Почти мистическая история...

                Тот, кто в тебе нашел счастье — твой.
                Все остальные — гости.
                Джалаладдин Руми

                Любящие не встречаются,
                они с самого начала друг в друге.      
                Джалаладдин Руми
               

—  Как дойдёшь до перекрёстка,  —  сразу налево,  —   словоохотливая старушка что-то ещё хотела добавить,  но  я,  поблагодарив,   уже шла в указанном направлении.  Найдя нужный дом,  оторопела от неожиданности. Я сразу узнала его.  Именно таким он мне и представлялся  —  тот самый «трёхэтажный дом в стиле ампир» из моей любимой песни питерских авторов.

Мы жили средь книг и салфеток бумажных,
В забытом краю коммунальных квартир.
Я адрес не помню, но это неважно,
Где был трёхэтажный дом в стиле ампир.*

Мистика какая-то…  Выходит ничто в мире не случайно?
Неделю назад я вернулась в родной город из пансионата. За день до отъезда меня пригласили в администрацию и попросили об услуге.
—  Вы ведь в Питере живёте?
—  Да.
—  У меня к вам просьба.  Одна из отдыхающих,  ваша землячка,  выехала по звонку  —  сын попал в аварию и,  в спешке,  забыла кое-какие вещи.  Не смогли бы вы передать их?  К сожалению,  нам не известен контактный телефон,  есть только адрес.
—  Конечно,  передам.  Давайте адрес.

И вот я стою перед  домом из своих грёз,  с радостным изумлением разглядывая арочные окна,  смешные балкончики с лепниной,  похожие на цветочные горшки,  и внезапно ощутив непонятную робость перед тем,  что ждёт меня внутри.  На дереве у дома сидела ворона и смотрела на меня с явным желанием «поговорить».
 —  Привет,  птица!  А я знаю,  что ты любишь грецкие орехи.  Вижу напротив магазин,  наверняка,  они там есть.  Я скоро вернусь  и куплю тебе.  Дождись меня,  хорошо?
—  Кар!  —  сказала ворона.  Наверное,  согласилась подождать.

Дверь открыла приятного вида высокая белокурая женщина,  одетая в длинный шёлковый халат цвета тёмного шоколада,  с набивным рисунком из редких крупных бежевых цветов.  Умилил кружевной воротничок в тон цветков.  Повеяло уютом. И стало ясно,  что отсюда  скоро уйти не получится.  Как там дальше в песне?

Я помню обои и кресла из кожи,
Китайскую ширму,  зеркальный овал.
Я помню картины, но вспомнить уж сложно,
Кто был тот художник,  что их рисовал.*

Зеркальный овал и картины встретили меня уже в прихожей.  Несколько пейзажей,  пронизанных солнцем,  и натюрморт с физалисом и осенними листьями поразили свежей,  необычной палитрой.  На них хотелось смотреть и смотреть…
—  Нравится?  —   приветливый голос хозяйки вывел меня из оцепенения.  —  Это работы мужа.  Если заинтересовались,  то в комнатах есть ещё.  И не только его,  но и картины свекрови.  Обоих уже нет с нами,  а их творения живут и радуют.
—  Мам,  кто там?  Не ко мне?  —  раздался мужской голос из комнаты.
—  Сейчас выясню.  Вы к Кириллу?
—  Нет.  Если вы Анна Никитична,  то к вам.
—  Да,  это я.  Проходите,  что же это мы в прихожей-то…

В просторной гостиной,  в простенке между двумя окнами висел большой портрет сидящего в кожаном кресле подростка с грустными серыми глазами.  Переведя взгляд чуть ниже,  я встретилась с теми же глазами сидящего в инвалидном кресле молодого мужчины.  Он сделал попытку привстать,  но,  поморщившись,  безнадёжно махнул рукой и смущённо сказал:
—  Извините,  что встречаю вас сидя.  Давайте знакомиться,  Кирилл.
—  Да что вы,  право,  я же не королева какая-нибудь и даже не принцесса,  хоть и нарекли меня «царственным»  именем  —  Капитолина,  можно просто Капа.
—  Как вы сказали,  Капа?  Ну,  конечно же,  —  Капа.  А я всю голову сломал,  гадая,  как же её звали…
—  Кого?
—  Девушку из полюбившейся мне авторской песни. Там есть такие строки… Мам,  подай,  пожалуйста,  гитару.
—  Кир,  удобно ли,  мы даже ещё не знаем о цели визита девушки,  быть может,  она спешит,  —  вмешалась в разговор Анна Никитична.
—  Нет-нет,  не тороплюсь!  —  воскликнула я,  предчувствуя,  а вернее,  уже зная,  какие строки сейчас услышу.
Настроив инструмент,  Кирилл напел тихим,  проникновенным баритоном:

Мы белые ночи считали своими,
И дождь её звал, стороной проходя.
И, вторя дождю, я шептал её имя.
А как её имя, спроси у дождя. *

Это был третий куплет той самой песни.  Я уже не знала,  что и думать. Не слишком ли много совпадений?! 
—  Мне тоже нравится эта песня,  -  только и смогла сказать я,  ошеломлённая происходящим.
—  А мне нравится,  когда кому-то нравится то,  что нравится мне. 
Кирилл улыбался.

Пора было сказать о причине моего появления в этом гостеприимном доме и уходить.  Но уходить почему-то не хотелось…

Анна Никитична,  узнав,  зачем я здесь,  охала и ахала,  благодарила,  говоря,  что не стоило бы утруждаться,  из всего забытого в пансионате ей дороги лишь серёжки,  как память о муже,  да томик стихов Фета,  но и с ними она мысленно уже распрощалась,  и вдруг  —  такая приятная неожиданность. 

Они уговорили меня попить с ними чаю,  как сказал Кирилл,  "с мамиными мировыми плюшками".  Плюшки и впрямь были знатные  —  большие,  красивые,  ароматные и очень вкусные.  Стало как-то совсем по-домашнему тепло,  и было ощущение,  что в этом доме я не впервые.

Похоже,  что и новообретённые друзья восприняли меня,  как старую знакомую.  Они легко и непринуждённо рассказывали о себе,  каких-то забавных и не очень случаях из жизни.  К радости моей оказалось,  что их семья  —  потомственные врачи.  Кирилл  — травматолог,  а Анна Никитична   —  нейрохирург.
—  Ну,  вот!  —  воскликнула я,  —  А мне папа говорит,  что хирург  —  не женская профессия.  Я ведь тоже учусь в медицинском.  Так случилось,  что моя мама умерла при моём рождении,  и я,  в детском стремлении вылечить мир от всех болезней,  поклялась стать врачом.  После школы,  чтобы убедиться,  не ошиблась ли в выборе профессии,  сначала окончила медучилище,  и лишь потом поступила в университет.
Растроганная услышанным,  Анна Никитична сжала мою ладонь и приобняла.
—  Ты умничка. Наш человек!  Случайно,  не в первом ли медицинском учишься?  Мы все его заканчивали,  а Кирюша и сейчас там учится в аспирантуре.  А я преподаю.
—  Да,  в первом.  На четвёртом курсе.
—  Так вы забегайте к нам после занятий,  здесь же совсем рядом.  Может,   помощь какая потребуется,  мало ли. И вообще… —  это уже Кирилл.
—  Спасибо!  Приду обязательно. Ну,  я пошла…  А то там ворона меня заждалась,  наверное.
—  Кто?!  —  в один голос удивлённо воскликнули мать и сын.
—  Ворона.  Она у вас под окнами сидит.  Я обещала угостить её грецкими орехами.
—  Повезло вороне.  И нам,  похоже,  —  тоже,  —  сказал Кирилл.

Ворона сидела на прежнем месте.
—   Держи обещанное.  И я с тобой не прощаюсь.  Я буду сюда приходить.  И ты знаешь,  птица,  кажется,  я влюбилась...
—   Кар!   —   сказала ворона. Наверное   —  похвалила... А может быть удивилась.

___________
*—  авторская песня "Февраль" Вячеслава Кисенкова на стихи Станислава Беликова