ОЧевидность

У русских нельзя и шепотом: "Иерусалимская блудница".
Кто-то подобную вводную - сделал незримой границей,
Кто-то прокрался намеренно в сонный русский мозг
И ввел в подкорку уверенно: Иерусалим и блуд? да, ты лжешь!

Кто-то поставил на голову русских не с той ноги,
Сделав для нас крамольными чужих берегов стихи.
Иерусалимские камни не знают ничего: кроме ЕГО шагов!
Город, стяжавший славу, биться до крови готов!

За каждое слово. За букву. "За АЗЪ?" "А причем тут "азъ"?"
Скопление вод - в микве. Святая вода лилась
Лишь в лоно им созданных женщин. Прочие ---- в Вавилон!!!
Иерусалим - порочен? ТЫ будешь на век отлучен.

Тут камни... где стопы его Марий остались, как отпечатки.
Творец что ль напрасно творил? Крестись и проси: "Помилуй"
И тишина... и камни. А я открываю книгу, подаренную когда-то,
И черным по белому писано средь букв: азъ, веди и рцы - что то,

Что связали с Ближним, совсем не в том переплете.
Что нас обманули льстивостью и жертвенностью букв не тех.
Что жено была встречена - далеко на Запад (восток?)
Мария! Средь люда простого - одна! У креста. Господь,

Да с вами обоими - и слогом русских стихов.
Женева. Дорога. Женщина. Одним поступиться готов:
Четки не шею. К Щиту. В руинах лежит территория,
Как будто Вселенском аду. И где-то Распятый прибит ещё

И где-то трубят рожки. Мария. Вне Иерусалима - чужого ей ("Спас"?)
По камням бредет. Тоски... не видали большей - чем дно этих дивных глаз.

***

Жил на свете рыцарь бедный,
Молчаливый и простой,
С виду сумрачный и бледный,
Духом смелый и прямой.
Он имел одно виденье,
Непостижное уму,
И глубоко впечатленье
В сердце врезалось ему.

Путешествуя в Женеву,
На дороге у креста
Видел он Марию деву,
Матерь господа Христа.
С той поры, сгорев душою,
Он на женщин не смотрел,
И до гроба ни с одною
Молвить слова не хотел.
С той поры стальной решетки
Он с лица не подымал
И себе на шею четки
Вместо шарфа привязал.
Несть мольбы Отцу, ни Сыну,
Ни святому Духу ввек
Не случилось паладину,
Странный был он человек.

Проводил он целы ночи
Перед ликом пресвятой,
Устремив к ней скорбны очи,
Тихо слезы лья рекой.
Полон верой и любовью,
Верен набожной мечте,
Ave, Mater Dei*  кровью
Написал он на щите.

Между тем как паладины
Ввстречу трепетным врагам
По равнинам Палестины
Мчались, именуя дам,
Lumen coelum, sancta Rosa!**
Восклицал всех громче он,
И гнала его угроза
Мусульман со всех сторон.

Возвратясь в свой замок дальный,
Жил он строго заключен,
Все влюбленный, все печальный,
Без причастья умер он;
Между тем как он кончался,
Дух лукавый подоспел,
Душу рыцаря сбирался
Бес тащить уж в свой предел:

Он-де богу не молился,
Он не ведал-де поста,
Не путем-де волочился
Он за матушкой Христа.
Но пречистая сердечно
Заступилась за него
И впустила в царство вечно
Паладина своего.


* Радуйся, матерь божия (лат.).
** Свет небес, святая роза (лат.).
А.С.Пушкин



Ян Провост (около 1465–1529) и его загадочные картины