Загадка творчества

Понимая Бога как Творца, и ощущая в себе некий нереализованный потенциал, человек, вовлечённый в творческий процесс, неминуемо задаётся вопросом, откуда это снисходит. Он отдаёт себе отчёт в том, что Нечто движет им, и его личное участие зачастую незначительно, и тем более незначительно, чем более значимым оказывается произведение, вышедшее из-под его пера или кисти, но, в конечном итоге, — именно из сердца, из души, соприкоснувшейся с Первоисточником. Как же точно и ярко об этом свидетельствует Пушкин:

Но лишь божественный глагол
До слуха чуткого коснется,
Душа поэта встрепенется,
Как пробудившийся орел.

Этот божественный глагол, этот божественный образ настолько овладевают человеком, что тот уже себе не принадлежит и всецело находится во власти вдохновения. Увы, но порой это вдохновение имеет иной, отнюдь не божественный источник, и тогда уже творчество приобретает демоническую окраску, но разбирать в данном очерке то, что называется духовным прельщением или, в православной терминологии, духовной прелестью, не входит в нашу задачу. В данном случае нас интересует, как живёт автор с тем, что пришло ему на ум, когда у него нет возможности реализовать свой замысел?
Известно, что в 1925 году у Павла Дмитриевича Корина родилась идея написания монументального полотна “Реквием”, которая была поддержана Алексеем Максимовичем Горьким и по его подсказке переименована в “Русь уходящую”. В связи с этим, великим пролетарским писателем для художника была выхлопотана  квартира на Малой Пироговской улице в Москве, где на стене и расположился для неё холст, размерами около 40 квадратных метров — вполне в масштабе “Явления Христа народу” Александра Андреевича Иванова. Корин сделал около тридцати этюдов и несколько эскизов к этой картине, но на сам холст не положил ни одного мазка… это очень тяготило художника, ибо он считал, дело своей жизни неисполненным, хотя с ним и не очень-то соглашаются исследователи его творчества: вся предварительная работа, по их мнению, говорит сама за себя.

https://s-t-o-l.com/kultura/rus-uhodyashhaya-kto-est-kto/

Но есть ещё одна очень интересная фундаментальная работа Павла Дмитриевича, о которой знают практически все москвичи и гости столицы, но при этом очень многие и не подозревают, кто является её автором. Это мозаичные плафоны станции метро “Комсомольская” на Кольцевой линии.


Мне кажется, что та глобальная идея, которая довлела над художником, в конце концов, нашла своё воплощение именно тут, и основную символическую нагрузку в ней несут знамёна — знаки эпох. На первом панно мы видим Великого Князя Александра Ярославича Невского, за спиной у которого победоносно развевается огромная хоругвь с изображением Спаса Нерукотворного. На втором — Дмитрий Иванович Донской на Куликовом Поле, но Спасова хоругвь на ней несколько меньших размеров. На третьем — гражданин Кузьма Минин и князь Дмитрий Пожарский въезжают в Москву после страшной войны, по сути своей явившейся гражданской, а не только с поляками во главе с кучей Лжедимитриев, и Спас там очень небольших размеров. Далее, почему-то отсутствует Полтава и триумф Петра, давшие основание Российской Империи, но, возможно, что причиной этого является отношение к первому русскому императору, которого многие современники почитали антихристом? Следующее панно показывает нам Суворовский переход через Альпы, обеспечивший спасение русской армии, по сути своей, преданной союзниками, и за плечами генералиссимуса развевается огромное знамя с крестом. Кутузовское знамя — чуть меньших размеров, а затем мы наблюдаем уже Ленина на трибуне, украшенной красным стягом. А завершает всё торжественное шествие солдат с ленинским флагом и Родины-матери, попирающими ногами фашистскую свастику (три последние мозаики были изменены в связи с осуждением культа личности Сталина).
Ту глобальную идею, которой преисполнены эскизы “Руси уходящей”, а именно: обращение всех присутствующих к Страшному Суду, изображенному на фреске западной стены Успенского собора, и готовность всех предстать перед Спасителем, воплотить в этой композиции не удалось, но обращение на Запад при этом явно прослеживается. Важнее то, что ощущаешь ослабление веры в поколениях и способ преодоления недуга: попрание кумиров, ибо хоть Родина-мать и топчет свастику, но за спиной у неё всё равно маячит мавзолей. Я не уверен, что у самого Корина было именно такое понимание при создании этих мозаик, но я уверен в том, что замысел, которым жил художник в течение долгих лет своей жизни, не мог не пробить себе выхода в творчестве. Пусть это было сделано и иным художественным языком, тем более что этот язык во многом был обусловлен государственным давлением и жесточайшей цензурой…

1990