, в итоге превращаясь в прелестные рощицы, просматриваемые насквозь, со множеством грибов, ягод, щавеля и даже мелкой какой-то живности типа ежей, зайцев и лис. Где-то в километре от деревни протекала речонка со смешным названием Ворокуха. Не узкая, не широкая, полноводная со множеством омутов и воронок, в которых даже водились сомы! Ох, сколько нам, детворе, страстей про них наговаривали старшие братья или бабушки с дедушками об их силе и кровожадности, всякий раз рассказывая о каком-то таинственном для меня отрезке времени: «намедни» или «летось».

- Вот послухай! – говорила моя бабуля – Што летось случилось на Ворокухе-то: сом утащил под воду телка годовалого, представляшь? Пастухи-то кинулись спасать, но куды там… По тех пор и видели… Ты мотри там, не забредай далёко-то… Долго ль до бяды-то?

Что в этих страшилках было правдой, и была ли она там вообще, не знаю, но у страха, как известно, глаза велики… Пологие берега Ворокухи, заросшие участками черёмушником и ракитником, прохладные чистые её воды были настоящим раем и спасением как для местной детворы, не такой уж и многочисленной, нужно признать, так и для животных, тех же коров и лошадей, которые спасаясь от беспощадно жалящих их до крови оводов, забредали в неё по самое брюхо и замирали надолго от нескрываемого блаженства.

С вечера, собираясь в ночное, мне приходилось выслушивать тысячу наставлений молча и безропотно, поскольку начни я возражать, как тут же, явно поджидающая этого бабушка становилась «в позу» и следовал запрет:

- Вот ты меня слухать не желаешь, а иде ж с тобой Андрюхе-то цыгану будет сладить? Геть до дому, и чтобы я больше энтих твоих разговоров не слыхала, понятно тебе, али разъяснения требуются? Не девичье дело по ночам шляться иде не попадя! Цыть, а не то быстро домой, у город отправлю!

И уж тут хоть плачь, хоть на коленки перед ней падай – без пользы дело, не свернуть… Но проходило время и всё повторялось снова…

Вытерпев очередной инструктаж и прихватив с собой что-то из еды – варёные яйца, свежие, прямо с грядки огурцы, иногда какие-нибудь сосиски, хлеб – я опрометью бежала к Вовке, опасаясь быть задержанной в самый последний момент. Он отбирал у меня из рук пакет, и мы торопливо устремлялись туда, на берега Ворокухи, где пас табун его отец, Андрюха-цыган.

Летом ночь не торопится окончательно расставаться с сумерками. Долго стоят они друг против друга, любуясь медовой лавой заката. Но вот, наконец-то, наступала кромешная темнота, тесно обступая со всех сторон весело разгорающийся костерок, вокруг которого на заранее заготовленных каких-то чурбачках сидели мы. Обычно - четверо или пятеро подростков и сам табунщик. Едим сваленные в общую кучу принесённые харчи и слушаем под треск вспыхивающих поленьев нескончаемые рассказы дяди Андрея о лошадях, их характерах, повадках… А сверху смотрят звёзды, огромные-преогромные, блестящие-преблестящие… Для меня, как для единственной принцессы этого маленького королевства, всегда была приготовлена копна свежескошенной травы, на которой так мягко, так удобно лежать, закинув руки за голову и вдыхать ни с чем не сравнимый аромат увядающих цветов, земли и ветра…

А утром, как правило, над рекой расстилался туман… Густой, белесый, невесомый, словно легчайшее пуховое одеяло, в которое куталась по ночам Ворокуха, боясь озябнуть… Купание в тёплой, как парное молоко, воде рядом с мирно плавающими лошадьми, держась за накинутую на их голову уздечку… Эх…

До сих пор жалею лишь об одном, что так и не осмелилась проехаться верхом… Кормила без страха с ладони хлебом или яблоком, а вот взобраться на спину – нет… трусиха… Даже несмотря на насмешки мальчишек, которые, впрочем, очень быстро отстали благодаря тому же Вовке, вернее  - его кулакам…

Тогда ещё у совсем небольшой годами девчонки родились строки:

Куда уходит детство?
 Где прячутся года?
Призналось как-то сердце:
 В глубинах Ворокухи
Осталось навсегда…

Невидимые кони
 Бредут в траве густой…
Не забываю, помню...
 Кричу в ночи: постой!

Давняя история, смешная девчонка-атаманша, и её увлечение - стихи… Но в памяти вот и сейчас словно стоит перед глазами и та деревня, и Ворокуха, и все-все друзья-товарищи… И никогда уже больше мне не пришлось увидеть таких огромных звёзд, услышать особенную «музыку» летней ночи под чуть приглушённый всхрап коней, и всплеск сонной рыбы, потревоженной нашим счастливым смехом… Над чем мы тогда смеялись? Не важно… Важно то, что мы были абсолютно счастливы тем, что впереди нас ждала огромная и светлая жизнь…