Моря и океаны

Владимир Шуф

Штиль

Морская тишь... замолкнул ветер сонный,
Глядится в море синий небосвод,
Весь отражен лазурью ясных вод,
Как в зеркале округлом повторённый.

Минули боги, умерли тритоны,
Прекрасных нимф исчезнул хоровод.
Как это море, небеса бездонны,
И в глубине хор облаков плывет.

И вижу я, пучины гость случайный,
Что в зеркале лишь тени и цвета,
Что в небесах и в море -- пустота.

Вверху, внизу один необычайный
Всё тот же мир, свои открывший тайны.
Он - волны, тень, лазурная мечта.

В СРЕДИЗЕМНОМ МОРЕ


Закат погас, колышет волны сон,
И темно-синее померкло море.
Богине дня, сияющей Авроре,
Допел вечерний гимн свой Аполлон:

Ему вослед взошла Диана вскоре.
Из глубины на дальний небосклон
Она спешит, и нежно озарен
Морской простор, звучащий в стройном хоре.

И не сама ль богиня по волнам
Плывет в пурпурной раковине там,
И алый парус зыблется, играя?

Все в струйках море, — с края и до края.
И вновь напомнила моим мечтам
Твой зыбкий локон струйка золотая.

Дмитрий Мережковский

СРЕДИЗЕМНОЕ МОРЕ   


             Я уйду из глубоких аллей
И от виллы, где дышит в тени колоннады
                Дух Эллады,
                От счастливых людей,
                Прочь от жизни усталой,
                Я уйду в эти скалы,
             Где лишь мох, солнцем выжженный, чахнет,
Где свободнее ветра порыв и сильней
Меж изглоданных влагой, колючих камней
             Море солью и свежестью пахнет. 

                Наша радость и горе,
Всё, что стоит любить, всё, чем можно страдать
И что люди словами умеют сказать, —
             Пред тобою ничтожно, о море!
Забываю друзей и прощаю врагу,
И полно мое сердце такого бесстрастья,
Что любить на земле никого не могу,
И не страшно мне смерти, не надо мне счастья. 

Между 1891 и 1895

 Иван Бунин

Северное море

Холодный ветер, резкий и упорный,
Кидает нас, и тяжело грести;
Но не могу я взоров отвести
От бурных волн, от их пучины черной.

Они кипят, бушуют и гудят,
В ухабах их, меж зыбкими горами,
Качают чайки острыми крылами
И с воплями над бездною скользят.

И ветер вторит диким завываньем
Их жалобным, но радостным стенаньям,
Потяжелее выбирает вал,
Напрягши грудь, на нем взметает пену
И бьет его о каменную стену
Прибрежных мрачных скал.
1897

 Валерий Брюсов

Над Северным морем

Над морем, где древние фризы,
Готовя отважный поход,
Пускались в туман серо-сизый
По гребням озлобленных вод,-

Над морем, что, словно гигантский,
Титанами вырытый ров,
Отрезало берег британский
От нижнегерманских лугов,-

Бреду я, в томленьи счастливом
Неясно-ласкающих дум,
По отмели, вскрытой отливом,
Под смутно-размеренный шум.

Волна набегает, узорно
Извивами чертит песок
И снова отходит покорно,
Горсть раковин бросив у ног;

Летит красноклювая птица,
Глядя на меня без вражды,
И чаек морских вереница
Присела у самой воды;

Вдали, как на старой гравюре,
В тумане уходит из глаз,
Привыкший к просторам и к буре,
Широкий рыбацкий баркас...

Поют океанские струны
Напевы неведомых лет,
И слушают серые дюны
Любовно-суровый привет.

И кажутся сердцу знакомы
И эти напевы тоски,
И пенные эти изломы,
И влажные эти пески,

И этот туман серо-сизый
Над взрытыми далями вод..
Не с вами ли, древние фризы,
Пускался я в дерзкий поход?

1913

Саша Чёрный

Грубый грохот Северного моря.
Грязным дымом стынут облака.
Чёрный луг, крутой обрыв узоря,
Окаймил пустынный борт песка.
Скучный плеск, пронизанный шипеньем,
Монотонно точит тишину.
Разбивая пенный вал на звенья,
Насыпь душит мутную волну...
На рыбачьем стареньком сарае
Камышинка жалобно пищит,
И купальня дальняя на сваях
Австралийской хижиной торчит.
Но сквозь муть маяк вдруг брызнул светом,
Словно глаз из-под свинцовых век:
Над отчаяньем, над бездной в мире этом
Бодрствует бессонный человек.


Иван Бунин

Океан под ясною луной,
Тёплой и высокой, бледнолицей,
Льётся гладкой, медленной волной,
Озаряясь жаркою зарницей.

Всходят горы облачных громад:
Гавриил, кадя небесным Силам,
В тёмном фимиаме царских врат
Блещет огнедышащим кадилом.

Индийский океан. 25.02.1911



Мелькают дали, чёрные, слепые,
Мелькает океана мёртвый лик:
Бог разверзает бездны голубые,
Но лишь на краткий миг.

«Да будет свет!» Но гаснет свет, и сонный,
Тяжёлый гул растёт вослед за ним:
Бог, в довременный хаос погружённый,
Мрак потрясает ропотом своим.

26.02.1911

Индийский океан

Над чернотой твоих пучин
Горели дивные светила,
И тяжко зыбь твоя ходила,
Взрывая огнь беззвучных мин.

Она глаза слепила нам,
И мы бледнели в быстром свете,
И сине-огненные сети
Текли по медленным волнам.

И снова, шумен и глубок,
Ты восставал и загорался —
И от звезды к звезде шатался
Великой тростью зыбкий фок.

За валом встречный вал бежал
С дыханьем пламенным муссона,
И хвост алмазный Скорпиона
Над чернотой твоей дрожал.

Константин Бальмонт

СВЕТОЧ ЮГА

С каждой ночью все направо содвигался Орион,
Каждой ночью был к иному звездным пеньем дух взнесен,
И в нежданный час однажды, над разбегом корабля,
Расцветился знак желанный, чьим огнем жива Земля.

Он земным владеет кругом, четырем велит ветрам,
В первый миг он нас встречает, в смертный час он светит нам,
В разных ликах засвечаясь, был надеждой разных мест,
В Южном море он взнесенно воссиял как Южный Крест.


ЮЖНЫЙ КРЕСТ

Пять звёзд блестящих Южного Креста
Горит над зыбью вторящего гула.
Семь звёзд полярных, наших льдов мечта,
За краем Океана потонуло.

Проворный хищник, зоркая акула
Плывёт, в её утробе пустота.
Ладья Луны полнеба обогнула,
И метеоров брызжет суета.

Откуда Крест во взвихренной метели
Планет и лун и этих вышних льдин?
Пять алых капель в крайний час зардели, —

Когда в прозреньи снов был распят Сын,
И, оснежась, они похолодели.
И Южный Крест на небе — властелин.

1914

 НА КРАЮ ЗЕМЛИ


Я на краю Земли. Я далеко на Юге.
Не юге разных стран, – на юге всей Земли.
Моя заря горит на предполярном круге.
В моих морях встают не часто корабли.

Мой светоч – Южный Крест. Мой светоч – отблеск льдины.
Здесь горы льдяные – один плавучий храм.
Но за чертой мечты – мой помысел единый
Ведет мой дух назад, к моим родным полям.

И сколько бы пространств – какая бы стихия,
Не развернула мне, в огне или в воде, –
Плывя, я возглашу единый клич: «Россия!»
Горя, я пропою: «Люблю тебя – везде!»

Владимир Маяковский

Атлантический океан


Испанский камень
  слепящ и бел,
а стены —
  зубьями пил.
Пароход
  до двенадцати
  уголь ел

и пресную воду пил.
Повел
  пароход
  окованным носом
и в час,
  сопя,
  вобрал якоря
  и понесся.
Европа
  скрылась, мельчась.
Бегут
  по бортам
  водяные глыбы,
огромные,
  как года;,
Надо мною птицы,
  подо мною рыбы,
а кругом —
  вода.
Недели
  грудью своей атлетической —
то работяга,
  то в стельку пьян —
вздыхает
  и гремит
  Атлантический

океан.

«Мне бы, братцы,

к Сахаре подобраться…

Развернись и плюнь —

пароход внизу.

Хочу топлю,

хочу везу.

Выходи сухой —

сварю ухой.

Людей не надо нам —

малы к обеду.
Не трону…
  ладно…

пускай едут…»
Волны
     будоражить мастера;:
     детство выплеснут;
  другому —

;голос милой.
Ну, а мне б
  опять
  знамена простирать!
Вон —
  пошло;,
  затарахте;ло,
  загромило!
 И снова
  вода
  присмирела сквозная,
и нет
  никаких сомнений ни в ком.
И вдруг,
  откуда-то —
  черт его знает! —
встает
  из глубин
  воднячий Ревком.
И гвардия капель —
  воды партизаны —
взбираются
  ввысь
  с океанского рва,
до неба метнутся
  и падают заново,

порфиру пены в клочки изодрав.
И снова
    спаялись во;ды в одно,
волне
  повелев
  разбурлиться вождем.
И прет волнища
  с под тучи
  на дно —
приказы
  и лозунги
  сыплет дождем.
 И волны
  клянутся
  всеводному Цику
оружие бурь
  до победы не класть.
И вот победили —
  экватору в циркуль

Советов-капель бескрайняя власть.

Последних волн небольшие митинги
шумят
    о чем-то
  в возвышенном стиле.
И вот
  океан
  улыбнулся умытенький
и замер
  на время
  в покое и в штиле.
Смотрю за перила.
  Старайтесь, приятели!
 Под трапом,
  нависшим
  ажурным мостком,

при океанском предприятии
потеет
  над чем-то
  волновий местком.
И под водой
  деловито и тихо
дворцом
    растет
  кораллов плетенка,
чтоб легше жилось
  трудовой китихе
с рабочим китом
  и дошкольным китенком.
Уже
  и луну
  положили дорожкой.
Хоть прямо
  на пузе,
  как по; суху, лазь.
Но враг не сунется —
  в небо
  сторожко
глядит,
  не сморгнув,
  Атлантический глаз.
То стынешь
  в блеске лунного лака,
то стонешь,
  облитый пеною ран.
Смотрю,
  смотрю —
  и всегда одинаков,
любим,
  близок мне океан.
Вовек
  твой грохот
  удержит ухо.
В глаза
    тебя
  опрокинуть рад.
По шири,
  по делу,
  по крови,
  по духу —
моей революции
  старший брат.
1925

Мелкая философия
на глубоких местах


Превращусь
  не в Толстого, так в толстого, —
ем,
  пишу,
  от жары балда.

Кто над морем не философствовал?

Вода.


Вчера
  океан был злой,
                как черт,
сегодня
  смиренней
  голубицы на яйцах.
Какая разница!
  Все течет…

Все меняется.


Есть
  у воды
  своя пора:
 часы прилива,
  часы отлива.
А у Стеклова
  вода
  не сходила с пера.

Несправедливо.


Дохлая рыбка
  плывет одна.
Висят
  плавнички,
  как подбитые крылышки.
Плывет недели,
  и нет ей —
  ни дна,

ни покрышки.


Навстречу
  медленней, чем тело тюленье,
пароход из Мексики,
  а мы —
  туда.
 Иначе и нельзя.
  Разделение

труда.


Это кит — говорят.
  Возможно и так.
Вроде рыбьего Бедного —
  обхвата в три.
Только у Демьяна усы наружу,
  а у кита

внутри.


 Годы — чайки.
  Вылетят в ряд —
и в воду —
  брюшко рыбешкой пичкать.
Скрылись чайки.
  В сущности говоря,

где птички?


Я родился,
  рос,
  кормили соскою, —
 жил,
  работал,
  стал староват…
Вот и жизнь пройдет,
  как прошли Азорские

острова.

3/VII — Атлантический океан.
1925