Об индейце и эскимосе. Индейская сказка

I
Лавою-слюною смачивались сопки,
Словно щеки в пасти горного хребта:
“Прыгай в наше жерло, коль душой не робкий,
А иначе вусмерть сжарит духота!’

“Нет дождя, что делать? – закамлали инки –
В жертву отстающих, чтоб зари слеза
Превратилась в ливень в серебристой крынке,
И варан-награя жар пустынь слизал..”

Заиграли в игры – голову в корзину,
Все ацты убиты, лишь один живой:
То ль прославить гада, то ли душу вынуть,
Чтоб в крови почуять холод дождевой.

Но ацтек взмолился памятью Тенечхи:
“Вижу край, где много ливней и воды.
Путь туда сколь краток, столь же бесконечен…”
А инка: “Дай крови, или нож под-дых.

Лучше влаги в жилах не найти напитку.
Ты не из придворных, не подступишь к ним,
Но тебе готовим царственную пытку,
Чтоб над мертвым телом вспыхнул жгучий нимб.

Нить уже готова, вынь язык на вкладку…”
Пленник же рукою палача зашиб,
И услышал пенье, заходя в соматху,
То ль каито-месхи, то ль своей души.


II
Сахарною лодкой в заводи кофейной
Проплывали звуки, что дарил ацтек.
Но сказали инки: “Песней смерть навеяна,
Слышится в мотиве грубый хруст костей.

Словно луч рассвета, что из неба вырос,
Нить в язык пропустим, чтоб больней вертеть!”
Но менялись ноты…диссонанс, как вирус,
Патоку созвучий обратил в метель.

По ковру снежинок в небо пробираться
Начал дух мятежный, как Толтек-Чатлан,
И по колу само прочь от резерваций
Вылетел из плена, что для смертных дан.

Проскользнул-промчался до другого мира
В сумеречной щели между двух Амрек,
В край, что доброй тайной выше злобы вырос,
Как мечты и сказки тихий оберег.

Там увидел тополь в золотистых росах,
Что сжигал бураны, в бой капель ведя.
А под ним – собрата, деда-эскимоса,
Русского нагваля, красного вождя.

К старому индейцу брёл ацтек несмело,
Ведь метель утихла, отошла жара,
Лишь внизу узнал он собственное тело,
Что пинали инки, и кусал варан.

Телу не желали счастья на охоте,
Растерзав наветом, что копья острей,
Но ушло виденье дымкою в болоте,
А тепло осталось чурами в костре.

Стыли головешки, но не в этом дело,
Ведь молитвой кроткой в небо уходя,
У золы прогретой девушка сидела,
Глядя то на парня, то в лицо вождя.

И светились тайной Ойкумены вечной,
Матери народов, хоть куда смотри,
Очи, как запруды с поволокой млечной,
На равнинном лике  в родинках зари.

Вождь тогда промолвил: “Знаю, путь наш сложен,
Гауата-Уатага, ладна, будна, Дзес…
Должен ли ты в Месхе? Мой ответ – не должен.
Если сам захочешь, оставайся здесь.

Ты не будешь цельным, но любимым будешь,
А потом – кто знает… жизнь волшбы длинней.
Все мы выбираем нить миров и судеб,
Через нить пуская бусы встреч и дней.

Только зиму помнит грезящий о лете…
А другой, стирая крупный пот с лица,
Убоится снега… знай, что им ответить,
Тот ответ – лишь в сердце, лишь в двоих сердцах”.


Соматха (соматка) – сомати
Песнь каито-месхи – песнь мескалито
Толтеки – вероятно, наиболее древние обитатели Южной Америки, древнее  и инков, и ацтеков, и даже мая
Коло само – время само. Сокращение от  колобоса (колбаса) – время бога само
Чуры – духи предков, либо угли от костра, которыми в древности очерчивали границы владения рода
Гауата и Уатага – мистическая связь между двумя Америками и русской Сибирью
Дзес – Зевс или Дый