Фрол Петрович

Нечленораздельно бормоча
И непрезентабельно икая,
Фрол Петрович вышел от врача
И нетвёрдо двинулся к трамваю.

В ужасе, в паническом дыму,
Бился глубоко за диафрагмой
Только что поставленный ему
Страшный окончательный диагноз.

Фрол Петрович был уже в летах,
Но уж точно не глубокий старец.
И, поверьте, жить хотелось так,
Что когда б в него нацелил танк,
От него б снаряды отлетали.

Что успеть за месяц или два,
Что тебе отпущены болезнью?
Никакие мысли и слова
Кроме этих в голову не лезли.

Может, как-то, думал, пронесёт,
И, казалось, он отдал врачу бы
Всё, что он имел, ну просто всё,
За надежду на возможность чуда.

Фрол Петрович, словно бы во сне,
Отпер дверь, зашёл к себе в квартиру,
И в прихожей как-то весь осел -
Что-то сильно сердце прихватило.

Вот бы так инфаркт - и все дела,
Чтоб не выть, не корчиться от боли.
Или, может, взять кусок стекла
И закончить с этой жизнью, что ли?..

Но сердечный приступ отступил,
Как бы говоря - не всё так сразу.
В остальном лишил последних сил
Парализовавший волю разум.

Этой ночью Фролу не спалось,
И к утру не выспалось, конечно.
Так усталость переходит в злость,
Ну, а та - в полнейшую кромешность.

Виноватым вскоре стал любой,
Кто случайно под руку попался.
Там у них во всю цвела любовь,
А на нём затягивался панцирь.

Озлобленье - худший из путей,
А обида - вовсе не советчик.
Как ты этот панцирь не надень,
Счастьем он тебя не обеспечит.

И Петрович, бывший весельчак,
Вдруг решил, что в панцирь не полезет.
И не пожелал, чтоб он зачах
Тут один, наедине с болезнью.

Что он в жизни сделал для людей?
Нет, ну, вот, на самом деле, что же?
Тех людей, которые в беде,
Тех, кто сам помочь себе не может?

Как он мог, особенно теперь,
Зная, как печальна перспектива,
Просто ждать, когда откроет дверь
Старая с косой интерактивной!

Городок, где прожил наш герой,
Где его зачали и родили,
Был не то чтоб полною дырой,
Так, болтался где-то посредине.

С медициной было как везде,
Всё стремилось вниз, а цены - выше.
Потому и в камне затвердеть
Было даже проще здесь, чем выжить.

Фронт работ непаханно широк,
Сколько бы ни сделал, будет мало, -
Понял Фрол, переступив порог,
Неприметно скромного подвала.

Ужас, боль, страдание и страх -
Душераздирающая роспись.
Это никакая не игра,
Это битва на смерть - детский хоспис.

Боль и детство - смесь гремучей нет,
Ночь не наступает утром ранним!
Как соединить нам тьму и свет,
Детский дом и дом для умиранья?!

Смыв собой сидящий где-то тромб,
Полились непролитые слёзы,
Всё, что раньше скапливалось в нём,
Вырвалось в гигантских слёзных дозах.

Фрол Петрович был теперь как мать
Тем больным неизлечимым детям,
И пытался каждому отдать
Всё, что он скопил на этом свете.

А каким-то заменял отца,
Отвлекал от страха и от боли,
От неотвратимого конца
Укрывал практически собою.

Девочке восьми неполных лет
Подарил поездку в лимузине,
Мальчику - машинку Шевроле.
Дети перед смертью попросили...

Громок их ночной недетский плач,
Тихи предрассветные уходы...
Натянув повыше старый плащ,
Фрол стоял заплаканный у входа.

И, забыв про собственную боль,
У очередной пустой кровати,
Обращался к богу: "Что с тобой?!
Забирать так рано! Может хватит?!"

Тот не слышал либо делал вид,
Может, есть на то свои мотивы.
В церкви поп красиво говорит,
Так ли в нашей жизни всё красиво?..

Между тем, продолжил свой черёд
Цикл жизни, а, вернее, смерти -
Фрол Петрович снова не сберёг
Двух детей на тот смертельный вертел.

Ну, и, вызревавшая внутри,
Вырвалась его болезнь наружу,
Как-то утром маленький Кирилл
Рядышком его не обнаружил.

Где же Фрол Петрович, дядя Фрол?
Дети ждали, плакали в палатах...
А его как раз сейчас вспорол
Старый врач-паталогоанатом.

...Вот и вся история про то,
Как случился всплеск, а после - росплеск.
Правда, тут ни слова нет про "до",
Но зато есть много слов про "после".

Мы живём, в заботах копошась,
Не заметив собственных агоний.
Жизнь теперь - один сплошной фальшак,
Жизнь и смерть давно в одном флаконе:
Я это пишу, ещё дыша,
Станете читать - уже покойник.