Ель

Хребты Тянь-Шаньских гор – драконы,
На гребнях иней лет лежит.
Свои Вселенские законы
Тут провидение вершит.

На склоне гор, среди камней,
Взрастала дочь Тянь-Шаня – ель.
Пробивший скалы родничок
Заботливо поил росток.

Зима качала колыбель,
Весенний дождь баюкал ель,
Струило солнышко тепло –
Привольно деревце росло.

Уж минул не один годок:
Роскошной елью стал росток.
Надежно мрак густых ветвей
Родник скрывает от людей.

Сторожкий зверь на водопой
Сюда приходит в час ночной,
Чтобы целебною водой
Телесных ран утешить боль.

Столетний ворон, житель скал
Часы досуга коротал
В тени колючих жестких лап.
Мне быль одну поведал так…
***
Уж сколько времени тому,
Припомнить точно не смогу.
Двух внуков старая апа
Послала навестить отца.

Брат старший славный Адилет
Прожил двенадцать полных лет.
Сестренка младшая Айна
Его заботам отдана.

Брат наставленья получил,
И… за спиной родной аил.
Вниз по ущелью мчит река,
В ладони сестрина рука.

Сам Адилет, блюдя наказ,
Шел на джайлоо не в первый раз.
Ну а с сестренкою своей
Дорога будет веселей.


Высоко в небе облака
Вершин касаются слегка,
Могучий беркут – хан небес –
Бросает тень на луг и лес.

Грохочет пенистый поток,
Оделся в золото Восток,
Ложится под ноги земля,
Простые радости даря.

Цветок, кузнечик, мотылек
Вниманье девочки привлек.
И эхом возглас озорной:
«Байке, бежим скорей со мной!»

Звенит в ущелье детский смех
Игра не ведает помех
Пустяк – забава ребятне,
Но путь длиннее стал вдвойне.

Вдруг ветер загудел вдали,
На небо тучи наползли
Айна взгляд к небу подняла
И руку брату подала.

Рычит, как барс, из тучи гром,
Зарницы вспыхнули костром
Разверзлись хляби над землей,
Пройти бы хоженой тропой…

Бьет по плечам холодный дождь.
Легко по склону не пройдешь:
Там камни мокрые блестят
И ноги по грязи скользят.

Айну усталость оплела,
Верхом на ветре мчит беда…
Не удержавшись на тропе,
Айна скользнула вниз к реке.

Брат, обернувшийся на крик,
Зажал рукав в последний миг.
Другой рукой вцепился в куст,
Лишь хриплый стон из сжатых уст.

Напившись дождевой водой,
Беснуется поток речной.
У Адилета в сердце страх:
Ведь жизнь сестры в его руках.



Айна недвижная молчит –
Настало время для молитв.
Вспомянут предок был и бог …
Пусть бы хоть кто-нибудь помог.

Сам мальчик рук не опускал,
За жизнь сражаться продолжал.
Цепляясь крепко за траву,
Упорно вверх тянул сестру.

Не видно впереди ни зги…
Вдруг в свете молнии зрачки,
И силуэт из темноты…
«Мать-Олениха, это ты?»

Взгляд Адилета просветлел:
Легенда дедов – кайберен!
Оленей мать спасти детей
Пришла по доброте своей.

Забыв предательство людей,
Бугу-эне двоих детей,
Что в край озерный привела,
Вдруг вспомнила и замерла.

В тот год, утратив оленят,
Она кормила двух ребят –
Двух человеческих детей,
Врагом лишенных матерей.

Она надеялась тогда
С людьми сродниться навсегда.
Но только память коротка
У человека. А она…

Мелькнули в памяти ее
Давно поросшие быльем,
Событья очень давних лет,
Оставившие в сердце след.

Ну вот, сомненья позади,
И сердце - молотом в груди.
Она – кыргызов рода мать,
А, значит, надо выручать.

Под елью бьет целебный ключ.
Ствол древа крепок и могуч,
Вниз ветви плотные шатром,
Хвоя лежит сухим ковром.



Там зова матери своей
Ждет олененок меж  корней.
Надежно пусть укроет ель
От непогоды трех детей.

***
Бугу-эне, всхрапнув слегка,
Мальчишке глянула в глаза.
Брат старший понял все без слов,
Поднял сестру: «Я в путь готов».

Айна в ушибах, синяках
Без чувств лежит в его руках.
Дождь хлещет и грохочет гром,
Брат на ногах стоит с трудом.

Собравши волю всю в кулак,
Идет джигит за шагом шаг.
Оленья матерь не спешит,
Как лунный свет сквозь дождь блестит.

До ели уж совсем чуть-чуть.
Дрожат колени: «Отдохнуть…»
Тут олениха рядом встав,
Смиренно подставляет пах…

Как пьет теленок, каждый знал,
И Адилет к сосцу припал.
Глоток «живого» молока
Утроил силы паренька.

Сестричку бережно держа,
Джигит от цели в двух шагах.
Надежды свет развеял мрак:
«Сестренка будет жить - вот так!»

Бугу-эне, уткнувшись в Ель,
Легко скользнула меж ветвей,
Рогами ветки придержав,
Проход детишкам показав.

Там было сухо и тепло,
Как будто в юрте на джайлоо
Айна головку подняла,
Шатер глазами обвела.

Шерсть матки цвета молока
Светилась в темноте слегка,
Как блики золотых клинков,
Блистали кончики рогов.


Напившись ключевой водой,
Мать-Олениха, вдруг, ногой
Коснулась каменного дна.
Кивком детей зовет: «Сюда!»

Джигит наш, следуя кивку,
Подвел сестренку к роднику,
Водой целебной напоил,
Ушибы, ссадины омыл.

Из тела боль совсем ушла,
И прояснилась голова.
Душа велит оленью Мать
В знак благодарности обнять.

Если б не светлая эне,
Погибнуть можно бы вполне…
Все примечавшая Айна,
Вдруг голос робко подала.

«Ой, Адилет, смотри, какой
Олешек маленький, смешной.
Давай, он будет братик мне,
Ты разрешишь, Бугу-эне?»

Печально-добрые глаза
Могли о многом рассказать…
Бугу-эне, забыв о том,
Лизнула щечку языком.

И, накормив двух малышей,
Окутав нежностью своей,
Вздохнула тяжко и легла,
Согрев озябшие тела.

Во сне: олешки-близнецы,
Давно убитые людьми,
И Дети, вскормленные ей,
От коих род пошел людей.

На Иссык-Кульском берегу
Счастливо жил народ Бугу,
Пока в один ненастный день
Был первый не убит олень.

***
Когда рассвет развеял сон,
Покинули олени схрон,
Воды из родничка глотнув
И ели-матушке кивнув.



Пусть человечьи дети спят,
Не жалко, что спасла ребят.
Но вот охотников встречать
Не хочет уж оленья мать…

Сестру и брата разбудил
Собачий лай и звон удил.
Из-под густых еловых лап
Они на звук бегут стремглав.

На поиск посланный отряд,
Нежданной встрече очень рад:
Ребята здравы и целы,
Следы испуга не видны.

Слышны вопросы, шум и гам –
Народ весельем обуян.
И, вторя вслед толпе людской,
Ель засмеялась за скалой.

С ее верхушки с криком «Кар»
Поднялся ворон в облака.
Он был свидетелем того,
Что в ливень злой произошло.

В селении готовят той…
Мужам поведав сказ большой,
Разумный Адилет, джигит,
Слова такие говорит:

«Ата, ты можешь обещать
Маралов больше не стрелять?
Вдруг, среди них Бугу-эне?
Она родня тебе и мне.

Ведь нас поила молоком,
Согрев в ночи своим теплом.
Ее сынок теперь наш брат.
Я этому безмерно рад!»

Совет, что дали мудрецы,
Услышав, приняли отцы:
«Мы у Оленихи в долгу,
Маралов бить – теперь табу».

Ель с чистым родником под ней
Священной стала для людей.
Приносит женщина дитя,
Благословения прося.


Водой чудесною умыть,
Дитя от сглаза защитить,
И добрым словом вспомнить Мать,
Что детям не дала пропасть.

Трепещут ленты на ветру,
Их матери, как дар, несут.
Бугу-эне средь скал стоит,
С надеждою на мир глядит…

Ее глазами в этот час
Сама Природа видит нас.
Лишь человеку выбирать:
Она рабыня нам иль Мать?

Всю жизнь озерный наш простор
Пусть отражает пики гор,
А на обрывистой скале
Царит в веках Бугу-эне.

Июнь 2018