Man in Black Сильвии Плат в переводе В. Бетаки

Стихотворение С.Плат  1959 года 'Man in Black' («Человек в черном»)  написано терцинами. Всего их семь. Строки первой нерифмованы. Во второй, третьей, четвертой, пятой и шестой терцинах рифмуются первые и третьи строки. В седьмой терцине рифмованы первая и вторая строки.

Первод В.Бетаки неэквилинеарен  (в нем девять строф,   тридцать одна строка). Рифмовка перевода чрезвычайно прихотлива. Так, приблизительно рифмуются вторая строка первой пятистрочной строфы с   первой и третьей  строками  второй пятистрочной строфы (суриком — кулаком — проволока); последняя строка второй строфы и первая строка третьей (справа -острова);  вторая и третья строки третьей строфы (курятники — аккуратные);  первая строка четвертой строфы и последняя строка пятой строфы (малые — скалы); третья строка четвертой строфы и первая строка шестой строфы (застекляет — оголяет);  третья строка шестой строфы,  первая строка седьмой строфы, третья строка девятой строфы  (ты — пальто — кругом).

Первая терцина оригинала 'Where the three magenta  / Breakwaters take the shove / And suck of the gray sea' (дословно: «Где три пурпурных волнолома принимают удар и засасывание от серого моря») переведена в пяти нерифмованных строках «с точностью до наоборот»: “Где три волнолома, / Окрашенных суриком, / отталкиваясь от берега, / Серое море сосут, там- / Слева”. Читателю  остается только гадать, кому и зачем понадобилось «окрасить суриком»  волноломы, и каким образом эти последние  «сосут море»?

«С точностью до наоборот» переведена и вторая терцина  'To the left, and the wave / Unfists against the dun / Barb-wired headland of...' (дословно: «Слева, и волна не  бьет кулаком о темный/серовато-коричневый/мышастый опутанный колючей проволокой мыс...»). Пятистрочный перевод с приблизительно зарифмованными первой и третьей строками выглядит так: «Где бьет кулаком / Волна в серый мыс, / Колючей проволокой / Окруженный, тут- / Справа». И чего ради переводчик, противореча автору, заставил миролюбивую волну «бить кулаком в серый мыс»?   

Начальные строки четвертой терцины '...and March ice / Glazes the rock pools yet' (дословно: «...и мартовский лед все еще остекляет/стеклит лужи в скалах») в переводе В.Бетаки переданы так: «...Где в камнях лужицы малые / Пленка  мартовского льда / Еще застекляет». Переводчику невдомек, что в русской языковой практике «пленка» не может  «застеклить» лужицы,  она может их — "затянуть".

Заключительная строка четвертой терцины и две начальные строки пятой  'Snuff-colored sand cliffs rise / Over a great stone spit /Bared by each falling tide'  (дословно: «Цвета  нюхательного табака (т. е. табачного цвета, зеленовато-коричневые  - ППХ2) песчаные утесы высятся над громадной каменной косой/отмелью, обнажаемой каждым отливом») переданы в переводе так: «Где в мелких волнах / Над каменистой отмелью / Белые, как табаки, скалы / (Их каждый отлив оголяет)».  Не иначе как волшбой переводчика оригинальные   «табачные песчаные утесы» обернулись  «белыми скалами».

Строки шестой терцины '...strode out in your dead / Black coat...' (дословно: «...прошагал в своем совершенно черном пальто...» забавно переданы как «Шагаешь от берега, ты / В мертвом черном пальто». Интересно, как переводчик представляет себе «мертвое пальто»?   В оригинале  «черное пальто»  и не думало умирать:      фразеологизм 'dead black'  означает «нечто абсолютно черное», а отнюдь не «мертвую черноту».

Еще более забавен перевод окончания  стихотворения: ' …till there you stood, / Fixed vortex on the far / Tip, riveting stones, air, / All of it, together' (дословно: "...пока там не замер, неотрывно глядя/устремив взгляд в пучину/водоворот на дальней оконечности, склепывающую в одно целое камни, воздух"). Переводчик передал этот текст абсурдистски: «Ты встаешь на дальнем конце, застыв / Недвижным водоворотом, / Черным смерчем, / Стягивая к себе / И камни, и воздух, / И все, что кругом...».   
И не смутился  очевидно не понявший оригинала В.Бетаки   ни  несуразицей придуманного им  «неподвижного вихря, стягивающего к себе все, что кругом»,  ни  тавтологией  в тексте перевода  («застывший» и «неподвижный» - одно и то же), ни  противоречием в нем («водоворот», этот  атрибут  водной стихии,   не может одновременно  представляться  «смерчем», явлением атмосферным).         

За что   переводчик  наказал оригинальный поэтический текст этаким  переводом?