Похмелье

(Первоапрельское ощущение от предыдущего мартовского вечера)

Олегу Н.

«Весь трепет этой
жизни…» А. Блок

1
Весна над Метрогородком.
Чиста как гроб моя квартира.
Я осушил одним глотком
Стакан вчерашнего кефира.
Я осушил одним глотком
Стакан вчерашних разговоров.
Апрель над Метрогородком
И гул простуженных моторов.
Над Метрогородком апрель,
Над Метрогородком гуденье,
Трамваев яростная трель
И солнечных лучей теченье.
В окне хрущёвские дома -
Как склепы белы и печальны –
Людские хоронят тела,
Их сны тревожные и тайны.
А над домами две трубы
Застыли грозно маяками,
И вьются белые клубы
Сливаясь тут же с облаками.
Печально облака плывут,
Печально тень скользит под ними,
Их где-то любят, где-то ждут,
Их называют там родными.
И я машу, машу рукой
Им, уплывающим куда-то.
Застыло утро над Москвой,
Застыло время виновато
Густою плазмою в висках.
Звенит в похмелье звонко лира
Об обитаемых гробах,
О красоте, о судьбах мира.
Что забывается в хмелю,
То мучает сильней в похмелье.
Я потому не разлюблю дурманящее разум зелье,
Я для того лишь буду пить,
Чтоб мыслить поутру тревожно,
Чтоб всё, что я хотел забыть, я не забыл.

2
Вот осторожно качнулся маятник
И бег светил дневных возобновился.
Ещё лежит в оврагах снег,
Ещё не весь он испарился.
Ещё от жизни, от моей,
Остался мне кусок хороший:
Пять високосных февралей,
Один июль травой поросший.
Ещё от жизни, от моей,
Осталось полбутылки, точно.
Налей мой друг, скорей налей
И я налью!
Так беспорочно зачалось утро над Москвой.
Звенит в похмелье грустно лира,
Какой-то долгою тоской,
О красоте, о судьбах мира.
Какой-то музыкою мир наполнен горькою как слёзы.
Из заспанных глазниц квартир она течёт.
В окне берёзы, в окне хрущёвские дома…
Рardon, я начал повторяться.
Болит в похмелье голова
И продолжают отравляться мозги.
Этиловый туман,
Как на какой-нибудь планете созвездия Альдебаран
Извилины спрямляет эти и вывихи,
Впрямляет ум, ложась горячею росою.
Мне тяжело как этим двум огромным трубам быть собою.
Мне тяжело как кораблю,
Который брюхом сел на скалы.
Я говорил вчера - "Люблю...",
И бил хрустальные бокалы вчера.
В знак искренности бил
И на осколках чем-то клялся.
Признаться честно - не забыл,
Нет, просто совестно признаться.
Такое утро – не дай Бог!
Хотя, дай Бог любое утро!
Вчера я выпил всё, что смог,
Мне соль как сахарная пудра сегодня,
Мне сегодня боль во искупление бесчинства вчерашнего.
Останусь, коль в живых после такого свинства,
То непременно откажусь от возлияний столь обильных.
Не долго, правда, продержусь,
Зато, учту совет старинных друзей:
Не буду смешивать нектар с неблагородными медами.
И жизнь свою, бесценный дар,
Наполню новыми цветами.
Наполню важным и большим,
Тем, что имеет вес и массу.
Уверен, мы ещё свершим нечто великое.
Не в кассу совсем закончилась вода,
Об этом кран надсадно стонет.
Но впрочем, это не беда,
Я не залью, и не утонет
Никто из тех, кто подо мной,
А Тот, что сверху, Тот, что выше,
Надеюсь, этою весной
Не тронет ветхой моей крыши.

3
А между тем звенит апрель
И яростно щебечут птицы.
Я написал бы акварель –
«Вид из окна моей гробницы».
Я написал бы «ля-минор»
Симфонию или сонату.
Я описал бы этот двор
Подобно Гёте или Данту.
Но всё написано давно,
Давно проторены дороги,
И кто-то пил уже вино и подводил уже итоги.
«In vino veritas!» кричал
И видел смерть в обличье дамы,
И за вуалью различал Эдем.
Ах, эти рамы, рамы оконные,
Что ни проём, то обязательно шедевр.
«Ну, что мой друг теперь споём апрельский блюз?!
Апрель – forever?!»
Мы дети рубежа веков -
Цветы без племени и роду.
Мы знаем пару языков
И ими познаем природу.
И воздаём природе мы
Почти молитвенным обрядом.
Из первобытной жуткой тьмы
На нас гладят безумным взглядом
Они,которым довелось
Жить в каменном двадцатом веке.
Им не хотелось, но пришлось
Измерить горе в человеке.
Им не хотелось, но пришлось
Измерить в человеке пропасть,
Но солнце новое зажглось
И осветило в сердце область,
Где не ступало ещё поэт,
Где слово не рождало страсти.
Из двадцать первого – привет!
Здесь измеряют в людях счастье.
Здесь измеряют в людях свет
И гонят тьму из сердца словом.
Из двадцать первого - привет!
Не в старом времени, не в новом,
В своем, не жалуясь, живём
И не желаем лучшей доли.
Ну, что мой друг теперь споём?!

4
Унялись головные боли -
Подействовал-таки кефир.
Я никогда не пил таблетку.
Густой и крепкий как чефир,
Глубокий сон врачует клетку грудную,
А точней птенца,
Что в этой клетке нервно бьётся.
Нет утру этому конца,
Я лягу спать, и пусть зажжётся
Гирлянда звёздная, тогда
Я пробужусь для жизни новой.
Полезно, друг мой, иногда
Порвать с привычною основой.
Полезно друг мой иногда
Порвать с реальностью привычной
И с чистого начать листа
В труде, семье и жизни личной.
Весь это не понятный пыл,
Уняв в себе помыслить трезво.
Всё, что неистово любил
Порою разлюбить полезно.
Всё, что неистово желал
Отвергнуть и постичь свободу.
Довольно, хватит, я устал,
Ведь всё равно не включат воду.

5
Гудит апрель, гудит весна,
Гудят трамваи, люди, птицы.
Гудит турбина как струна,
Турбина ТЭЦ и вереницы
Печальных облаков плывут,
Туда, где мыслят облаками.
Их любят здесь, но очень ждут
В краю далёком.
Маяками застыли трубы и грозят,
Как миражи, как наважденье.
По кругу ходят и гудят в мозгу моём соображенья.
И гул такой стоит в уме,
Что кажется, и там турбина.
Мне тесно сделалось в себе,
В самом себе.
Моя картина, та, что в окне,
Вдруг, обрела в этой связи глубокий смысл:
Есть в мире души и тела,
И множество холодных чисел.
Но два числа твои навек,
Меж них живёт душа и тело,
А это значит - человек.
И главное людское дело
Не душу в теле удержать,
Не избежать для тела тленья,
А попытаться отыскать
Свидетеля того явления,
Что ты был здесь, что ты жил здесь,
Вот в этой части мирозданья!
Я был, и вышел, напрочь, весь,
Но есть по мне воспоминанья.
Есть отражения в глазах -
Мои в потомках отраженья!
И на живых её устах,
Вот это вот стихотворенье.
И на живых её устах,
Весь трепет этой жизни бренной
В двух незатейливых словах - «Люблю тебя».

6.
В моей вселенной сегодня взрыв, переворот!
Я никогда не пил таблетку
Я жил, не ведая забот,
Не запирая на ночь клетку.
И мой птенец витал в ночи
Преград не зная и запретов.
Пусть хитроумные врачи
Твердят о вредности полетов
Таких, я не устану жить,
Теперь, когда я понял смысл
И обещаю реже пить,
Чтоб увеличить разность чисел,
Что будут выбиты навек
На небольшой плите надгробной.
«Здесь спит свободный человек» -
И никакой другой подробной
Не будет надписи, а лишь
Изображение, картина:
Поверх хрущёвских серых крыш
Меж облаков летит мужчина.
Как ангел светел и плечист,
Крылат и светел человече.
Немного пьян, душою чист,
Два облака ему на плечи
Как саван белый улеглись.
Такое странное надгробье…
В подлобье мысли забрались
И наблюдают исподлобья
За этим утром и за мной.
Я никогда не пил таблетку
И рифмовал почти любой
Тревожный шум в уме.

7.
На ветку уселись мысли как грачи,
На ветку долгих размышлений.
Пусть хитроумные врачи
Не любят явных отклонений,
Я откланяюсь им назло,
Назло от пресловутой нормы.
Мне в жизни крупно повезло:
Бог чувство меры дал и формы.
Бог дал возможность видеть свет,
И самому светить немного.
Да, я хочу оставить след,
Чтоб в окончании земного
Пути мне не пришлось жалеть,
О том, что дар Его бесценный
Я растачал. И умереть
Совсем не страшно, был бы верный
И твердый слог в устах моих,
Не убоюсь тогда, о Боже
Земного зла. И за двоих
Пусть бьётся сердце, сердцу тоже
Нужна нагрузка. И душа
Должна работать и смиряться,
Чтоб постепенно, не спеша
В труде могла преображаться.
А вслед за нашею душой
Преобразится мир и лица.
Ведь то, что мы споём с тобой
Сегодня – завтра воплотиться.
Ведь то, что мы поём сейчас
Отходит в вечность, и от туда
Взираю пристально на нас,
От туда нас, так строго судят.

8.
Мы рождены, чтоб правду слов
И правду мыслей сделать былью.
Чтоб докопаться до основ,
Которые покрыты пылью.
Смахнуть её, и на камнях,
Там, где начертано сурово, -
«Смирись несчастный – к праху прах»,
Вписать своё, иное слово –
«Не убоимся! С нами Бог!».
Мы прозреваем понемногу.
Мы, дети рубежа веков,
Выходим снова на дорогу.
Кремнистый путь зарос травой
И колея неразличима,
Но не хотим судьбы иной,
На то есть веская причина:
Мы посетили это мир
В его минуты роковые
Когда Борей, а не Зефир
Овеял берега родные,
Когда сковало хладным льдом
Кровь в жилах целого народа,
Когда остались за бортом
Отчалившего парохода
Милльоны душ, милльоны тел.
Остались, чтобы оказаться
В своей стране да не удел,
Но начинает проясняться
Былая хмарь и тает лёд,
Спадает морок наважденья
И пробуждается народ,
И молит для себя прощенья.
Зима времён не навсегда,
Теперь я убеждаюсь в этом.
И отступают ночь и тьма
Теснимые добром и светом…

9.
Звенит весна, звенит апрель -
«О Русь проснись, взмахни крылами!»
Мы пробуждаемся теперь.
Да воссияет свет над нами!..

2016-2018