Психбольница

Этот мир сходит с ума, а я медленно вместе с ним.
В смирительной рубашке лежу, исход необратим.
Освободить меня сможет только санитар с перегаром.
Недаром, у него в кармане таблетки разложены по парам.

В разгаре моего безумия, он вставит мне в вену иглу.
Число не помню, валяюсь в самом дальнем и пыльном углу.
Молю, чтобы меня выпустили из этой палаты без окон.
Не трогает никто мои мысли, стоя в жизни порогах.

Пороки меня сюда привели, и нет пути обратно.
Деликатно хочу выпить яду со сладким осадком.
Я не опрятна и растрёпаны волосы на моей черепице.
В больнице уже перепутались все одурманенные лица.

Поясница болит, не помню, как выглядит моя соседка.
Заметка с почерком корявым лежит на деревянной табуретке.
Я здесь, всего лишь, марионетка. Не дотянуться до листка.
Жутко становится, но я ползу по выдуманным пескам.

Резко открывается дверь, меня отбрасывают на пол.
В лапах могучих и грозных врачей оказываюсь, однако.
Клоака начинается из-за этого клочка бумаги.
Мутнеет в глазах, я проиграла, имея чувство отваги.

Флаги натянуты из безразличия и кислого лицемерия.
Манерно отобрали всё, от этого становится скверно.
Веретеницей мысли сплетаются и разъедает меня до дрожи.
Что же было там написано, я лезу на стену из собственной кожи.

Бульдожьи пасти раскроют санитары и привяжут к железным прутьям.
Судьями ли им быть в моём потерянном распутье?
Мутью и тиной заплывут мои большие и прекрасные глаза.
Мне кажется, что я слепну, пытаюсь хоть что-то сказать.

Незрячей стала, совсем ничего не могу разглядеть вокруг.
Перепугалась я жутко от этих дьявольских слуг.
Стук разносится по ушным мягким перепонкам с болью.
Что же они со мной сделали, приспешники из преисподней.

Неугодно им было, чтоб я могла лицезреть этот мир.
Разжимают мне челюсти и вливают какой-то эликсир.
Сапфировым и горьким, мне он покажется на цвет и вкус.
Встрепенусь, вцеплюсь, рвусь, борюсь, не сдаюсь...

Не шевелюсь... Не могу пошевелиться ни одной клеткой.
В оцепенении пребываю, дышу слишком редко.
Табуретка рядом, на ней кто-то сидит и пронзает меня.
Беготня где-то, накрывает с кончиков пальцев белая простыня.

Осеняет мой затуманенный разум, что пришёл конец.
Высечен на моей обнаженной груди какой-то рубец.
Пальцы чужие к нему прикасаются и давят со всей силы.
Мне, видимо, осталось не так много до пахучей могилы.

И только, в моём погибающем сердце застрял вопрос.
Из-за клочка бумаги меня отправили под откос.
А там лишь одна фраза: «Живи на износ».