ни кокетства и ни флирта

                "...Неужели вон тот - это я?"

Ни кокетства и ни флирта,
только топот суеты.
Перепутаны и слиты
все желанья и мечты.

Шаг - к плите, и шаг - к окошку,
и еще сто раз подряд.
Забубенная дорожка,
замордованный фасад.

Только поступью тяжелой
разносить и успевать,
чтобы этот дом веселый
и кормить, и ублажать.

И глядеть на взрослых внуков
отстраненно, как чужих.
Ах, какая это мука -
не обманываясь, жить.

Если б знали мы с подружкой
в пору девичьих химер,
как жестоко снимет стружку
жизнь с непуганых гетер,

как обтешет, изувечит,
грубо кольца нарастит,
вырвет клок - и не заметит,
не утешит, не простит.

Потяни за нитку, что ли,
распускающихся дней.
Только ямы, только штольни,
горстка праха да костей.

Эти латки, эти штопки
заслонили белый свет,
Расходящиеся тропки
в те места, которых нет.

Я тоскую по былому,
по течению плыву.
Может, тихо, как Обломов,
на кровати доживу?

под  потертым одеяльцем
на дырявой простыне...
Все мы - бедные скитальцы.
Что же так тоскливо мне?

Не хочу ни шевелиться,
ни читать, ни говорить.
Ни кокетства и ни флирта,
только старый лабиринт,

только пни да эшафоты
да позорные столбы...
Только шелест: что ты, что ты?
растерявшейся судьбы.

Что, довольна? доканала?
в длинных фартуках до пят
с лицами седых сомнамбул
сестры-сироты стоят.

Ни кокетства и ни флирта,
угасает струнный звук...
я у раковины-плитки
век свой бабий доживу.

Где там сломанная лира?
Где запечный мой сверчок?
Ночью холодно и сыро -
заблудился, дурачок.

Неужели так и кончит
жизнь свой слабенький напев?
Но за то, чтоб выйти, молча
постоять среди дерев,

посмотреть на твердь ночную,
на вселенское окно...
Что ж, согласна на такую.
Продолжай своё кино.