Испания. Португалия. Андорра

Максимилиан Волошин

Кастаньеты

Е. С. Крутиковой

Из страны, где солнца свет
Льется с неба жгуч и ярок,
Я привез себе в подарок
Пару звонких кастаньет.
Беспокойны, говорливы,
Отбивая звонкий стих, —
Из груди сухой оливы
Сталью вырезали их.
Щедро лентами одеты
С этой южной пестротой;
В них живет испанский зной,
В них сокрыт кусочек света.
И когда Париж огромный
Весь оденется в туман,
В мутный вечер, на диван
Лягу я в мансарде темной,
И напомнят мне оне
И волны морской извивы,
И дрожащий луч на дне,
И узлистый ствол оливы,
Вечер в комнате простой,
Силуэт седой колдуньи,
И красавицы плясуньи
Стан и гибкий и живой,
Танец быстрый, голос звонкий
Грациозный и простой,
С этой южной, с этой тонкой
Стрекозиной красотой.
И танцоры идут в ряд
Облитые красным светом,
И гитары говорят
В такт трескучим кастаньетам,
Словно щелканье цикад
В жгучий полдень жарким летом.
 
Июль 1901
Mallorca. Valdemosa

Константин Бальмонт

Испанский цветок

Я вижу Толедо,
Я вижу Мадрид.
О, белая Леда! Твой блеск и победа
Различным сияньем горит.
Крылатым и смелым
Был тот, кто влюблен.
И, белый нa белом, ликующим телом,
Он бросил в столетья свой сон.
Иные есть птицы,
Иные есть сны,
Я вижу бойницы, в них гордость орлицы,
В них пышность седой старины.
Застыли громады
Оконченных снов.
И сумрачно рады руины Гранады
Губительной силе веков.
Здесь дерзость желанья
Не гаснет ни в чем.
Везде изваянья былого влиянья,
Крещенья огнем и мечом.
О, строгие лики
Умевших любить!
Вы смутно-велики, красивы и дики,
Вы поняли слово — убить.
Я вас не забуду,
Я с вами везде.
Жестокому чуду я верным пребуду,
Я предан Испанской звезде!


Paseo de las Delicias в Севилье


Лиловые гроздья роскошных глициний,
И пальмы с их правильной четкостью линий,
И желто-оранжевый дремлющий хмель, —
Как красочно ласков испанский апрель!
А девственно-бледные дикие розы,
А желтые шапочки нежной мимозы,
А тень кипарисов, их темные сны, —
Как сказочны лики испанской весны!
И сад многоцветный, расцветший так пышно,
Гармонией красок поет нам неслышно
О стройном согласьи своей тишины,
О блеске цветочном испанской весны!
   
      -------
Как Испанец, ослепленный верой в Бога и любовью,
И своею опьяненный и чужою красной кровью,
Я хочу быть первым в мире, на земле и на воде,
Я хочу цветов багряных, мною созданных везде.
Я, родившийся в ущельи, под Сиэррою-Невадой,
Где лишь коршуны кричали за утесистой громадой,
Я хочу, чтоб мне открылись первобытные леса,
Чтобы заревом над Перу засветились небеса.
Меди, золота, бальзама, бриллиантов, и рубинов,
Крови, брызнувшей из груди побежденных властелинов,
Ярких зарослей коралла, протянувшихся к лучу,
Мной отысканных пределов жарким сердцем я хочу.
И, стремясь от счастья к счастью, я пройду по океанам,
И в пустынях раскаленных я исчезну за туманом,
Чтобы с жадной быстротою Аравийского коня
Всюду мчаться за врагами под багряной вспышкой дня.
И, быть может, через годы, сосчитав свои владенья,
Я их сам же разбросаю, разгоню, как привиденья,
Но и в час переддремотный, между скал родимых вновь,
Я увижу Солнце, Солнце, Солнце, красное, как кровь.


Пред картиной Греко (в музее Прадо, в Мадриде)
Распечатать

1
На картине Греко вытянулись тени.
Длинные, восходят. Неба не достать.
«Где же нам найти воздушные ступени?
Как же нам пути небесные создать?»
Сумрачный художник, ангел возмущенный.
Неба захотел ты, в Небо ты вступил, —
И, с высот низвергнут. Богом побежденный,
Ужасом безумья дерзость искупил.
2
Да, но безумье твое было безумье священное,
Мир для тебя превратился в тюрьму,
Ты разлюбил все земное, неверное, пленное,
Взор устремлял ты лишь к высшему Сну своему.
Да, все монахи твои — это не тени согбенные,
Это не темные сонмы рабов,
Лица их странные, между других — удлиненные,
С жадностью тянутся к высшей разгадке миров.


В окрестностях Мадрида


Ты глядела мне в душу с улыбкой богини.
Ты со мною была, но была на картине.
Ты собой создавала виденье Искусства,
Озаренное пламенем яркого чувства.
Мы стремились к горам из Испанской столицы.
Мы с тобой улетали, как вольные птицы.
И дома чуть виднелись, в лучах утопая.
И над нами раскинулась ширь голубая.
И пред нами предстала вдали Гвадаррама,
Как преддверье воздушного белого храма.


Александр Блок

Испанке

Не лукавь же, себе признаваясь,
Что на миг ты был полон одной,
Той, что встала тогда, задыхаясь,
Перед редкой и сытой толпой…
Что была, как печаль, величава
И безумна, как только печаль…
Заревая господняя слава
Исполняла священную шаль…
И в бедро уперлася рукою,
И каблук застучал по мосткам,
Разноцветные ленты рекою
Буйно хлынули к белым чулкам…
Но, средь танца волшебств и наитий,
Высоко занесенной рукой
Разрывала незримые нити
Между редкой толпой и собой,
Чтоб неведомый северу танец,
Крик Handa? и язык кастаньет
Понял только влюбленный испанец
Или видевший бога поэт.

Октябрь 1912

Сергей Маковский



СТАРЫЙ ХРАМ

Здесь было капище Венеры; смутный след

его доныне жив. Потом здесь готы были.

Но воины пустынь, арабы, их сменили,

и стал мечетью храм на много, много лет.

И после новых битв кровавых и побед

вожди Испании неверных оттеснили.

Узорную мечеть они опустошили

и бронзовым крестом венчали минарет.

О путник! ты глядишь на церковь христиан,

на прежнюю мечеть, на капище Венеры…

Как знать? Когда-нибудь, из незнакомых стран,

сюда опять придут народы чуждой веры.

Они сломают крест, завещанный векам.

И возродится вновь все тот же старый храм.


Владимир Маяковский

Испания


Ты — я думал —
  райский сад.
Ложь
  подпивших бардов.
Нет —
  живьем я вижу
  склад

«ЛЕОПОЛЬДО ПАРДО».

Из прилипших к скалам сёл

опустясь с опаской,

чистокровнейший осёл

шпарит по-испански.

Всё плебейство выбив вон,

в шляпы влезла по; нос.
Стал
  простецкий
  «телефон»
гордым
  «телефонос».

Чернь волос
  в цветах горит.

Щеки в шаль орамив,
сотня с лишним
  сеньорит

машет веерами.
От медуз
  воде синё.
Глуби —
  вёрсты мера.

Из товарищей
  «сеньор»
стал
  и «кабальеро».

Кастаньеты гонят сонь.
Визги…
  пенье…
  страсти!

А на что мне это все?

Как собаке — здрасите!

1925

София Прегель

БАРСЕЛОНА
Всю  ночь  толпа  гудела  под  окном.
Гитара  пела  весело  и  резко,
Настойчиво  трещала  об  одном.
Большой  фонарь  тревожил  занавеску.
Я  дважды  выходила  на  балкон
Смотр;ть  на  девушек  простоволосых,
На  всех,  кто  ночи  нарушал  закон.
Дрожал  от  крика  легонький  балкон,
И  шли  в  обнимку  пьяные  матросы.

ВАЛЬДЕМОЗА
На  окнах  дозревают  дыни
И  дремлет  кошка,  рыжий  зверь,
И входит  полдень  темносиний
В  полуоткрывшуюся  дверь.
Был  монастырь,  и  вот  не  стало,
Ушел  покой  от  этих  стен,
И  так  нежданно  прозвучало:
Сто  лет  назад  здесь  жил  Шопен.
Был  слаб  и  немощен.  Без  палки
Тогда  не  двигался.  Балкон
Был  тот  же  самый,  те  же  балки,
Был  тот  же  яркий  небосклон,
И  виноград  и  розы,  даже
Высокий  стул  у  камелька.
Я  знаю,  бледного  трельяжа
Касалась  тонкая  рука,
Я  помню  небо  в  светлой  пряже,
И  ничего  мне  не  расскажет
Скрипучий  смех  проводника.

                АНДОРРА

Максимилиан Волошин

Тангейзер

Смертный, избранный богиней,
Чтобы свергнуть гнёт оков,
Проклинает мир прекрасный
Светлых эллинских богов.
Гордый лик богини гневной,
Бури яростный полёт.
Полный мрак. Раскаты грома…
И исчез Венерин грот.
И певец один на воле,
И простор лугов окрест,
И у ног его долина,
Перед ним высокий крест.
Меркнут розовые горы,
Веет миром от лугов,
Веет миром от старинных
Острокрыших городков.
На холмах в лучах заката
Купы мирные дерев,
И растёт спокойный, стройный,
Примиряющий напев.
И чуть слышен вздох органа
В глубине резных церквей,
Точно отблеск золотистый
Умирающих лучей.

<1901. Андорра>