Из поэмы Сергей Есенин

Часть 1

Под Рязанью, в селе, над Окой
Русь качала мальца в колыбели,
И луга разливали покой,
Чтобы песнями птицы звенели.

Рос мальчишка в уюте избы,
А лампадка ему ворожила,
Что он сын разудалой судьбы
И стихов в нем алмазная жила.

До поры он судьбу не берег,
Не хмелел от росы и тумана,
И не ведал печали дорог,
И не знал, что поэзия — рана.

Но однажды в ночи, у костра,
В звезды он опрокинул сознанье,
И поэзии чуткой строка
Ослепила вокруг мирозданье.

В тот же миг он оглох и прозрел.
В нем, как жемчуг, стихи шелестели,
И поэмы, как посвисты стрел,
Из-под сердца его полетели…

Милый мальчик, ты ведал ли страх,
Знал ли ты жернова безразличья,
Разве мог ты поэзии крах
Разглядеть за эпохой величья?

Ты светил, как пленительный луч,
И в пыли золотился, и в храме.
Ты еще не метался меж туч
И не думал о жизненной драме.

Ты душою — степной конокрад,
Так любивший зверье и раздолье,
Вдруг решил удивить маскарад
И тальянкой пиликать в «подполье».

Для чего веселить кабаки,
Если Русь в них клокочет и стонет,
И сжимает народ кулаки,
Но, упившись, беспомощно тонет.

Ты поймешь это, знаю, поймешь.
Только горькою будет расплата,
И стерильных лечебниц палата
Тебя в бешенство бросит и в дрожь…

Колокола и улицы столицы
Сшибают с ног твой деревенский пыл.
И, как ягненок в лапах у орлицы,
Испуганно над жизнью ты поплыл.
И вдруг увидел Александра Блока.
Тот на Парнасе скучно пил вино.
Ему чужда была людская склока,
И жизнью он не дорожил давно.

Он размышлял: «Кому Парнас доверить?
Все мелочны, вульгарны и глупы.
Поэзию словами не умерить,
Не спрятать в оболочке скорлупы.

Она умчит в любовницы к кому-то.
Наивная, не разберется вдруг.
И графоман, ее ломая люто,
Вдруг рядом ляжет, как минутный друг…»

Блок медленно поднял тугие веки,
Во взгляде роздымь звездная плыла,
И не душа, казалось, в человеке,
А тайна бесконечности жила.

Но вдруг вздохнул и нежно улыбнулся,
С лица стекла угрюмость, словно дым:
«О мальчик, ты на вечность замахнулся,
А это сердце делает седым.

Не лучше ли тебе скитаться в поле,
Баюкать женщин в копнах у реки…
Поэты — это узники на воле,
Гераклы без карающей руки!

Иди вперед, мой мальчик, и без Бога
Неси свой крест и горечь пей до дна,
Пусть сбережет тебя моя тревога,
Когда ты жизнь изведаешь сполна…»

И ты пошел. В весенней непогоде
Следы смывались быстро и легко.
Твою судьбу безликую в народе
Мог случай растворить, как молоко.

Стихи, как лепестки опавшей розы,
Ветра б свирепо в листопад смели.
И никогда б кавказские мимозы
Уж к Шаганэ тебя не завели.



Часть 2

Ты молод был. Тебе тепла хотелось,
И ты зашел на огонек в ночи.
Там, за стеной, угарно жизнь вертелась
И пьяных оргий звякали ключи.

Дух присмирел. Просил желудок пива.
И ты позволил снять с себя тулуп.
Вдруг позабыл, как пахнет медом нива,
И по-лакейски расчесал свой чуб.

«Лощеный сброд» ты веселил лаптями,
Стихи, как сусло, из тебя текли.
А Мережковский с Гиппиус толчками
Тебя к салону царскому влекли…

И тошнотворный Клюев не утеха.
Он скоморохом был из Олонца.
В твою судьбу пророс он как помеха
И был началом жуткого конца…

Пока плясали вы и пели,
Рядили в ряженых стихи,
Россию посвисты шрапнели
В окопы гнали за грехи.

Стонет Русь, копытится,
Финки да разбой,
Скоро царь насытится
Собственной судьбой.

Будет, будет волюшка,
Кровь польет рекой.
У России долюшка —
Быть в петле тугой…

Ты протрезвел и устыдился,
В шинель себя запеленал.
Недолго в лазаретах вился,
И вскоре в штрафники попал…

И вот от страха ли, от горя,
Иль веруя в свою звезду,
Россия шквальная, как море,
Срывает царскую узду…

Опьянел народ,
Чует воли глас.
Режет барский род,
Водку пьет и в пляс.

Ты вдруг вошел в некошеные травы
И замер вмиг, увидев облака.
Как в детстве золотистые дубравы
Ласкала солнца теплая рука.

Купался мозг в волне воспоминанья.
И жизнь так сладко наполняла грудь,
Что чувства раскрывались для свиданья,
И Русь шептала: «Мальчик, здесь твой путь.

Зачем забыл, как я тебя качала,
Поэзией крестила для любви?
Зачем же ты от этого причала
Уплыл туда, где жизнь на крови?»

1975–78