Эверест

Я выжил там, я выживу и здесь,
поскольку там я был, а здесь я есть,
но время убегает в темпе престо,
посильно укорачивая дни.
Прошепчешь - бог, спаси и сохрани
глядящего с вершины Эвереста
на этот мир - скопление красот.
Кто знал, что на вершину занесёт
орла, который смотрит на добычу -
на реки, на леса, на города,
на всё, чем там душа была горда,
но здесь умолкла - есть такой обычай -
молчать и уходить в себя саму,
в язык, не поддающийся уму,
в немое клекотание на птичьем.
Тут, на вершине, каждый - Прометей,
орлиных не избегнувший когтей,
а мы ему в печенку пальцем тычем -
где лучше? Там ли, здесь ли, говори!
Орёл нам удивляется с горы
и чистит клюв о мягкое подбрюшье.
Весь мир под ним, глаза его остры,
душа к душе, как будто две сестры,
но лишь внутри, а вовсе не снаружи
бегущих тел, спешащих кто куда.
Для них для всех слова - одна вода,
что там, что здесь - похожие пейзажи -
дома и парки, реки и мосты,
всё очень однотипно с высоты,
как два мазка густой голландской сажей.
Мы наше Прометеево несём
в песчаный грунт и в жирный чернозём
из печени, разбухшей от цирроза.
И сохраняет каждое из лиц
проигранный в стихах Аустерлиц,
поэтому выигрывает проза.
Она объёмней и без полумер,
и зря грешил гекзаметром Гомер,
а мы к нему сумели пристраститься.
Поэтому забыты здесь и там,
и нет любви к насиженным местам,
когда клюёт печенку злая птица.
У нас уже ни искорки огня,
на землю землю сколько ни меняй,
проблемы не решаются с наскока.
Господь ни благосклонен, ни сердит,
Он знает, что за нами проследит
орлиное желтеющее око.
Пустынный Эверест, и облака
плывут над ним, белее молока -
что может быть отрадней для поэта,
чем снизу наслаждаться высотой
и знать, что нет любви в державе той,
и никогда её не будет в этой.