вера

в «абракадабру» и «сим-сим», в случайность веря твердолобо,
и между «господи-спаси» и «пап-я-сам» мечась до гроба,
мы не умеем курс упрямо держать, хотя окружены
неразличимыми богами.
один распят? сто запасных божков покорно поджидают
нас между строк молитвослова,
мерилом ада или рая,
мерилом доброго и злого.
но мир окреп, обожествел, изгнав поблекшие химеры,
стал человеку человек –
опора, истина и вера.

сквозь пыль веков на нас смотри, времён грядущих антрополог.
парт кафедральных алтари, иконостасы книжных полок, небес пустая бирюза.
в баланс удачи и потери столбцами дат переписав,
жизнь из полотен праматерий, из лоскутов воссоздаю,
и сводит боль чужую к альфе, к начальной точке, к острию
безликий бог — хирурга скальпель .
остановив секундомер, раскрыв резекционным срезом —
зубастой пастью — чью-то смерть, мы служим бесконечно мессу
науке, знанию, уму,
блестит, подняв людей с колен, принадлежащий никому
слепой и точный инструмент.

но в час назначенных мучений,
в палатной знойной духоте
дрожащим пледом светотени
укутан, молишь: «пусть, Отец,
меня минует…», (жалкий, жалкий!)

…ты неумело, со стыдом
перекрестившись, ждёшь каталку,
и грудь щекочет холодок.