От первого лица

            

Уже под тридцать. Дочь в «нулёвке».
«Девичествуешь"? – мужнин бас.
Мальчишествую. Кривотолки
И смуту сея среди вас -
Клеймённых, рефлективных, сивых,
Осипших от заёмных слов,
Наотражавшихся в заливах
Чужих расширенных зрачков.
Мы часто рядом, но излучин
Души моей не разглядеть, -
Жест вычурен, а смех заучен,
Как и положено иметь.
Кокетничаю. В отдаленьи
От сладостного срыва вниз,
И забываю о молельне
Той, где напротив Сурб-Саркис.
Мечусь. Свободолюбьем маюсь.
Переживаю холода.
На Пасху перед Богом каюсь,
А перед мужем – никогда.
За что? Неужели за запреты,
Которые не соблюсти?
За дым случайной сигареты,
За волосы под «травести»?
За дружеского эля кружку,
Коросту выдуманных драм?
За ночь, за мокрую подушку,
За молчаливость по утрам?
То выдох слаб, то вдох органен,
Найти равновесомость сил
Какой поможет мне архангел,
Как смог когда-то Михаил?
С ног сбилась. В пантеоне пусто.
Ну а миряне – что за бред! –
Кто греет кости у искусства,
Кто клянчит дармовой обед.
Осталось неостановимой
Минутой пробираться до
Пресыщения. И мимо,
И дальше – в общее гнездо.
Но по дороге не отрину, -
Умножу прошлые долги.
Храни, Господь, мою Ирину,
Отца и мать убереги!
Куда-нибудь! Не убывает,
Не прекращается озноб…
И снова ветер обвевает
Высокий воспалённый лоб.