Русские суффиксы
А в часы затишья перед следующей сечей, в мирные годы межвоенной передышки, великий и могучий, а главное – надежный товарищ и брат, самое верное средство человеческой коммуникации, пусть он один из самых сложных и труднопостижимых языков, вдруг превращается из сакрально-небесного, ангельски возвышенного, требующего при начертании летописного устава или хотя бы полуустава богослужебных книг на церковнославянском, да тут же и превращается он в одночасье в детский, непосредственный, порой дурашливый, порой наивный, и вместе с тем, в уменьштельно-ласкательное такое наименование всего и вся.
Почему только русские люди, возжаждав, просят «водички», а оголодав, «хлебушка»? Без «машинки» или «лошадушки» мы предпочитаем идти на своих двоих «пешочком». И шаг наш легок и быстр. Хотя, конечно, можно и пёхом шлёпать, уныло и замучено, но все равно, не ожесточась сердцем, а… просто упорно. Из разряда: «умри, но сделай!». Вот почему наши заклятые партнеры и соседи по планете никогда не возьмут верх над русскими. У них еще с цезарьских, с крестоносных времен до наполеоновских и гитлеровских дней, да и поныне, главенствует свой принцип: «сделай или умри!». Не справился, сдохни, гад! А у русского человека смерть не является извинительным падежом. Умираешь? Умирай. Но задачу выполняй. И застывает намертво связист, зажав зубами два обрывка провода в зубах, пустив через собственное тело электричество и команды командира дивизии своим идущим на смерть полкам и батальонам: «Держать строй! Закрепившись на высоте, идти дальше, развивая наступление! Бей, дави гадов без жалости! В бога душу мать-перемать!»…
А потом, когда схлынет горячка боя, хоть ратного, хоть трудового, беломорканальского, бамовского, транссибовского, байконуро-космического с гагаринским: «Поехали!», и русский трудяга снова из героического титана, бронзового великана на постаменте с железобетонной логикой сверхчеловека превращается в самого обычного, даже скучно будничного работяшку, тянущего свой нехитрый крестьянский воз всю небогатую на радости и злато-серебро с каменными палатами жизнь. И язык русских людей снова меняется с былинно богатырского на смешливо детский, придурашливый. Потому что плакатными строками мы ни в быту, ни даже с трибуны на партсобраниях не привыкли гутарить, а все больше по простому трындеть. Уменьшительно ласкательно. Если обедать, то «борщиком» со свежими «капусткой», «морковкой», «лучком», «баранинкой» либо «говядинкой», а то и со «свининкой». Извиняйте, граждане бусурмане да «избранный народ», а сало и вы трескать горазды, когда на вас со стороны никто не смотрит! А ведь какой борщик да без сметанки! Ах, вкуснотень, мама!
И даже если надо от души обматерить какого-нибудь нехорошего человека, мы все равно присовокупляем к общеславянскому универсальному определению из трех бук, произрастающему из «хвои», суффиксок, суффиксочек, говоря такому рукозадому дурню не «Ах, ты – суй!», но ласково так: «Да ты просто – суишко, братишка!»…
Любит русский человек в жару выпить «квасок», а после тяжелой полевой работы механизатор колхозный с особым кайфом навернет «кашку». И лучше с «мяском», а если нет, то и с «колбаской», или «окрошечку». В заводской столовой и на Новый год все мы не представляем себе стола без салатика «оливьешечки». И даже к последней черте, отделяющей мир живых здесь от мира по ту сторону обитающих, а ведь у нас, у нашего Бога НЕТ мертвых, ВСЕ живы, так вот, к этой черте пограничной, к неизбежному завершению земного пути со всеми его страданиями мы относимся легко и спокойно. И даже с юмором солдатским. Называем усопших «покойничками» или «упокойничками». А саму ее, безносую, просто «смертушкой», или еще того ласковее – «смертиночкой». Вот только жизнь свою никогда не украшаем ласкательным суффиксом. Ибо так трудна и тяжела жизнь, как у русских, двух, трех, десятижильных людей, безропотно тянущих воз страданий, никаким невольникам на плантациях или галерным, каторжным рабам и не снилась. Вот почему мы так серьезно глядим на мир, без улыбки, что всякий вновь прибывший в Россию интурист вначале пугается этой нашей серьёзы насупленной. А мы просто привыкли смотреть на тяготы житейские исподлобья и неприветливо на всякую новую проблемность, чтобы как-то исхитриться, но решить ее достойно. А уж потом и поржать, и покуролесить, и подурачиться русский человек умеет не хуже бразильских карнавальщиков или веселых апеннинских изобретателей пиццы и акведуков с оперным бельканто. Дай только русском повод пошуметь, эх, гуляй, рванина! От рубля и выше…
Вот почему, в отличие от всего цивилизованного мира, съехавшего с катушек со своим «зомби-апокалипсисом» голливудского разлива, русский человек не боится ни смертиночки, ни упокойничков родных. Ибо, как уже сказано было, у нашего Бога нет мертвых, но ВСЕ – живые. А каким пням или по каким дням, каким ложным идолам молятся иные, нам как-то по…, вам, в общем, по пояс будет, девчата, как сказал незабвенный старшина Васков. В этом и есть страшная военная тайна русов. В уменьшительно-ласкательных окончаниях любого слова, любого имени, нами нареченного, Васенька, Любушка, Юрочка, Сашенька, Боричка, Сонечка, Юляша, Маняша, Архипушка, Вовочка, да хоть Дормидонтушка или Даздрапермочка. Есть, есть в этой детской непосредственности – суровая Русская Правда. Выше которой только сам Бог наш и Богоматерь с ее ласковым взором к детям своим, порой неумелым, порою дурным, дурнабойным на всю голову, а в общем-то светлым и чистым. Внутри души своей. Напевно-наивной. Русской души. Православной…
21. 07. 2018 г.
Свидетельство о публикации №118072101273
Светлана Баранник 22.07.2018 22:04 Заявить о нарушении