Ночная прогулка

      От  ВАёв  до  Китовского  квартала  путь  неблизкий, примерно  четыре  часа  ходьбы. Но  мне  этой  прохладной  апрельской  ночью  ничего  не  остаётся, как  проделывать  этот  путь  пешком. А  что  поделаешь? Автобусы  и  троллейбусы  уже  закончили  колесить  свои  привычные  маршруты, а  на  такси  и  попутку  у  меня  банально  не  осталось  денег. Я  безнадёжно  пытаюсь  укрыться  от  обжигающего  порывистого  ветра. Поверх  рубашки  у  меня  только  тонкая  жилетка  и  старомодный  пиджак  десятилетней  выдержки, который  когда-то  был  мне  велик, а  теперь  в  самый  раз. У  меня, конечно, ещё  теплилась  зыбкая  надежда, что  Марина  пригласит  меня  к  себе  и  оставит  на  всю  ночь, но  этой  потаенной  надежде, увы, как  и  ожидалось, не  суждено  было  сбыться. У  подъезда  она  мило  попрощалась  со  мной, сказала  спасибо  за  красивый, романтический  вечер  и  исчезла  в  чёрном  проёме  дверей, окончательно  похоронив  последние  остатки  моих  иллюзий. И  вот, теперь, мне  предстоит  неблизкий  путь  домой, в  одиночестве, по  холодному  ночному  городу. Внезапно  я  ловлю  себя  на  мысли, что  эта  ночная  прогулка  выпала  на  мою  долю  не  просто  так, а  чтоб  я  смог  спокойно  и  не  спеша  поразмыслить  над  своей  жизнью, над  своим  местом  в  мире, короче  над  всем  тем, о  чём  в  обыденной, повседневной  суете  размышлять  не  хватает  времени, да  и  вряд  ли  придёт  в  голову.
     Мне  всего  27 лет. Я  юн, здоров, полон  сил, надежд  и  романтических  мечтаний. Моя  жизнь  расстилается  передо  мной  светлым, бескрайним  горизонтом, теряющимся  в  туманной  дали. Я  не  ведаю, что  ждёт  меня  впереди, но  будущее  почему-то  упрямо  рисуется  мне  яркими, цветными  красками. Хотя, казалось  бы, видимых  причин  для  такого  оптимизма  у  меня  нет. Я  хочу  любить, творить, постигать  мудрость  жизни, делать  новые  открытия  и  мечтать  о  чём-то  великом  и  прекрасном! От  выпитого  в  кафе  вина  немного  мутится  в  голове, но  сознание  как  никогда  ясное. Я  торопливо  шагаю, перепрыгивая  ещё  невысохшие  лужи, в  которых  качаются  жёлтые  фонари. Я  умышленно  иду  более  длинным  путём, по  широким, освещённым  улицам, не  срезая  маршрут  и  не  ныряя  в  тёмные  подворотни. Каждый  житель  Воронежа  знает, что  район  ВАИ  как  никакой  другой  славиться  своим  особенным  "гостеприимством." Чужаков  здесь  не  любят. Как  поёт  про  этот  район  Юрий  Хой  из  легендарной  группы  "Сектор  Газа" : "Мне  к  любимой  не  пройти - могут  встретить  на  пути  местные." Причём  придраться  могут  под  совершенно  любым  предлогом, а  затем  и  начистить  физиономию  по  полной  программе. В  кафе  Марина  то  ли  всерьёз, то  ли  так, для  большей  значимости  как  бы  невзначай  поведала  мне  о  том, что  к  ней  одно  время  клеялся  один  местный  авторитет, которого  она  отшила. С  её  безупречными  внешними  данными  это  вполне  могло  походить  на  правду, а  значит, если  меня  кто-то  из  местной  шпаны  с  ней  заметил - неприятностей  мне  не  избежать. Но  в  округе, по  счастью, ни  души. И  это  успокаивает  и  настораживает  одновременно. Мне  начинает  казаться, что  за  каждым  тёмным  углом  меня  подстерегают  неприятности, поэтому  я  невольно  ещё  больше  ускоряю  шаг.
      К  тому  же  я  достаточно  плохо  знаю  это  район. В  какой-то  момент  я  даже  сбиваюсь  с  пути  и, чтобы  окончательно  не  заплутать, стучусь  в  окошко  ближайшего  ларька, в  котором  ещё  горит  свет. Через  некоторое  мгновение  в  окне  появляется  заспанное  лицо  полной  женщины.
      - Простите, - говорю  я, - Вы  не  подскажите  как  мне  выйти  на  улицу  Димитрова?
      Продавщица  окидывает  меня  недоумённым  взглядом, недовольно  ворчит, но  в  итоге  указывает  нужное  мне  направление. Учтиво  поблагодарив, я  продолжаю  своё  ночное  путешествие.
      Воздух  необычайно  свеж  и  насыщен  густым  весенним  ароматом. Я  глотаю  его  жадно, всей  грудью. Природа  окончательно  очнулась  от  зимней  спячки, и  через  несколько   недель  грянет  долгожданная  пора  цветения. Я  постепенно  освобождаю  своё  сознание  от  негативных  мыслей  и  всецело  погружаюсь  в  колдовскую  атмосферу  ночного  города. Какая  восхитительная  ночь! О, ночь! Сколько  непостижимый  тайн и  загадок ты  хранишь  под  покровом  своей  темноты! Я  задумчиво  вглядываюсь  в  синеокую  высь. Вереница  бескрайних, сверкающих  огней  над  головой  сплетены  в  таинственные  созвездия. Прозрачно-белой, едва  различимой  пеленой, просматривается  Млечный  Путь, давший  название  нашей  галактике. Это  богиня  Гера  пролила  молоко, когда  кормила  грудью  младенца  Геракла. На  Земле  проходили  века, тысячелетия, целые  эры, и  только  звезды  оставались  такими  же  далёкими, загадочными  и  непостижимыми. Мореплаватели  ориентировались  по  ним, сверяя  свой  курс, астрологи  составляли  звёздные  карты  и  пытались  предсказывать  по  ним  будущее, астрономы  терпеливо  следили  за  ними  в  свои  телескопы, отслеживая  замысловатую  траекторию  их  движения  и  делая  новые  открытия, чувственные  поэты  черпали  у  звёзд  вдохновение, а  отважные   рыцари  пели  своим  возлюбленным  под  их  таинственным  свечением  серенады! Подумать  только - сколько  восторженных  глаз  за  время  существования  человечества  точно  также, как  сейчас  и  я, погружалось  в  необъятную  стихию  этого  ночного  великолепия! И  мало  кто  оставался  равнодушным, глядя  на  это  сказочное, серебристое  мерцание. Сколько  разнообразных  мыслей  посещало  людей  в  эти  восторженные  мгновения, сколько  непередаваемых  чувств  и  эмоций  теснилось  в  их  душах. Но  сами  звёзды  ничего  не  знают  о  своей  загадочной  красоте, и  если  бы  не  было  людей  -  никто  бы  не  восхищался  их  неповторимой,  таинственной  красотой  и  величием. Хотя  возможно, где-то  там, в  гуще  бесчисленных  огней, есть  другие  неведомые  нам  планеты, населенные  разумными  существами, о  которых  мы  пока  не  знаем, но  с  которыми, возможно, предстоит  познакомиться  в  будущем. Но  кто  знает, в  каком  качестве  предстают  звёзды  перед  инопланетным  разумом. Может  романтизм  и  сентиментальность  присуще  только  людям, а  для  инопланетян  кажущие  нам  загадочные  звёзды - это  всего  лишь  ориентиры, своеобразные  координаты  во  Вселенной. Свет  от  далёкой  звёзды  может  идти  на  Землю  несколько  тысяч  лет. Бывает  такое, что  звезда  уже  давно  погасла, прекратила  своё  существование, а  свет  от  неё  все  скользит и  скользит  в  бесконечных  просторах  Вселенной, просачиваясь  на  Землю.
       С  этими  мыслями  я  сворачиваю  на  Ленинский  проспект. Романтический  блеск  звёзд  тут  же  тонет  в  ярком  свете  раскалённых  до  бела  дорожных  фонарей. Я  понемногу  сбавляю  темп  своих  шагов. Путь  до  дома  мне  предстоит  приличный, поэтому  силы  надо  экономить.
      
       Я  родился  в  СССР  и  искренне  верил  в  правдивость  советского  гимна, который  начинался  словами:  "Пятнядцать  советских  республик  свободных  сплотила  навеки  великая  Русь!" Советский  Союз  тогда  действительно  казался  могучим  и  нерушимым  государством. Будущее  простиралось  в  моих  детских  мечтах  как  что-то  далёкое  и  прекрасное. Наша  горячо  любимая  и  уважаемая  первая  учительница  рассказывала  нам, наивным, несмышлёным  первочкам, что  когда  мы  вырастим  и  станем  взрослыми, в  нашей  стране  будет  построен  коммунизм. Никто  из  нас, конечно  же, не  понимал  значение  этого  странного, многообещающего  слова, но  оно  почему-то  внушала  нам  оптимизм  и  восторженную, светлую  радость!
     - Можно  будет, - продолжала  она, - зайти  в  любой  магазин  и  взять  там  понравившуюся  вам  вещь  совершенно  бесплатно!
       В  уютной  тишине  классе, раскрыв  рты  и  хлопая своими  детскими  глазёнками, мы  слушали  её, как  заворожённые, жадно  внимая  каждое  произнесённое  ею  слово.
    - Но  не  берите  много, берите  только  самое  необходимое, - учила  нас  она, - чтобы  другим  тоже  хватило.
    - Вот  будет  здорово! - радостно  воскликнула  моя  соседка  по  парте  Катя. - Я  возьму  себе  самую  красивую  куклу!
    - Нельзя  брать  самую  красивую! - возразил  ей  долговязый  Алёша. - Иначе  другим  не  достанется. Надо  брать  обыкновенную.
     - Не  переживайте! - перебила  их  спор  учительница, - в  будущем  абсолютно  все  куклы  будут  замечательными  и  красивыми! И  производить  их  будут  в  таком  количестве, что их  обязательно  хватит  на  всех  детей.
       Класс  одобрительно  загудел. Я  совершенно  не  понимал, как  это  можно  забирать  сделанную  кем-то  вещь  абсолютно  бесплатно, не  отдав  ничего  при  этом  взамен, но  тем  не  менее, сама  идея  мне  очень  нравилась. И  нам  казалось, что  это  счастливое  время  уже  не  за  горами. А  с  портрета, который  весел  прямо  над  доской, внимательно  смотрел  на  нас  и  улыбался  добрый  дедушка  Ленин.
      Нет, видит  Бог, я  не  сержусь  на  свою  первую  учительницу  за  это  враньё, ведь  она  искренне  верила  в  то, что  говорила  нам. Так  уж  устроен  человек - он  обязательно  должен  верить  во  что-то  светлое  и  недостижимое!
      Углубившись  в  ностальгические  воспоминания  детства  я  приближаюсь  к  Чернавскому  мосту. На  чёрной  глади  водохранилища  размеренно  и  беззаботно  плавают  несколько  диких  уток. Они  уже  вернулись  из  тёплых  стран, с  мест  своей  зимовки, успев  как  видно  соскучиться  по  своим  родным  краям. В  этих  местах  во  время  Великой  Отечественной  войны  с  июля  1942  по  январь  1943 года, проходила  линяя  фронта. Немцы  быстро  захватили  правый  берег  Воронежа, но  ступить  на  левобережную, промышленную  часть  города  им  так  и  не  удалось. Наши  войска  под  командованием  маршала  Ватутина  сцепились  мёртвой  хваткой  и  героически  держали  оборону, так  и  не  позволив  врагу  форсировать  реку  Воронеж. В  это  же  время  рядом, в  пятистах  километрах  отсюда, ниже  по  течению  реки  Дон, стоял  насмерть  Сталинград. Русский  народ  в  эту  лютую  годину  сплотился  в  единое  целое, в  один  большой  непобедимый  кулак. В  моём  воображении  непроизвольно   рисуются  картины  военного  времени. Я  представляю  себя  сидящего  в  сыром, холодном  окопе  с  автоматом  в  руках, отражающего  очередную  вражескую  атаку. Вокруг  с  грохотом  рвутся  снаряды  и  полыхает  огонь. Рядом  в  почерневших  от  пота, пепла  и  пыли  шинелях  лежат  товарищи, объединённые  одной  главной  целью - во  что  бы  то  ни  стало  остановить  фашистскую  нечисть. И  ради  этой  цели  каждый  готов  без  колебания  пожертвовать  своей  единственной  и  неповторимой  жизнью. Мне  до  сих  пор  трудно  до  конца  прочувствовать  и  осознать  какое  суровое  испытание  выпало  на  долю  того  поколения. И  слёзы  наворачиваются  от  гордости  за  свой  великий, многострадальный  народ.
      Я  неожиданно  задаюсь  вопросом: как  такая  образованная, высококультурная  немецкая  нация, взрастившая  Гёте  и  Гейне, Канта  и  Гегеля, Ницше  и  Шопенгауэра, Бетховена  и  Баха  смогла  снизойти  до  ультранационализма? И  не  могу  найти  этому  достойного  объяснения. И  есть  ли   гарантии, что  чума  неонацизма  когда-нибудь  вновь  не  даст  свои  плодородные  всходы  в  какой-либо  из  реваншистски  настроенных  стран?

       На  Чернавском  мосту  совершенно  безлюдно, лишь  шуршание  колёс  изредка  проносящихся  с  визгом  машин  тревожит  ночной  покой  города. А  ведь  каких-то  100 лет  назад  никаких  машин  не  было  и  в  помине. Каменные  мостовые  утопали  в  стуке  лошадиных  копыт  и  поминальном  скрипе  тележных  колёс. Как  неумолим  и  стремителен  технический  прогресс. Наука  развивается  в  геометрической  прогрессии, осваиваются  всё  новые  и  новые  технологии. Подумать  страшно  куда  мы  придём  такими  темпами  ещё  через  100 лет. Скорее  всего  мир  изменится  до  неузнаваемости. Вполне  возможно, что  необходимость  в  автомобилях, поездах  и  самолётах  скоро  отпадёт. Люди  изобретут  телепортацию, и  можно  будет  мгновенно  перемещаться  из  одной  точки  земного  шара  в  другую. Уже  проходят  опыты  по  клонированию. Не  удивлюсь, если  вскоре  человечество  совершит  ещё  одну  непоправимую  глупость  и  начнёт  партиями  штамповать  на  свет  людей  с  уже  заранее  запрограммированными  характеристиками. Они  будут  физически  крепкими, здоровыми  и  послушными  в  руках  своих  кукловодов. Произойдёт  обезличивание  человека, жёсткий  подгон  под  определённые, заданные  рамки  и  стереотипы. А  я  думаю, что  прелесть  жизни  как  раз  и  заключена  в  том, что  мы  всё  разные, глубоко  индивидуальны  и  не  похожи  друг  на  друга, что  каждый  человек - это  огромная, необъятная  вселенная. Наверняка  в  скором  будущем  изобретут  искусственный  интеллект, и  практически  весь  физический  труд  заменят  роботы. Свершится  то, что  многие  писатели-фантасты  предвидели  и  очень  боялись - техническое  развитие  намного  опередит  духовное, и  наша  планета  окажется  на  грани  уничтожения. Но  очень  хочется  надеяться, что  здравый  смысл  всё-таки  возобладает, и  человеческая  цивилизация  не  погибнет, не  исчезнет  бесследно  в  зияющей, чёрной  пустоте  межзвёздного  пространства.
     Начинает  заметно  холодать, и  чтобы  хоть  как-то  согреться  я  вынужден  вновь  ускорить  шаг. На  середине  моста  мне  встречается  одинокий  спешащий  прохожий. Мы  молча  обмениваемся  с  ним  недоумёнными, сочувствующими  взглядами.

     И  вот  я  уже  поднимаюсь  вверх  по  Манежной. Впереди  виднеются  призрачные  очертания  строящегося  Благовещенского  кафедрального  собора. Это  будет  третий  по  величине  православный  храм  в  России. Справа  в  свете  жёлтых  фонарей   дремлет  в  тишине  пустынный  петровский  сквер. Памятник  Петру  первому  выглядит  сейчас  особенно  гордо  и  величественно. Я  вспоминаю, что  наша  страна  процветала  и  развивалась  ударными  темпами  только  во  время  правления  сильных, иногда  даже  деспотичных  лидеров. Слабовольные, мягкие  и  добрые  правители  как  правило  не  справлялись  со  своей  ответственной  миссией. Их  царствование  омрачено  вереницей   смут, народных  волнений  и  революций. Их  доброту  русский  народ  всегда  воспринимал  за  слабость.

    Пётр  Великий  прибыл  в  Воронеж  29  февраля  1696  года  с  тем, чтобы  лично  руководить  строительством  военных  кораблей. После  первого  неудачного  похода  на  турецкую  крепость  Азов, он  понял, что  стране  необходим  мощный, современный  военный  флот. Выбор  на  Воронеж  пал  не  случайно. Во-первых, город  был  расположен  на  реке  Воронеж, впадающей  в  Дон, что  открывало  прямую  дорогу  к  Азовскому  морю, во-вторых, вблизи города  росли  вековые  сосны, пригодные  в  качестве  строительного  материала  для  кораблей, в-третьих, недалеко  была  липецкая  железная  руда, необходимая  для  отливания  пушек. К  строительству  кораблей  было  привлечено  более  20  тысяч  человек. Чтобы  хоть  как-то  украсить  изматывающий  труд  кораблестроителей  Петр  приказал  привезти  в  Воронеж  для  плотских  утех  самых  красивых  крепостных  девиц  из  прилегающих  губерний  России. Существует  легенда, что  благодаря  именно  этой  генетической  наследственности  с  тех  самых  пор  Воронеж  из  века  в  век  славится  своими   красивыми  девушками.

     На  Проспекте  Революции, не  смотря  на  позднее  время, ещё  достаточно  людно. Это  самое  сердце  города. Спасаясь  от  ночного  ветра, влюблённые  парочки  плотнее  жмутся  друг  к  другу  и  сладко  целуются, не  обращая  никакого  внимания  на  мои  завистливые  взгляды. Я  ненароком  вспоминаю, что  мог  бы  сейчас  нежиться  в  мягкой  постели  в  объятиях  Марины, если  бы  она  осмелилась  пригласить  меня  к  себе.
     До  прихода  советской  власти  эта  улица  называлась  Большой  дворянской. В  студенческие  годы  я  частенько  любил  прогуливаться  по  ней  после  занятий, особенно  осенью, когда  обострялись  все  теснившие  мою  грудь  чувства. Я  проходил  её  пешком  от  Петровского  сквера  до  Кольцовского, жадно  вдыхая  живительную  сырость  промокший  и  уже  почти  осыпавшей  листвы. В  эти  незабываемые  минуты  наиболее  ярко  ощущалась  вся  палитра  и  полнота  жизни. Я  безраздельно  наслаждался  каждым  мгновением, зная, что  каждое  мгновение  жизни  неповторимо! А  на  ум  приходили  чувственные  строчки, которые  я  тут  же  старательно  рифмовал.
   
      Задумчиво  вторгаясь  в  мир  неоновых  огней  и  отражаясь  в  сонных  витринах, я  прохожу  мимо  здания  театра  кукол, перед  которым  одиноко  восседает  Белый  Бим, ожидая  своего  пропавшего  хозяина. Его  застывший  взгляд  с  жалобной  тоской  смотрит  на  меня. Прежде, до  1984 года, кукольный  театр  не  имел  своего  собственного  здания  и  был  передвижным. В  те  далёкие  времена  моего  счастливого  детства  в  этом  театре  водителем  работал  мой  папа. Летом   актерские  группы  театра  обязательно  гастролировали  по  детским  лагерям  и  домам  отдыха, и  отец  часто  брал  меня  с  собой. Будучи  пятилетним  ребёнком, я  знал  не  только  весь  репертуар  театра, сюжеты  всех  спектаклей, но  и  помнил  наизусть  почти  все  диалоги  главных  героев. Не  смотря  на  это  я  с  удовольствием  мог  пересматривать  один  и  тот  же  спектакль  огромное  количество  раз. Это  нисколько  не  ослабевало  моего  интереса. Я  всецело  погружался  в  волшебный  мир  театрального  искусства. Увлеченный  действием, я  совершенно  забывал, что  за  красочной  ширмой  находятся  люди, которые  управляют  куклами, дергая  их  за  нитки,  и  говорят  за  них.
     Однажды  отец, поздно  вернувшись  домой  с  очередной  гастрольной  поездки, не  успел  выгрузить  из  автобуса  ящики  с  куклами  и  декорациями  в  костюмерный  цех. Я  каким-то  образом, почти  слёзно  упросил  папу  занести  один  из  ящиков  к  куклами  к  нам  в  дом. По  счастью  там  оказалась  кукла  моего  любимого  персонажа - серого  волка. Не  смотря  на  то, что  в  спектакле  волк  был  отрицательным  персонажем, у  меня  он  почему-то  вызывал  искреннюю  симпатию. Его  весёлая  мордашка  была  милой  и  добродушной! Осторожно, с  едва  скрываемым  волнением, я  надел  волка  на  руку. Внутри  куклы  оказалась  продолговатая  деревянная  рукоятка  с  двумя  пластмассовыми  кольцами  небольшого  диаметра. Из  любопытства  я  осторожно  дернул  за  одно  кольцо. У  волка  закрылись  глаза. Я  отпустил  кольцо - глаза  опять  открылись. Потом  я  дёрнул  за  другое  кольцо. На  этот  раз  у  волка  открылась  его  зубастая  пасть. Я  отпустил  кольцо. Пасть  закрылась. Я  самостоятельно  сообразил, что  в  одно  кольцо  надо  вдеть  средний  палец, а  во  второе - указательный. И  тогда  волк  с  моей  помощью  будет  способен  одновременно  шевелить  нижней  челюстью  и  моргать  глазами. К  передним  лапам  волка  были  приделаны  тонкие  металлические  стержни. При  помощи  этих  стержней  свободной  левой  рукой  можно  было  управлять  лапами, производя  ими  несложные  движения  в  разные  стороны. Поначалу  было  крайне  сложно  заставить  волка  одновременно  шевелить  лапами, моргать  глазами  и  открывать  пасть. Но  после  недолгих, но  усердных  тренировок  у  меня  начало  получаться! Несказанно  обрадованный  этим, я  спрятался  за  спинку  кресла, поднял  волка  вверх, и  начал  устраивать  родителям  представление. Старательно  имитируя  интонацию, тембр  и  голос, я  повторял  известный  мне  наизусть  текст  из  спектакля, достаточно  ловко  манипулируя  волком. В  этот  поздний  вечер  родителям  понадобилось  немало  труда, чтобы  уложить  меня  спать. В  конечном  итоге  я  так  и  уснул  с  обнимку  с  волком. Ранним  утром  отец  осторожно, чтобы  не  разбудить  меня, вытащил  волка  из  моих  ослабших  рук  и  засунул  обратно  в  ящик. В  тот  день, как  обычно, был  очередной  спектакль, и  волк  должен  был  развлекать  других  детишек  в  руках  опытного, профессионального  актёра.
      Тот  случай  надолго  оставил  неизгладимый, яркий  след  в  моей  детской  душе, и  у  меня  появилась  настоящая  заветная  мечта - когда  вырасту  обязательно  стать  актёром!
    
      Миновав  кинотеатр  "Пролетарий", я  собираюсь  свернуть  на  улицу  Пушкинскую, но  тут  понимаю, что  буквально  валюсь  с  ног  от  усталости. У  меня  возникает  вполне  объяснимое  желание  - отдохнуть  на  скамейке  в  расположенном  поблизости  Кольцовском  сквере. Кольцовский  сквер - это  одно  из  главных  мест  в  городе, где  летними  вечерами  собирается  молодёжь, чтобы  отдохнуть  под  плеск  музыкального  фонтана. Это  своего  рода  миниатюрный  заповедник  в  центре  города, где  собраны  уникальные  виды  деревьев. В  1942 году  немцы  превратили  сквер  в  кладбище  для  своих  солдат, но  хрупкий  бюст  Алексея  Кольцова  из  белого  итальянского  мрамора, возведённый  ещё  в  1868 году, чудесным  образом  сохранился, стойко  перенеся  все  обстрелы, бомбёжки  и  пожары. Я  выбираю  длинную  скамейку  под  большой  елью, находящуюся  на  окраине  сквера, и  аккуратно  укладываюсь  на  неё  правым  боком, подогнув  для  удобства  и  лучшей  циркуляции  крови  ноги.  Самое  время  передохнуть  минут  пятнадцать.
      Я  лежу  и  думаю  об  Алексее  Кольцове, прославленном  воронежском  поэте, настоящем  крестьянском  самородке. Представляю, как  он  выгонял  на  широкие  травянистые  пастбища  стада  и  под  таинственный, мерцающий  блеск  луны  сочинял  свои  проникновенные  строчки. Мне  на  память  приходит  его  философское  и, как  мне  видится, актуальное  на  все  времена:

Дайте бокалы! Дайте вина!
Радость - мгновенье. Пейте до дна!
Громкие песни гряньте, друзья!
Пусть нас веселых видит заря!

Ныне пируем - юность на час -
Нынче веселье, радость у нас!
Завтра что будет? Не знаю, друзья.
Пусть нас веселых видит заря!
      

      Воистину  поэт  в  России  больше, чем  поэт! Я  с  горечью  вспоминаю  как  беспощадно  короток  век  поэтов  на  Руси. Алексею  Кольцову  было  отпущено  прожить  всего  лишь  33  года, в  26 лет  трагически  оборвалась  на  дуэли  жизнь  Михаила  Лермонтова, в  27 лет  от  безысходности  и  отчаяния  выбросился  из  окна  Александр  Башлачёв, в  28  лет  погиб  в  автокатастрофе  Виктор  Цой, в  30  лет  был  найден  повешенным  в  номере  ленинградской  гостиницы  Сергей  Есенин, в  34 года  при  невыясненных  обстоятельствах  был  застрелен  Игорь  Тальков, в  35 лет  был  расстрелян  большевиками  Николай  Гумилёв, в  36  пустил  себе  пулю  в  сердце  Владимир  Маяковский, в  37 лет  после  тяжелого  ранения, полученного  на  дуэли, скончался  Александр Пушкин, в  40  лет  умер  Александр  Блок, в  42 года  от  нервных  напряжений  и  перегрузок  перестало  биться  сердце   Владимира  Высоцкого. Я  прекрасно  понимаю, что  настоящий  поэт - это  не  тот, кто  может  искусно  подбирать  нужные  слова  и  красиво  их  рифмовать, а  тот, которому  уготовлено  написать  и  донести  миру  то, что  никто  другой  не  напишет  за  него. И  в  этом  плане  у  меня  ещё  есть  шанс  стать  настоящим  поэтом.
     Постепенно  меня  охватывает  приятная  дремота, но  тут  тишину  неожиданно  разрезает  приближающийся  вой  милицейской  сирены. Я  нехотя  поднимаю  голову. Из-за  поворота  показывается  милицейская  машина. Я  как  ни  в  чём  не  бывало  продолжаю  лежать. "Даже  если  меня  и  заметят, то  что  тут  такого, - спокойно  рассуждаю  я, - человек  шёл  без  передышки  более  двух  часов, разумеется  устал  и  прилёг  отдохнуть. Дело  житейское." И  только  тут  до  моего  сознания  внезапно  доходит  мысль, что  алкоголь, выпитый  в  кафе, ещё  не  до  конца  выветрился  из  моей  головы, и  что  меня  без  зазрения  совести  могут  принять  за  пьяного. Перспектива  провести  оставшуюся  часть  ночи  в  вытрезвителе  у  меня  не  вызывает  бурного  восторга, поэтому  я  быстро  вскакиваю  и  иду  дальше  как  можно  более  твёрдым  и  уверенным  шагом  в  сторону  площади  Ленина.

     Площадь  Ленина  с  величественным  памятником  вождя  мирового  пролетариата, надо  полагать, есть  во  всех  крупных  и  малых  городах  бывшего  советского  союза. Суровый, каменный, непоколебимый  Ильич, как  и  прежде  выразительным  жестом  правой  руки  указывает  утопический  путь  в  светлое  будущее. А  ведь  многие  наши  соотечественники  искренне  верили  коммунистическим  идеалам, и  жертвовали  своими  жизнями  ради  них. Мне  вдруг  становиться  безумно  жаль  людей, втянутых  большевиками  в  беспощадную  мясорубку  кровавой, гражданской, братоубийственной  войны. И  мне  совершенно  не  хочется  делить  этих  людей  на  красных  и  на  белых.

      А  вот  и  бронзовый  бюст  А. С. Пушкина  с  надписью  на  постаменте:  "И  долго  буду  тем  любезен  я  народу, что  чувства  добрые  я  лирой  пробуждал." Сила  пушкинской  лиры  настолько  велика, что  никакой  власти, никакой  тоталитарной  системе  в  нашей  стране  никогда  и  ни  за  что  не  удастся  опорочить  этого  гениального  поэта. Хотя  истинно  народных, свободомыслящих  поэтов  власть  на  Руси  никогда  не  любила  и  особо  не  жаловала.
    
      И  вот  я  уже  держу  путь  по  улице  Плехановской, названной  в  честь  ещё  одного  вдохновенного  теоретика  марксизма. Слева  остаётся  центральный  рынок. Здесь  23 ноября  1995 года  трагически  оборвалась  жизнь  моего  отца. Подробности  его  смерти  так  и  остались  для  меня  тайной, покрытой  мраком. На  следующий  день  в  "Воронежском  курьере"  была  опубликована  короткая  заметка  об  этом  происшествии. В  ней  писалось: "Дефицит  куриных  яиц  породил  жуткие  очереди, переходящие  в  Ходынку  у  прилавков  на  Центральном  рынке  Воронежа. В  четверг, 23 ноября, в  9  часов  утра  битва  за  этот  продукт  окончилась  трагическим  случаем. Неработающий  47-летний  Е.  оказался  в  самом  центре  толпы  и  был  затоптан  насмерть. Скорая  увезла  тело  в  морг, а  торговля  бойко  продолжилась." На  самом  деле  папа  не  был  безработным. Получив  вторую  группу  инвалидности  после  инфаркта, он  в  хаусе  царившей  повсюду  безработицы  смог  таки  неофициально  устроиться  водителем  в  одну  из  частных  фирм, чтобы  обеспечить  нашу  семью  и  дать  мне  возможность  спокойно  закончить  институт.
      В  день  трагедии   мама  обзвонила  сначала  всех  родственников  и  знакомых, потом  все  больницы. Сведений  об  отце  нигде  не  было. Звонить  в  морг  мама  самостоятельно  так  и  не  решилась. Так  как  я  находился  в  это  время  на  занятиях  в  институте, она  попросила  об  этом  мужа  своей  сестры. И  вот, в  центральном  морге  сообщили, что  человек  с  таким  именем  и  фамилией  находится  у  них. У  отца  при  себе  был  паспорт.
      В  памяти  вновь  всплывает  снежное, холодное  ноябрьское  утро, спешащие  куда-то  по  своим  делам  прохожие  с  втянутыми  под  ворот  безучастными  лицами, и, сквозь  распахнутую  настежь  дверь, хищный, оскаленный  проём  в  подвальное  помещение  морга. Тело  отца  в  гробу  кажется  теперь  каким-то  маленьким  и  беззащитным, черты  бледного  лица  неестественны, с  искусственно  натянутой  хирургическим  путём  улыбкой. Служащие  морга  отдают  мне  вещи  отца. На  сером  пальто  отчётливо  видны  отпечатки  следов  от  сапог.
      "В  будущем, когда  вы  станете  взрослыми, вы  сможете  зайти  в  любой  магазин  и  взять  там  понравившуюся  вам  вещь  абсолютно  бесплатно, - оживают  в  моём  сознании  слова  первой  учительницы, - только  не  берите  много, чтобы  другим  хватило." И  в  это  самое  мгновение  все  мои  светлые  детские  иллюзии  рушатся, как  карточный  домик. Я  осознаю, что  жизнь - это  жестокая, непрерывная  борьба  за  существование, где  побеждает  сильнейший.

     Первые  дни  после  похорон, когда  лифт  останавливается  на  нашей  лестничной  площадке, мы  с  мамой, затаив  дыхание, невольно  прислушиваемся. Нам  кажется, что  сейчас  в  замочной  скважине  привычно  зазвенит  ключ, откроется  дверь, и  на  порог  войдет  отец  с  невозмутимым  лицом. Но  чуда  не  происходит. Иногда  в  какой-нибудь  толпе  я  неожиданно  для  себя  замечаю  знакомый  силуэт  отца, его  походку. Тогда  с  учащённым  сердцебиением  я  быстро  бегу, расталкивая  прохожих, чтобы  заглянуть  ему  в  лицо. Но  лицо  оказывается  совершенно  незнакомым  и  чужим. И  я  в  замешательстве  плетусь  обратно. Мама  теперь  ночует  в  моей  спальне. Ночью  мы  иногда  отчётливо  слышим  шаги  на  кухне  и  приглушённый  звон  посуды. Через  сорок  дней  явления  эти  прекращаются. Душа  отца  успокаивается  и  улетает  на  небеса. Чёрные  траурные  покрывала  с  зеркал  снимаются. А  на  следующее  утро  наступает  новый  1996 год. Привычный  бег  времени  продолжается  по  своим  незыблемым  законам.

      И  вот  я  уже  на  площади  Заставы. Справа  от  меня  красными  сигнальными  огоньками  мигает  телевизионная  вышка. Там, в  нескольких  метров  от  неё, прячась  в  полуночной  мгле, в  романтическом  плену  набухающих  почек, уже  готовых  прорваться  и  выпустить  на  свет  нежную  плоть  цветов  и  листьев, притаился  переулок  Мельничный, где  прошло  моё  беззаботное  детство. В  моей  памяти  невольно  всплывает  низенький  частный  домик, поделённый  на  пять  квартир, калитка  со  ржавой, скрипучей  пружиной  и  небольшой  тихий  дворик  средь  пышных  цветов  и  фруктовых  деревьев. В  детстве  этот  небольшой, огороженный  высоким  забором, участок  прямоугольной  формы  казался  мне  отдельным  огромным  миром. В  его  пределах  я  делал  свои  первые, робкие  шаги, постигая  палитру  жизни. Здесь формировались  мои  нравственные  законы  и  закладывались  личностные  ориентиры. За  забором  простиралась  небольшая  лужайка, где  я  с  друзьями  любил  гонять  в  футбол, а  чуть  дальше, в  тени  раскидистых  деревьев, стоял  деревянный, аккуратно  сколоченный  столик, где  мужики  из  близприлегающих  пятиэтажек  в  теплые  летние  вечера  с  азартом  стучали  костяшками  домино. Прямо  напротив  нашего  дома  был  расположен  мельничный  комбинат, который  круглосуточно  сотрясал  местные  окрестности  своим  напористым,  монотонным  гулом. Я  с  самого  рождения  рос  в  атмосфере  этого  гула, и  поэтому  воспринимал  его  как  привычную, неотъемлемую  часть  окружающей  меня  действительности. Помню, как  влекомые  любопытством, мы  с  местными  ребятами  вскарабкивались  на  увесистый, кирпичный  забор  комбината  и  с  любопытством  наблюдали  за  движущимися  вагонетками  с  зерном.
     Совсем  скоро  весь  переулок, как  и  прежде, потонет  в  прозрачной, сверкающей  на  солнце, зелени  листвы, белоснежном  цветении  яблонь  и  стойком, пронзительно-чарующем  аромате  сирени. Но  я  этого  уже  не  увижу, хотя, признаюсь, ноги  сами  иногда  ненароком  несут  меня  туда, в  те  родные  места, в  неповторимый  край  ушедшего  детства. Но  всякий  раз  я  в  самый  последний  момент  одумываюсь  и  поворачиваю  обратно. Я  вдруг  понимаю, как  неизлечимо  больно  мне  будет  на  месте  нашего  дома  лицезреть  сиротливый, заросший  пустырь  и  вырубленные  деревья, в  тени  которых  я  предавался  своим  возвышенным  мечтам  и  наивным  детским  грёзам.
     Неожиданно  для  себя  я  всецело  погружаюсь  в  светлые  воспоминания  детства, и  меня  уносит  куда-то  вдаль  на  крыльях  едва  уловимого  вдохновения. Меня  накрывают  ностальгические, щемящие  душу, чувства. Ах, это  навсегда  утраченное, безвозвратное, нежное...

       И  вот  я  уже  пересекаю  Рабочий  проспект. На  этой  улице, в  десяти  минутах  отсюда  живёт  мой  замечательный  друг  Евгений  Чепурин. С  ним  я  познакомился  в  июле  1992 года, когда  мы  оба  пытались  поступить  в  Воронежский  институт  искусств  на  актёрское  отделение. Это  случилось  в  очереди  в  аудиторию, где  проходило  предварительное  прослушивание. Женёк  сразу  привлёк  моё  внимание  тем, что  стоял  у  стены  и  непринуждённо  жонглировал  теннисными  мячами. Его  лицо  при  этом  излучало  искреннюю, добродушную  улыбку, невольно  притягивающую  к  себе.
   
   - А  можно  мне  попробовать? - неожиданно  для  самого  себя  спросил  я  у  Женька. Он  любезно  протянул  мне  мячи. Жонглировать  я  научился  ещё  в  детстве, тренируясь  на  червивых  яблоках  во  дворе  нашего  сада. Моей  коронной  фишкой  было  умение  жонглировать  тремя  яблоками  и  одновременно  читать  при  этом  книгу. Это  способствовало  развитию  периферийного  зрения. И  вот  я  решил, что  называется, тряхнуть  стариной. Длительное  время  без  практических  навыков, увы, не  лучшим  образом  сказалось  на  моём  умении. Лёгкие  мячи  то  и  дело  пытались  выскользнуть  у  меня  из  рук, и  вышло, честно  говоря, не  очень  эффектно. Но  главное - мы  познакомились, разговорились  и, как  позднее  оказалось, подружились  на  долгие  годы. На  момент  знакомства  мне  было  17 лет, а  Женьку - 25, и  он  невольно  стал  для  меня  авторитетом, у  которого  я  очень  много  в  дальнейшем  почерпнул.
     И  вот, первый  экзаменационный  день. Конкурс - 5 человек  на  место. Внутреннее  напряжение  на  пределе, что  мешает  в  полной  мере  проявить  себя. Уже  на  первом  отборочном  туре  мы  дружно  выбываем. Женьку  советуют  поступать  на  вокальное  отделение. Незабвенное  "Ой, мороз, мороз!" в  его  исполнении   производит  на  экзаменационную  комиссию  настоящий  фурор. Голос  у  Женька  мощный, звонкий, разухабистый, буквально  с  первой  ноты  захлёстывает  своей  необыкновенной  энергетикой. Я  в  свою  очередь  чрезвычайно  эмоционально  рассказываю  басню  Крылова  "Волк  и  аист", потом  на  контрасте  чувственно  и  проникновенно  читаю  стихотворение  Сергея  Есенина  "Заметался  пожар  голубой", ну  и  завершаю  свою  программу  отрывком  из  гоголевских  "Мёртвых  душ"  про  птицу-тройку. Я  доволен  своим  выступлением  и  почти  не  сомневаюсь, что  первый  тур  мною  успешно  пройден. На  следующий  день  я  несколько  раз  недоумённо  и  внимательно  вожу  глазами  по  спискам  лиц, допущенных  ко  второму  туру, тщетно  пытаясь  отыскать  свою  фамилию. Увы, меня  в  этом  списке  нет. Ничего  не  поделаешь. Моя  мечта  стать  актёром  разрушена  навсегда. По  дороге  домой  небеса  заволакиваются  плотными  чёрными  тучами, и  на  землю  с  неимоверной  страстью  и  шумом  обрушивается  сильный  ливень.
     На  следующий  день  я  с  досады  подаю  документы  в  педагогический  институт  на  физико-математический  факультет.
     - Учитель - это  такой  же  актёр, - утешаю  себя  я, -даже  в  чём-то  талантливее  актёра. Каждый  урок  учитель  должен  выступать  у  доски  со  своим  новым  монологом, старательно  удерживая  внимание  зрителей, в  роли  которых  выступают  далеко  не  всегда  жаждающие  грызть  гранит  науки  ученики. Ох, непростая  это  задача. Одно  дело  рассказывать  какую-нибудь  занимательную  историю, а  другое  дело  рассказывать  про  формулы, тригонометрические  уравнения, производные  и  интегралы. При  этом  надо  изо  всех  сил  стараться  преподнести  учебный  материал  так, чтобы  это  было  действительно  интересно  слушать.

     При  более  близком  знакомстве  оказывается, что  Женёк  увлекается  живописью  и  является  художником-новатором. Он  изобрёл  свой  собственный  оригинальный  жанр  под  названием  примитивизм. Так, например, рисуя  человеческое  лицо  он  нередко  изображает  только  рот  и  глаза. По  его  мнению  этого  вполне  достаточно, чтобы  раскрыть  суть  и  характер  изображаемого  человека. Нос  и  особенно  уши - детали  второстепенные, которые  не  несут  значимой  информации, поэтому  рисовать  их  вовсе  не  обязательно. Художественный  вкус  простого  российского  обывателя, сформированный  на  платформе  советского  реализма, увы, не  в  состоянии  оценить  должным  образом  новаторство  Женька, его  специфический  талант, поэтому  продавать  свои  картины  Женьку  удаётся  исключительно  иностранцам. Даже  я,  всегда  ценивший  новаторство  в  искусстве, не  сразу  понял  и  принял  манеру  его  живописи.
     - Быть  неоценённым  своими  современниками - это  хороший  знак  для  художника! - подбадриваю  его  я. - Такой  чести  удостаивались  поистине  только  великие  творцы!
     Но  Женёк  вряд  ли  нуждается  в  моих  утешениях. Он  прекрасно  знает  себе  цену. Он  яркая, неординарная  личность, которая  имеет  своё  независимое  суждение  на  всё, что  есть  и  происходит  вокруг. И  я  в  этом  плане  стараюсь  следовать  его  примеру. Если  я  чувствую  свою  внутреннюю  правоту - меня  невозможно  переубедить.

     Всё  гениальное  просто! Взять  к  примеру  пресловутый  "Чёрный  квадрат"  Казимира  Малевича. До  сих  пор  не  затихают  споры  о  художественной  ценности  этого  полотна. Разброс  мнений  относительно  этого  живописного  шедевра  огромен: от  негативной  критики  до  феерического  восторга. Но  судите  сами: если  эта  картина  являлась  бы  заурядной, стала  бы  она  столь  широко  известной? Вызывала  бы  она  столько  бурных  споров  и  дискуссий? Многие  считают  эту  картину  слишком  примитивной. В  таком  случае  уместен  вопрос: а  сможет  кто-нибудь  из  вас  нарисовать  что-нибудь  примитивное  так, чтобы  оно  будоражило  человеческие  умы  и  воображение  втечение  нескольких  последующих  веков? Очевидно, что  эта  картина  написана  не  для  эстетов, не  для  ценителей  художественной  красоты, а  для  людей  мыслящих, способных  проникать  в  самую  глубь  своего  сознания  и  подсознания. Каждый  созерцатель  может  найти  для  себя  в  ней  свой  потаённый  смысл, увидеть  что-то  своё. Не  в  этом  ли  заключена  истинная  сила  искусства?

     Мои  воспоминания  неожиданно  прерывает  огромная  свора  бродячих  собак, с  лаем  вынырнувшая  откуда-то  из  темноты  и  окружившая  меня  плотным  кольцом.
     - Лучше  уж  это  были  бы  пацаны  с  ВАёв" - проносится  у  меня  в  голове. Я  с  тревогой  озираюсь  по  сторонам, и  понимаю, что  укрыться  от  них  нет  никакой  возможности, а  защититься  в  случае  нападения  и  подавно  нечем. И  от  этого  по  спине  пробегает  лёгкий  холодок. Чтобы  скрыть  свою  нарастающую  тревогу  и  показать  собакам, что  я  их  не  боюсь, я  бодрым  голосом  запеваю  первую  пришедшую  мне  на  ум  песню:

Белая  армия, чёрный  барон
Снова  готовит  нам  царский  трон.
Но  от  тайги  до  Британских  морей 
Красная  Армия  всех  сильней!

Да  будет  красная, вздымай  и  властно
Свой  штык  мозолистой  рукой.
И  все  должны  мы  неудержимо
Идти  в  последний  смертный  бой.

Второго  куплета  я, к  сожалению, не  знаю, поэтому  повторяю  первый  куплет  с  припевом  ещё  раз, стараясь  петь  более  решительно  и  вдохновенно! Не  даром  говорят: если  помирать, то  с  музыкой! Но  собаки  на  редкость  доброжелательно  и  молчаливо  слушают  меня, однако  не  отстают  ни  на  шаг. Сопроводив  меня  ещё  несколько  метров, они  миролюбиво  скрываются  в  переулке. Я  несколько  раз  недоверчиво  оглядываюсь  назад, потом  облегчённо  вздыхаю  и  перевожу  дух. Опасность  миновала.

     Может  всё  обошлось  потому, что  в  кармане  моей  рубашки  лежат  аккуратно  обернутые  в  целлофановый  мешочек  живые  помощи? - думаю  я. И  ещё  больше  начинаю  верить  в  высшие  силы, которые, возможно, незримым  образом  так  или  иначе  руководят  всеми  значимыми  событиями  в  нашей  жизни. Я  уже  не  в  первый  раз  чудодейственным  образом  выхожу  невредимым  из  достаточно  опасных  ситуаций: и  на  машине  в  гололёд  переворачивался  в  качестве  пассажира, и  течением  меня  во  время  весеннего  разлива  уносило  в  реку  с  моста, когда  мои  шансы  на  спасение  уже  казались  равны  нулю. А  может  всё  дело  в  том, что  в  нашей  жизни  действительно  всё  уже  предрешено? И  кому  суждено  сгореть  в  огне - не  утонет. Так  или  иначе, но  судьбе  почему-то  угодно, чтобы  я  продолжал  здесь  своё  существование. Возможно  я  ещё  не  выполнил  свою  миссию, предназначенную  мне  в  этой  жизни, если  такая  миссия  всё-таки  реально  существует. Вот  только  интересно  узнать: в  чём  именно  она  заключается? Но  это, видимо, знать  заранее  никому  не  дано.   

      - "Хочешь  покоя - веруй, хочешь  истины - ищи!" - писал  Ницше.
      - "Я  скорее  предпочту  Христа  без  истины, чем  истину  без  Христа", - парировал  ему  Федор  Михайлович  Достоевский.
      И  я, ничем  неприметный  человек  с  сомнительным  талантом  и  среднестатистическим  интеллектом, с  пытливым  умом, но  ограниченными  знаниями, с  простым  человеческим  сердцем, жаждущим  любви, метался  из  стороны  в  сторону  между  мнениями  этих  двух  великих  гениев, не  зная  кому  из  них  отдать  своё  предпочтение.
    
      Учась  и  воспитываясь  в  Советской  стране  с  её  атеистическими  убеждениями  я  долгое  время  не  интересовался  вопросами  религии  и  веры. Богоискательством  я  увлёкся  только  на  первом  курсе  института. Начал  с  модного  тогда  веянья - кришнаизма. В  кришнаизме  считается  за  грех  убийство  любого  живого  существа, включая  даже  назойливых  насекомых. Также  запрещается  есть  мясо  и  другие  продукты  животного  происхождения. Секс    разрешён, но  только  в  браке, и  исключительно  с  целью  продления  рода. Втечение  полугода  я  мужественно  придерживался  этих  правил. Помимо  этого  каждое  своё  утро  я  начинал  с  получасовой  медитации  и  многократного  повторения  мантры: "Харе  Кришна! Харе  Кришна! Кришна! Кришна! Харе! Харе! Харе  Рама! Харе  Рама! Кришна! Кришна! Харе! Харе!" После  чего  ощущал  некий  духовный  подъём  и  умиротворённость. Мой  вечер  перед  сном  также  заканчивался  произнесением  мантр  под  мелодичную  восточную  музыку.
       Как-то  на  одном  из  кришнаитских  семинаров, на  котором  я  присутствовал  вместе  с  Женьком, на  сцену  вышел  молодой, налысо  подстриженный  мужчина  в  белом  балахоне  со  знакомым  до  боли  лицом. Он  начал  выразительно  читать  стихи, посвящённые  Всевышнему, сопровождая  их  изысканными  театральными  жестами. Я  не  сразу  узнал  в  нём  бывшего  актера  Молодёжного  театра  Святослава  Ещенко. Раньше  я  довольно  часто  ходил  на  премьеры  этого  театра, и  актерские  работы  Святослава  Ещенко  всегда  вызывала  во  мне  бурный  восторг.(Впоследствии  он  найдёт  себя  в  эстрадном  жанре, и  в  качестве  юмориста  получит  широкую  известность, окончательно  похоронив  свой  яркий, блистательный  талант  драматического  артиста). После  него  на  сцену  вышла  танцевальная  группа  девушек  в  скромных  индийских  костюмах. Их  танец  под  чёткий  барабанный  ритм  также  олицетворял  хвалу  Богу. В  конце  семинара  всех  гостей  угостили  сладким  экзотическим  кушаньем.
       В  кришнаизме  я  разочаровался  достаточно  быстро, сразу  после  прочтения  Бхагавад  Гиты. В  одной  из  глав  этой  священной  книги  говорилось, что  люди  проходят  в  своём  духовном  развитии  цепь  материальных  перерождений. И  те  из  них, кто  жил  праведно  и  честно  в  последующей  своей  реинкарнации  родятся  в  США, а  те, кто  часто  грешил  и  потакал  своим  порокам  в  последующих  своих  воплощениях  родятся  в  бедных  африканских  странах  или  в  России. Такого  циничного  бреда  я  никак  не  ожидал  увидеть  в  книге. Я  безумно  любил  Россию  с  её  бескрайними  просторами, с  её  добродушным, талантливым  народом, многовековыми  самобытными, культурными  традициями  и  огромным  духовным  наследием, и  не  представлял  свою  жизнь  вне  России. Возможно  в  перевод  вмешались  американские  политтехнологии, и  наглым  образом  исказили  текст  книги, а  вместе  с  ним  и  смысл  сказанного. Так  или  иначе, но  мне  пришлось  порвать  с  кришнаизмом  навсегда  и  бесповоротно. Я  снова  стал  есть  мясо, убивать  назойливых  насекомых  и  с  вожделением  смотреть  на  сексуальных  женщин.

       Мои  попытки  богоискательства  на  этом  не  закончились. Вскоре  по  любезному  приглашению  одной  знакомой  я  очутился  на  духовной  лекции. Меня  сразу  же  смутило, что  запланированная  лекция  должна  была  проходить  в  обычной  двухкомнатной  квартире. Встретили  меня  там  с  хорошо  наигранным  радушием  и  гостеприимством. Кроме  меня  было  ещё  девять  приглашенных. Нас  рассадили  на  стулья  в  одной  из  комнат, на  стенах  которой  висело  несколько  постеров  симпатичной  молодой  женщины  в  белоснежном  одеянии. Комната  была  пропитана  каким-то  легким, приятным  благовонием. Лектор  поздоровался, почтительно  улыбнулся, взял  в  руки  мел  и  нарисовал  им  в  самом  центре  доски  небольшой  круг.
      -  Итак, - начал  мягким, но  уверенным  голосом  он, - существует  Бог, основа  всего  сущего, начало  всех  начал.               
      После  этих  слов  меня  вдруг  охватило  некоторое  уныние  и  разочарование. Я  почувствовал  себя  нагло  обманутым. Я  пришёл  на  лекцию  с целью  обрести  Бога, а  мне  его  совершенно  бесцеремонным  образом  навязывают. Меня  просто  ставят  перед  фактом, что  Бог  существует, и  при  этом  ничем  не  аргументируют  неизбежность  его  существования. "Плохой  учитель  сообщает  истину, хороший - помогает  её  найти", - тут  же  вспомнился  мне  один  из  главных  тезисов  педагогики.
      После  непродолжительного  вступления  лектор  вдруг  совершенно  неожиданно  начал  рассказывать  о  предстоящем  конце  света, о  судном  дне, и  о  том, что  спастись  смогут  только  избранные  Богом. Речь, разумеется, шла  не  о  физическом  спасении, а  о  спасении  души. Душа  для  меня  в  то  время  была  таким  же  абстрактным  понятием, как  и  Бог. Я, конечно, был  наслышан  о  давнем, но  до  сих  пор  неразрешённом  споре  философов  относительно  места  нахождения  души  в  человеческом  теле. Одни  философы  считали, что  душа  находится  в  сердце  и  представляет  собой  очень  плотный  сгусток  энергии, другие  утверждали, что  душа  находится  в  эпифизе - единственно  непарном  участке  человеческого  мозга  и  является  носителем  нашего  сознания.
      - Для  того, чтобы  очистить  свою  душу - продолжал  лектор, - необходимо  полностью  отказаться  от  всех  земных   благ  и  усердно  молиться. Говорил  он  это  убедительно, со  знанием  дела, медленно  смакуя  каждую  фразу. Но  я  в  свою  очередь  думал: "Неужели  весь  этот  многообразный, по-своему  прекрасный  окружающий  нас  мир  дан  нам  лишь  затем, чтобы  мы  стыдились  своей  причастности  к  нему, отказывались  от  его  щедрых  даров, и, всячески  ограничивая  свои  естественные  физиологические  потребности, молились, чтобы  впоследствии  наша  абстрактная  душа  смогла  попасть  в  какой-то  иной  эфемерный  мир, о  котором  мы  даже  не  имеем  ни  малейшего  представления?". Я  ненароком  углубился  в  свои  размышления, пока  вдруг  меня  не  потревожил  восторженный  и  громкий  возглас  лектора:
       - Возрадуйтесь, люди! Свершилось  чудо! Ибо  к  нам  на  грешную  землю  снизошла  Мария  Дэви  Христос, воплощение  Иисуса  Христа  и  Девы  Марии  в  одном  лице! Она  и  является  залогом  нашего  будущего  спасения! Уверовавшие  в  неё  будут  спасены!
        И  с  этими  восторженными  словами  он  показал  на  фотографию  той  самой  женщины  в  белоснежном  одеянии.
        От  неожиданности  я  обомлел. Каким-то  невероятным  самообладанием  я  сумел  сдержать  буквально  рвущийся  из  меня  хохот. Я  то, наивный, рассчитывал, что  иду  на  сёрьёзную  духовную  лекцию, а  попал  в  самую  примитивную  секту  под  названием  "Белое  братство." К  моему  удивлению,  другие  пришедшие  слушатели  заметно  воодушевились  и  начали  задавать  лектору  интересующие  их  вопросы. А  мне  хотелось  немедленно  встать  и  уйти, но  лишь  воспитание  и  моя  чрезмерная  тактичность  вынудили  меня  остаться  и  дослушать  лекцию  до  конца. Я  даже  вежливо  поаплодировал  лектору  вместе  со  всеми. Но  если  все  благодарили  его, как  видимо, за  содержание  лекции  и  за  указанный  путь  спасения, то  я  своими  аплодисментами  благодарил  его  за  то, что  он  наконец-то  закончил  нести  свою  эпическую  ахинею. Затем  в  комнату  вошла  миловидная  девушка  и  предложила  всем  собравшимся  сделать  добровольные  пожертвования  в  фонд  развития  секты. Сумму  пожертвования  каждый  из  присутствующих  волен  был  определять  сам. Окружающие  меня  люди  дружно, как  по  велению  волшебной  палочки, пооткрывали  свои  кошельки  и  захрустели  купюрами. В  кармане  моих  брюк  сиротливо  лежала  всего  лишь  одна  смятая  тысячная  купюра, которую  в  принципе  было  не  жалко(в  те  времена  на  неё  можно  было  купить  всего  лишь  4 буханки  хлеба), но  я  решил  до  конца  быть  принципиальным. Меня  нисколько  не  смутило, что  я  оказался  единственным, который  отказался  от  добровольных  пожертвований. На  этом  основании  девушка  тут  же  во  всеуслышание  заключила, что  я  нахожусь  на  самой  низкой  ступени  духовного  развития.   
     - Ну  что ж. Значит  мне  есть  куда  расти, - удачно  парировал  я.
     - Вам  следует  срочно  заняться  собой, иначе  ваша  душа  в  судный  день  отправится  прямиком  в  ад, - не  унималась  девушка, словно  бы  проявляя  искреннюю  заботу  о  дальнейшей  судьбе  моей  столь  глубоко  падшей  души. 
     - Спасибо  за  совет! Я  обязательно  собой  займусь. - сказал  я, сохраняя  завидное  хладнокровие, затем  быстро  встал, оделся  и  вышел  вон  из  квартиры.
      Около  цирка, рядом  с  подземным  переходом  мой  взгляд  привлёк  безногий  инвалид  с  безнадёжно  грустными  глазами. Я  вынул  из  кармана  свою  смятую  тысячную  купюру  и  аккуратно  положил  её  в  металлическую  баночку, стоящую  перед  ним.
      - Дай  Бог  тебе  здоровья, браток! - оживлённо  промолвил  безногий, пытаясь  улыбнуться.
        Я  молча  кивнул  ему  в  ответ, обрадованный  фактом, что  моим  скромным  деньгам  нашлось  более  правильное  и  достойное  применение. Я  сделал  несколько  шагов, интуитивно  чувствуя, что  он  провожает  меня  взглядом, и  я  невольно  ощутил  себя  виноватым  перед  ним  из-за  того, что  у  меня  еcть  ноги  и  я  могу  ходить.
       Вскоре, в  одной  из  церковных  лавок  я  купил "Новый  завет". "Сначала  было  Слово, и  Слово  было  у  Бога, и  Слово  было  Бог", - прочитал  я  и, раздосадованный, закрыл  книгу  и  поставил  её  обратно  на  полку.
       - Все  существующие  религии - разочарованно  заключил  я, - отталкиваются  от  Бога. Я  же  хочу  к  Богу  прийти!
       Я  совершенно  ничего  не  знаю  о  Боге. Единственное, что  мне  доподлинно  известно - это  то, что  существует  наш  мир, как  единственная  реальность, данная  нам  в  познание, мир, который  мы  воспринимаем  через  призму  наших  органов  чувств  посредством  сознания, логики  и  интуиции. Существует  ли  что-то  за  гранью  нашего  понимания  и  познания  нам  не  ведомо, но  у  нас  есть  все  основания  полагать, что  существует. Одноклеточная  инфузория-туфелька, барахтаясь  в  мутной  лужице, воспринимает  эту  лужицу  как  необъятную  для  себя  вселенную. Её  ограниченные  физиологические  возможности  не  дают  ей  даже  шанса  предположить, что за  пределами  этой  лужицы  существует  другой  огромный, неведомый  ей  мир  со  своими  смыслами  и  законами. Мы, люди, тоже  по  своей  природе  далеко  не  совершенны. По  сравнению  с  масштабами  мироздания  мы  такие  же  инфузории-туфельки. Мы  тоже  ограничены  в  своих  возможностях. Нам  также  многого  не  дано  понять. Мироздание  намного  сложнее  и  многограннее, чем  мы  можем  себе  это  представить. Используя  логику  мы  можем  лишь  предположить, что  раз  есть  наш  мир, значит  есть  и  бесконечное  разнообразие  других  параллельных  миров, отличные  от  нашего, которые  скрыты  от  нас  туманной  завесой  неизвестности  и  с  которыми  возможно  у  нас  даже  нет  ни  единой  точки  соприкосновения. Именно  поэтому  доподлинно  доказать  их  наличие  не  представляется  никакой  возможности, ровно  также, как  и  опровергнуть  их  существование. Если  бы  других  миров  не  существовало, то  и  не  существовало  бы  и  нашего  мира. Либо  ничего, либо  всё! Ничего  не  может  существовать  обособлено. Любая  пустота  должна  быть  заполнена  подобно  тому, как  заполняется  водой  любая  расщелина  на  дне  океана. Раз  жизнь  есть, то  она  должна  существует  во  всех  своих  мыслимых  и  немыслимых  формах  и  проявлениях.         
     Очевидно, что  если  бытие  Бога  и  существует, то  оно  существует  вне  нашего  материального  мира. А  потому  все  наши  земные  рассуждения  о  Боге  априори  глупы  и  бессмысленны. Где  гарантия, что  Бог  вообще  знает  о  нашем  существовании? А  если  знает, то  где  гарантия, что  мы  представляем  для  него  хоть  какой-то  мало  мальский  интерес? Нам  остаётся  только  надеяться. Познать  Бога  нельзя, в  него  можно  только  верить.

     И  вот  я  уже  рядом  с  памятником  Славы. Красный  цветок  вечного  огня  в  синих  сумерках  освещает  гранитный  барельеф   советского  солдата, отдавшего  свою  жизнь  за  нашу  Родину  ради  будущих  поколений. По  традиции, все  молодожёны  нашего  города  после  бракосочетания  возлагают  к  этому  постаменту  цветы  и  фотографируются  на  его  фоне. В  семейном  альбоме  моих  родителей  тоже  есть  чёрно-белая  фотография, где  они  запечатлены  около  этого  памятника  в  свадебных  нарядах.
     За  памятником  простирается  аллея  "Красных  фонарей", названная  так  каким-то  острословом  по  аналогии  с  улицей  Красных  фонарей  в  Амстердаме. На  её  скамейках  чернокожие  африканские  студенты  ВГУ  из  прилегающих  общежитий  заводят  короткие, непринуждённые  любовные  романы  с  воронежскими  девушками. Сейчас  скамейки  аллеи  пусты. Красные  фонари  одиноко  блестят  в  полумраке, надёжно  и  бережно  храня  свои  тайны.
      Я  вспоминаю, что  ещё  совсем  недавно  я  идеализировал  любовь, верил, что  когда-нибудь  обязательно  встречу  свою  единственную  и  неповторимую, которой  буду  верен  до  самой  смерти, но  теперь  мои  надежды  с  каждым  годом  тают, и  иллюзии  рассыпаются, как  карточный  домик. К  тому  же  современных  девушек  гораздо  больше  интересует  твоё  материальное  благосостояние, а  не  твой  богатый  внутренний  мир. А  что  может  предложить  своей  избраннице  обычный  российский  школьный  учитель  с  зарплатой  в  пять  тысяч  рублей?
      Моя  первая  влюблённость  случилась  ещё  в  детском  саду, в  6 лет. Её  звали  Таня. Одухотворенно-нежная, скромная, с  ангельским  личиком  девочка, непохожая  на  других. Она  с  первого  дня  появления  в  нашей  подготовительной  группе  околдовала  меня, и  что-то  тайное, неизведанное  затрепетало  у  меня  внутри. Я  до  сих  пор  помню  это  прекрасное, светлое, искреннее  чувство, эти  непередаваемые  эмоции, которые  в  те  дни  окутывали  моё сердце. Я  безумно  хотел  понравится  ей. Но  на  свою  беду  я  рос  очень  скромным  мальчиком, и  все  мои  робкие  попытки  привлечь  к  себе  её  внимание  разбивались  о  её  холодное  безразличие  ко  мне. Но  однажды  произошёл  неожиданный  случай, который  в  одно  мгновение  всё  изменил. Мы, как  обычно, играли  с  ребятами  в  войнушку. Убегая  от  погони, я  потерял  равновесие, и, чтобы  не упасть, успел  в  последний  момент  схватиться  рукой  за  дверной  косяк. При  этом  мои  пальцы  случайно  оказались  в  петельном  проёме. Кто-то  из  пробегающих  мимо  по  ту  сторону  ребят, неумышленно  и  ничего  не  подозревая, с  силой  захлопнул  дверь. В  это  же  мгновение  меня  пронзила  острая, невыносимая  боль. Я  до  сих  пор  помню  как  у  меня  помутилось  в  голове, загудело  в  ушах, и  перед  глазами  поплыли  бесчисленные  чёрные  круги  с  мелкими  белыми  мошками. Я  с  трудом  вытащил  из  петельного  проёма  руку  с  распухшими, посиневшими  пальцами  и  похолодел  от  ужаса. На  средний  палец  было  страшно  смотреть. Его  фалангу  окаймлял  глубокий  кровавый  рубец, при  этом  ноготь  почти  полностью  оторвался  у  самого  основания  и  неестественным  образом  вывернулся  наружу. В  следующее  мгновение  я  издал  пронзительный, нечеловеческий  крик, на  который  сбежались  не  только  все  ребята, но  и  весь  обслуживающий  персонал  детского  садика. Воспитательница, глядя  на  мой  палец, ни  на  шутку  перепугалась  и, принеся  аптечку, стала  успокаивать  меня  нежными, ласковыми  словами. Я  стоял  в  окружении  ребят, стиснув  от  боли  зубы, уже  собираясь  залиться  жгучими  слезами. Но  тут  я  неожиданно, прямо  перед  собой, средь  размытых, проплывающих  мимо  лиц  с  любопытствующими  взглядами  увидел  взволнованные  глаза  Тани. Она  нежно  погладила  своей  тёплой  ладонью  моё  плечо  и  с  неподдельным  сочувствием  спросила: "Тебе  больно?"
     - Да, ничего, пустяки, - неожиданно  сам  для  себя, не  раздумывая, отреагировал  я. Теперь  самое  главное  было  сдержать  слёзы. Заплакать  при  ней  было  бы  для  меня  большим  позором. И  я  смог  пересилить  себя! Из  моим  глаз  не  упало  ни  слезинки! Это  была  победа! Моя  первая  большая  победа! Когда  воспитательница  обрабатывала  мой  палец  зелёнкой, а  потом  забинтовывала - боли  я  уже  не  чувствовал. Я  целиком  был  поглощён  восхитительным  привкусом  счастья! С  того  самого  дня  мы  с  Таней  стали  дружить! И  мне  даже  казалось, что  я  тоже  нравлюсь  ей. И  от  этого  окружающий  мир  вдруг  становился  другим: светлым, солнечным, ласковым! В  конце  весны  Таня  заболела  и  больше  не  появилась  в  садике. На  лето  родители  отвезли  меня  к  бабушке, а  осенью  я  должен  был  пойти  в  школу. Я  ещё  не  осознавал, что  теряю  свою  первую  любовь  навсегда. Возможно  при  помощи  папы  и  мамы  ещё  можно  было  что-то  исправить. Но  разве  взрослых  интересует  детская  любовь?
     Следующая, уже  по-юношески  зрелая  любовь  застала  меня  в  11-ом классе. Мне  тогда  было  16 лет. Покорительницу  моего  сердца  звали  Ира. Она  была  на  год  младше, и  училась  в  10-ом. Ира  перевелась  к  нам  из  другой  школы. Это  была  необыкновенная  девушка, пришедшая, как  мне  казалось, из  какого-то  другого, неведомого  мне  мира. Я  влюбился  в  неё  с  первого  взгляда! В  неё  невозможно  было  не  влюбиться. Я  закрываю  глаза, и  передо  мной  проплывает  её  нежный, очаровательный  облик, слышится  её  ласковый  голос, подобный  чувственному  пению  волшебной  скрипки, вырисовывается  её  стройная, изящная  фигура  с  утончёнными  манерами. Ира  постоянно  была  в  обществе  своей  подруги, с  которой  не  расставалась  ни  на  миг. Втечение  нескольких  недель  я  зачарованно  наблюдал  за  ней, стараясь  каждую  перемену  как  бы  невзначай  незаметно  пройти  мимо  неё. Скоро  я  знал  расписание  её  уроков  лучше, чем  своё. Теперь  после  каждого  урока  я  мог  заранее  просчитывать  свой  маршрут  таким  образом, чтобы  хотя  бы  один  раз  за  перемену  пересечься  с  ней, окунуться  в  голубой  омут  её  бездонных  глаз. А  в  мыслях  уже  рождались  строчки  любовного  послания:

Листьев  дрожь. И  багряная  проседь.
И  печального  неба  краса.
Я  до  слёз  полюбил  эту  осень
За  твои  голубые  глаза.

Не  искал, не  мечтал, не  пророчил,-
Всё  свершилось  само  по  себе.
И  теперь  в  окрылённые  ночи
Посвящаю  все  чувства  тебе.

Посвящаю  все  миги, все  вздохи
И  все  лучшие  взлёты  души.
Ах, как  дорог  мне  каждый  твой  локон.
Ты  меня  упрекать  не  спеши...


Однажды, во  время  урока  мне  удалось  тайком  пробраться  в  раздевалку. Отыскать  Ирину  куртку  не  составило  большого  труда, я  слишком  хорошо  знал  её. Вот  она! Голубая  с  белыми  крапинками. Дрожащими  руками  я  вытащил  из  внутреннего  кармана  школьного  пиджака  аккуратно  сложенный  листочек, на  котором  было  написано  моё  любовное  послание, и  положил  его  в  правый  карман  куртки. Затем  неожиданно  для  себя, поддавшись  какому-то  необъяснимому  внутреннему  порыву  и  искушению, распахнул  куртку. Сердце  как  сумасшедшее  колотилось  в  груди! Я  осторожно  огляделся  по  сторонам: вокруг  никого  не  было. Я  зарылся  лицом  в  плотную  ткать  прокладки, бережно  сохранившую  частичку  Ириного  тепла, и  полной  грудью  втянул  ёё  сладкий  аромат. В  ту  же  секунду  меня  накрыла  необычайная  волна  неописуемой  нежности!
       Последующие  дни  прошли  в  трепетном  ожидании  чего-то  таинственного  и  непостижимого. Я  теперь  почему-то  боялся  также  часто, как  прежде, попадаться  Ирине  на  глаза. Мне  казалось, что  она  меня  ещё  немного  и  вычислит. А  вычислив, нещадно  посмеётся  над  моими  возвышенными, наивными   чувствами. Но  ничего  нового  не  происходило. Меня  даже  посетила  мысль, что  моя  записка  не  была  ей  по  какой-либо  причине  прочитана. Спустя  пару  недель  последовало  второе  послание, а  затем  и  третье. Стихи, насквозь  пропитанные  нежными, трепетными  чувствами, рождались  неожиданно  легко, как  никогда  раньше.
       При  случайный  встречах  с  ней  на  переменах  я  старался  держаться  очень  скромно, неприметно  и  сдержанно, и  она  меня  так  и  не  вычислила.

       Стояли  тёплые  майские  дни. На  улице  пахло  набухшими  почками  и  сиренью. Учебный  год  подходил  к  концу. Впереди  ждал  последний  звонок  и  подготовка  к  выпускным  экзаменам. Пора  было  решаться  на  главный  и  самый  сложный  шаг - подойти  к  Ире  и  во  всём  ей  признаться. Решиться  на  это  было  крайне  непросто. Выглядеть  смешным  в  её  глазах  я  уже  не  боялся, куда  страшнее  было  быть  отвергнутым, навек  лишиться  своей  мечты. Я  совершенно  не  знал, что  я  буду  делать, если  она  вдруг  отвергнет  мои  чувства. Одна  лишь  мысль  об  этом  не  давала  мне  покоя. Но  другого  пути  у  меня  не  было.
       Она  стояла  со  своей  неизменной  подругой  на  втором  этаже  у  окна  и  о  чём-то  мило  с  ней  общалась. На  меня  она  не  обращала  никакого  внимания, хотя  я  мялся  с  ноги  на  ногу  в  нерешительности  неподалеку  от  нее  уже  минут  десять. Сейчас  меня  больше  смущало  наличие  подруги, которая  невольно  станет  свидетельницей  моего  признания. Речь, с  которой  я  должен  быть  подойти, была  выучена  мной  наизусть  и  многократно  отрепетирована. Но  в  тот  момент, когда  я  сделал  решительный  шаг  вперед  и  попытался  открыть  рот, чтобы  произнести  первое  слово, я  вдруг  понял, что  от  сковавшего  меня  волнения  я  всё  бесстыдным  образом  позабыл. Но  отступать  уже  было  поздно. Заметив  моё  приближение, Ирина  с  любопытством  повернула  голову  и  наши  взгляды  встретились.
   - Здравствуйте! - пролепетал  я  почти  онемевшим  языком. - Меня  зовут  Юра. Это  я  Вам  писал.
    Дальше  можно  было  не  продолжать. Она  всё  поняла. Уголки  губ  Ириной  подруги  заметно  поднялись  вверх. Она  по-видимому  тоже  была  в  курсе  происходящего.
    - Очень  приятно! - вежливо  ответила  моя  возлюбленная. - Мне  понравились  Ваши  стихи.
     Говорить  в  тот  момент  что-то  ещё  о  своих  чувствах  наверное  было  бы  глупо, их  искренность  и  чистота  полностью  была  отражена  в  моих  посланиях. Но  Ира  вправе  была  ожидать  от  меня  ещё  каких-то  важных  слов. Немного  замешкав, я  их  произнес:
    - Ваше  сердце  свободно?
    Повисла  пауза, кажущая  длинною  в  вечность. Она  смотрела  на  меня  своим  чарующим  взглядом, в  котором  тяжело  было  что-то  прочесть. И  мне  казалось, что  я  безнадежно  тону  в  этом  голубом  омуте  её  бездонных  глаз.
    - Я  должна  Вас  огорчить, у  меня  есть  парень, - вдруг  сказала  она.
    Эти  слова  шарахнули  меня  по  затылку, словно  молния. На  миг  мне  показалось, что  я  просто  ослышался.
    - И  Вы  его  любите? - зачем-то  спросил  я.
    - Конечно.
      Я  перевёл  глаза  на  подругу, имя  которой  я  так  никогда  и  не  узнал. Она  смотрела  на  меня  сочувственным  взглядом, словно  бы  извиняясь  за  этот  неприятный  казус.
    - Тогда, простите. Желаю  Вам  счастья! - быстро  сказал  я, неумело  пытаясь  скрыть  свои  бушевавшие  внутри  эмоции. Затем  повернулся  и  пошёл  прочь, не  разбирая  пути. Внезапно  что-то  оборвалось  внутри  меня. Мир  в  одночасье  стал  пустым  и  серым, все  восторженные  краски  и  запахи  весны  поблекли, растворились  в  щемящей  грусти. Всё  вокруг  стало  чуждым  и  нелепым. Я  никого  не  желал  ни  видеть, ни  слышать. Немного  пошатывающей, пружинистой  походкой  я  вошёл  в  класс, и, не  обращая  ни  на  кого  внимания,  схватил  свой  дипломат  и  помчался  прочь  из  школы, пряча  от  равнодушных  встречных  прохожих  влажные  от  слёз  глаза. Я  прибежал  домой  и, нырнув  на  кровать, зарылся  с  головой  в  подушку. В  сознании  проплывали  странные, хаотичные  мысли. Казалось  я  сливаюсь  с  бесконечностью, где  обособленно  от  нашего  мира  существуют  другие  смыслы  и  образы. Ирина...Ира...Ирочка... Нет, ты  уже  никогда  не  будет  моей. Как  же  трудно  и  невыносимо  больно  это  осознавать. Это  слишком  несправедливо. Вместо  легкой, трепетной, восторженной  души  в  груди  у  меня  наливается  свинцовый  камень, который  давит  меня  вниз  и  не  дает  подняться. Я  не  хочу, чтоб  меня  в  таком  состоянии  застали  родители  и  потребовали  объяснений, поэтому  я  вскакиваю  и, выбежав  на  улицу, вновь  иду  куда-то  без  оглядки, чтоб  остаться  один  на  один  со  своей  болью.
      И  вот  я  уже  стою  на  проходном  балконе  шестнадцатого  этажа  и  безразличным  взглядом  смотрю  на  бледно-розовый  закат, нависший  над  горизонтом. Лёгкий, порывистый  ветер  небрежно  треплет  мою  шевелюру. Сейчас  я  закрою  глаза, перекинусь  через  перила, и  всё  будет  кончено, раз  и  навсегда. Я  на  миг  почувствую  состояние  свободного  падения, потом  резкую  физическая  боль, которая  навеки  заглушит  неимоверную  боль  моего  истерзанного  сердца. На  завтра  об  этом  будет  знать  вся  школа. Ира  будет  корить  себя, вспоминать  наш  последний  разговор, и  по  её  нежным  щекам, смывая  с  ресниц  тушь, будут  медленно  скатываться  слёзы. Но  я  буду  уже  далеко, в  другой  реальности. Она  наконец-то  поймёт, что  была  не  права, будет  долго  и  мучительно  сожалеть  о  невостребованных, безжалостно  отвергнутых  ею  чувствах. Таких  светлых  и  прекрасных...
      Нет, этого  не  произойдёт. Зачем  я  тешу  себя  глупыми  иллюзиями? Я  облокачиваюсь  о  перила  балкона  и  смотрю  вниз. Она  даже  и  не  посочувствует  мне. Вокруг  лишь  кромешная  пустота. Как  больно  вырывать  из  сердца  эти  возвышенные, трепетные  чувства, навсегда  принадлежащие  ей. Но  я  понимаю, что  это  необходимо, и  поэтому  беспощадно  вырываю  всё  с  основанием, оставляя  лишь  глубокие, зияющие  раны. Постепенно  душа  согревается  струящимися  из  ран  потоками  тёплой  крови. Я  чувствую  это. Не  только  душа - вся  грудь  заливается  этим  теплом. Я  стою, как  вкопанный, боясь  вновь  подумать  об  Ире. Но  я  и  так  прекрасно  знаю, что  она  сейчас  с  другим, который  возможно  в  эти  самые  минуты  нежно  обнимает  её, целует  в  губы. Неожиданно  я  вдруг  понимаю, что  в  своём  страдании  я  намного  выше  его, что  стоны  всех  затерянных  Вселенных, всех  одиноких  ветров  сейчас  на  моей  стороне. И  мне  почему-то  хочется  жить  с  удвоенной  силой!

      В  оставшиеся  до  конца  учебного  года  дни  я  стараюсь  не  попадаться  Ирине  на  глаза. Я  не  хочу, чтобы  она  видела  мои  страдания. И  только  лишь  по  старой  привычке, когда  она  с  подругой  спускается  по  ступенькам  школы   после  окончания  уроков, я  с  нежной, щемящей  грустью  смотрю  ей  из  окна  вслед. Странно, но  сейчас, когда  она  стала  окончательно  недоступной  для  меня, она  выглядит  как  никогда  восхитительно  и  желанно! Её  лёгкое, воздушное  платье  беззаботно  развивается  на  ветру  в  такт  её  плавной, изящной  походке. Прощай, Ира. Прощай, моя  светлая, неразделённая  любовь. Я  полностью  отдаю  себе  отсчёт  в  том, что  никого  более  в  жизни  я  не  смогу  полюбить  так  безраздельно, искренне  и  преданно. Ирина  навсегда  останется  в  моем  сердце  моей  неповторимой  и  единственной  любовью. Пусть  я  не  познал  сладких  плодов  любви, но  я  безмерно  благодарен  судьбе, что  моё  сердце  однажды  посетило  это  волшебное, божественное  чувство, что  я  имел  возможность  возвышаться  над  привычным  миром  хауса  и  суеты  на  крыльях  святого  вдохновения!
      Уже  после  окончания  института  я  прочту  у  Марселя  Пруста  непреложную  истину, что  человек  не  может  постичь  сущность  другого  человека, поэтому  любовь  навсегда  остается  чисто  внутренним  переживанием, не  соответствующим  никакому  физическому  явлению. А  потом  ещё  один  замечательный  писатель  Герман  Гессе  поведает  мне  о  том, что  неразделённая  любовь  нам  даётся  не  затем, чтобы  делать  нас  несчастными, а  затем, чтобы  показать  нам, насколько  мы  сильны  в  своём  терпении  и  страдании.

...
От  тебя  ничего  мне  не  надо,
Мне  довольно  того, что  ты  есть!
Что  весеннему  солнышку  рада,
Что  хранишь  свою  женскую  честь.

Мне  довольно  пленящего  взгляда.
Счастлив  знать  я, что  в  омуте  лет
Ты  живёшь, и  с  другим  где-то  рядом
Так  же  дышишь, встречаешь  рассвет.

Так  же  слушаешь  музыку  ветра,
И  тайком, чей-то  взгляд  уловив,
Может  также  мечтаешь  о  светлой
И  немного  безумной  любви.

Нам  не  быть  никогда  с  тобой  вместе.
Это  даже  уместней  для  грёз.
Ты - моя  недоступная  вечность
В  изумрудном  мерцании  звёзд.

На  земле  все  мы  бродим  под  Богом,
Но  не  всем  нам  поют  небеса.
Знаю  я: обожгут  ещё  многих
Голубые, как  море, глаза.


    Что  бы  не  говорили, а  в  страдании  есть  своё  величие, своя  глубина, своя  внутренняя  гармония. Счастье  мимолётно, в  нём  нет  постоянства. А  значит  страдание  выше  счастья. А  значит  тот  человек, на  судьбу  которого  выпадает  больше  страданий  имеет  больше  возможности  к  духовному  развитию  и  покаянию, а  значит  быть  ближе  к  Богу. Счастливые  люди, как  правило, забывают  о  Боге.

     Тем  временем  я  выхожу  на  перекрёсток  улиц, названных  в  честь  героев  Великой  Отечественной  войны: маршала  Жукова  и  генерала  Лизюкова. Герой  Советского  Союза  генерал  Александр  Ильич  Лизюков, мужественный  командир  5-ой  танковой  армии, павший  смертью  храбрых  в  яростных  боях  за  Воронеж, не  мог  даже  и  предположить, что  его  славное  имя  волею  судьбы  будет  широко  известно  в  стране  преимущественно  из-за  популярного  мультфильма  про  котёнка. Я  мысленно  прошу  у  него  за  это  прощение.
     В  стороне  остаются  пустые  прилавки  Северного  мини-рынка. В  начале  лихих  90-х, после  трагического  развала  Союза, я  продавал  здесь  по  выходным  миксеры, который  выпускал  электро-механический  завод. Их  выдавали  маме  вместо  заработной  платы. В  условиях  резкого  обнищания  народных  масс  миксеры  раскупались  медленно  и  не  так  хорошо, как  хотелось  бы, поэтому  приходилось  иногда  продавать  их  за  цену  ниже  номинальной. Зато  наши  друзья  и  родственники  были  напрочь  лишены  всякой  интриги  относительно  нашего  подарка  на  ближайший  День  Рождения  или  какое-нибудь  другое  знаменательное  событие. В  стране  царил  жуткий  экономический  кризис  и  бандитизм, рубль  с  каждым  днём  обесценивался, заводы  разваливались, производство  закрывалось, ударными  темпами  росла  безработица, мужское  население  страны  потихоньку  спивалось  палёной  водкой. А  по  телевидению  без  конца  крутились  мексиканские  мыльные  оперы, прерываемые  рекламными  роликам  про  "МММ", "Хопер-инвест"  и  про  другие  финансовые  пирамиды. Но, не  смотря  на  это, я  с  теплотой  вспоминаю  это  время, ведь  это  было  время  моей  романтичной  юности!

     Начинает  медленно  светать. Впереди  меня  на  тротуаре, напротив  девятиэтажного  дома, двое  подростков  весело  и  азартно  футболят  жестяную  банку  из-под  пепси, сопровождая  своё  действо  громкими  и  восторженными  возгласами. В  предрассветной  тишине  воскресного  утра  пронзительный  звон  жестяной  банки  разносится  далеко, почти  на  всю  округу. Из  окна  на  третьем  этажа  неожиданно  высовывается  женская  голова  с  растрёпанными  волосами  и  делает  подросткам  замечание  в  достаточно  грубой  форме. Но  гневная  тирада  женщины, к  моему  удивлению, не  производит  на  парней  ни  малейшего  впечатления. Они  настолько  увлечены  своей  игрой, что  словно  бы  не  замечают  никого  вокруг. Звон  банки, как  мне  кажется, становиться  ещё  громче. Женщина  возмущена  до  предела. К  ней  из  другого  окна  на  подмогу  приходит  мужчина. Он  грозится  немедленно  спуститься  и  оборвать  наглецам  уши. В  ответ  банка  с  грохотом  вновь  ударяется  о  бордюр.
      - Гол! 10:7! Я  выиграл! - кричит  белобрысый  в  адидасовских  кроссовках  и  победно  вскидывает  вверх  руки. Я  ненароком  улыбаюсь.
    
     Миновав  улицу  60-ой  Армии, я  решаю  срезать  путь  и  пройтись  наискосок, через  пустырь. На  пути  моего  следования  лежит  мемориальный  камень, повествующий  о  том, что  в  этом  месте  в  1930 году  был  сброшен  первый  в  истории  СССР  воздушный  десант  в  количестве  15 человек. Слева  остаётся  здание  института  искусств. Скоро  его  аудитории  вновь  наполнятся  пением  тромбонов, скрипок  и  виолончелей. До  дома  остается  пройти  минут  десять. Моя  ночная  прогулка  подходит  к  концу. Я  с  наслаждением  представляю, как  сейчас  легу  в  мягкую, тёплую  постель  и  предамся  крепкому, беззаботному  сну! Я  на  мгновение  закрываю  глаза, и  в  моём  воображении   возникает  чёрный  квадрат  Малевича  на  девственно  белом  фоне, символизирующий  свет  и  тьму, жизнь  и  смерть, единство  и  борьбу  противоположностей, символизирующий  самого  человека, состоящего  с  одной  стороны  из  возвышенной  души, стремящейся  к  свету, а  с  другой  стороны - из  греховной, похотливой  плоти  с  ярко  выраженным  эгоистическим  началом. Ко  мне  вдруг  неожиданно  приходит  осознание, что  светлые  и  темные  силы  поровну  вложили  свою  лепту  в  дело  сотворения  мироздания: Бог  создал  высшие, духовные  миры, а  Сатана - низменные, материальные. Мне  трудно  себе  представить, чтобы  гениальный  творец  вдохновился  созданием  чего-то  слишком  простого, примитивного, неинтересного  для  себя. Моцарт  никогда  бы  ни  снизошёл  до  написания  попсовых  мелодий, состоящих  из  трёх  аккордов, а  Всевышний - до  сотворения  нашего  жестокого, несовершенного  материального  мира.

     Окрылённый  светлым  таинством  бытия  я  вдруг  ощущаю  себя  необъяснимо  счастливым! Нет, я  не  одинок! Со  мной  возвышенная  любовь  Петрарки  и  неподражаемый  идеализм  Гегеля, нежная  есенинская  грусть  и  юношеский  романтизм  Гёльдерлина, отчаяние  Кьеркегора  и  мудрость  Соломона, остроумное  красноречие  Сократа  и  отшельничество  низвергателя  общепринятых  стереотипов  Диогена, чувственная  лиричность  Шопена  и  бушующая  страсть  Моцарта, проникновенная  человечность  Ремарка  и  неприкрытый  реализм  Хемингуэя, со  мной  чёрный  квадрат  Малевича  и  синее  небо  Винсента  Ван  Гога, глубина  Гёте  и  изысканность  Северянина, авантюризм  Казановы  и  мистицизм  Калиостро, сентиментальная  комичность  Чарли  Чаплина  и  несгибаемая  воля  Джордано  Бруно, покаянное  смирение  Достоевского  и  неуёмная  жажда  истины  Фридриха  Ницше, открывшего  закон  вечного  возврата  и  до  глубины  души  потрясенный  этим  открытием.

      И  вот  я  уже  дома. Лениво  раздевшись, почти  обессиленный, я  с  наслаждением  заваливаюсь  в  мягкую  постель. Благо  сегодня  воскресенье, и  можно  будет  как  следует  выспаться! Что  ждёт  меня  завтра? Что  мне  ещё  суждено  постичь  в  этом  мире? Какой  след  оставить? Как  досадно, что  я  многого  не  успею, не  узнаю, не  осмыслю...

      В  этой  реальности, на  одной  из  крохотных  планет, безнадежно  затерянной  в  пространстве  и  времени, где-то  на  краю  необъятной  Вселенной, нам  любезно  дарован  короткий  промежуток  времени  под  названием  жизнь. Наступит  срок, и  лодочник  Херон  перевезёт  меня  через  реку  забвения  в  мрачное  царство  Аида, но  мне  почему-то  верится, что  мой  тоненький, но  неповторимый  лучик  света, как  свет  погасшей  звезды, ещё  долго, просачиваясь  сквозь  годы, будет  падать  на  Землю.

                рассказ  написан  в  апреле 2003 года
    реанимирован  и  впервые  опубликован  13 июня 2018 года