идунн

Черноглазая девочка вымазала собою
Городские скатерти,
Осквернила святыни и храмы,
Изрезав ножом тоски их паперти.
Их раны,
Их глубокие рваные раны, они поют
Устами её детей,
Бегущих из своих гнёзд.
Они не в ответе за миллиард путей,
Освещённых гореньем звёзд.
Она пробиралась сквозь ночь к утру,
Ведомая самой Селеной,
А дальше в кровать ко сну,
Ближе
К ядру
Вселенной.



Весь город горит и так сладко дымится,
Что ещё немного, маленько,
И её потянет к оконцу на запах,
По мостовым, по ступенькам
И за солнцем на запад.
Она падала вниз,
Путаясь в проводах.

Ударившись о карниз,
О последний животный страх,
Сознание полыхнуло
Чередою немых картин,
Как скользящая через дуло,
Пуля,
Покидающая карабин.
Девятнадцатый век, девятнадцатый год
Винтажные узорные стулья.
Расправляя себя крестом,
Она упала на заборные зубья.

Провода её
Обвивали,
Как руки собственной матери.
Вниз,
Вымачивая бельё,
Стекали
Благоухающие ручьи.
От страха
Я выблевался стихами,
А она говорит:
“Лечи.
Исцели все мои порезы
Всего моего существа
Доставай из меня железо.
И через пару недель с тобой мы
Будем, как божества
Как патроны с одной обоймы”.

О сколько мы ночей на память нажили
На пути к Эдему,
Что провода над черепами нашими
Завязались в диадему!

Сто минут в секунду,
Семь километров в сантиметре.
До сердцевины
Обгоревшая на звёздном ветре
Коронованная,
Всуе истерически
Душа бросала тело,
Танцуя с электричеством,
Изувеченная, стёртая, в нищете.
Пускай её сотни раз приносили мёртвую,
Но на щите!

И восстала она (воскрешённая)
В сверкающем одеянии бури,
На гребне северных грозовых лавин,
С глазами, исполненными лазури,
В пламени, танцующем на крови,
Излившейся из ладоней распоротых,
Как из чаш,
Покрывая лицо узорами,
Словно это гуашь.

И излила жажду искренности и любви
В акустическом коридоре
Абсолютной поэзии!
Посредством метафор, аллегорий
И их экспрессии.

Жажду торжества юности
И вечного Сражения
Против духовной скупости
В экстазе молитвенно-бритвенного скольжения!

Иллюзия жизни – кошмар!
Мы, ощущающие вибрацию космоса
У себя под ногами,
Не более,
Чем мясо, брошенное на тротуар
Нашими же богами.

И как бы нас не тянули вниз,
Наши тягостные тела,
Я всегда узнаю эту девочку
В отражении автобусного стекла.