Человеческие истории

«История свидетельница веков, факел истины,
 душа памяти, наставница  жизни».
               Марк Туллий Цицерон

«Кто читает что-нибудь, уже гораздо
 Выше того, кто ни чего не читает».
               В.Г. Белинский

            *    *    *
У каждого история своя,
И этим важен человек.
Чего уж там греха тая,
Она с тобой весь бренный век.
   Храни её или не храни,
   Или куда-нибудь запрячь.
   Она же чёрт её возьми,
   Вдруг понесётся разом вскачь.
Она пошива твоего.
Что натворил, с тем будешь жить,
Тут не поделать ничего.
Зачем с историей шутить!

    Библиотека нашей жизни

Каждый из нас словно пёстрая книжка,
Годы странички, строчки – деньки,
В буквицах скрыта любая интрижка,
Цифры поставили жизни очки.
    Книгу по-своему каждый напишет.
    Знаки повсюду расставит свои.
    Мудрость цитат не всякий услышит,
    Таинственный смысл, пойди, улови!
Разные книги бывают на свете,
И по размеру, по толщине.
Если хотите, сами проверьте,
В книжном шкафу лежат в тишине.
     Фолианты большие, брошюрки - малышки,
     Сколько на полке, их не учесть.
     Всё это жизни немыслимой книжки,
     Всё что захочешь в них можно прочесть.
Вот нашей жизни библиотека.
Книжки, как люди на полках стоят.
Так и живём до скончания века,
Книжные мысли повсюду летят.   

     Опричник

Скачет резво конь гнедой,               
Грива по ветру струится,               
На нём всадник молодой,               
По дороге пыльной мчится.               
      На боку метла трясётся,               
      Пёсьей головы оскал,               
      Быстро конь гнедой несётся,               
      По дороге проскакал.               
Уходи с дороги путник,               
Ноги быстро уноси,               
Ни какой любой заступник.               
Не поможет, не проси.               
      Так охочий до расправы,               
      Этот баловень судьбы,               
      Для него одни забавы.               
      Всех доводит до беды.               
Под монашеской хламидой,               
Спрятан дорогой кафтан,               
Для него одна Фемида,               
Ловко скрученный аркан.               
         На него одна управа,
         Божий суд, да гнев царя,
         И легка его расправа,
         Беззаконие творя.
По разъезженной дороге
Брызжет грязь из-под копыт,
Все прохожие в тревоге,
Кто под рясою сокрыт?
         То особый воин скачет,
         Государев человек.
         И изменник пусть заплачет,
         Проклянут его навек.
Он метёт метлой измену,
Словно пёс воров грызёт.
Сквозь огонь и сквозь геену
Свою службу пронесёт.
         На коне летит опричник,
         От галопа весь горя,
         Беспощадный, как язычник
         Слуга грозного царя.
По картине С. Ефошкина «Опричник»
       
        Валтасар

Крадётся полночь в тишине,               
Прекрасный дремлет Вавилон,               
Но лишь на башне в вышине               
Чертог огнями озарён.               
     В нём утешается вином               
     Царь Валтасар, уж во хмелю,               
     Все наслаждения при нём,               
     Ко трону брошены ему.               
Но мало этого царю,               
Себя он богом возомнил.               
И золотом воспеть зарю,               
В своём безумие решил.               
      «Златые чаши пусть несут!» -               
      Велит капризный Валтасар, -               
      «Те, что Иегове подают!               
      Я нанесу ему  удар!»               
Святые кубки принесли,               
И гости пьют из них вино,               
И Господу хулу несли,               
Сам Валтасар был заодно.               
        Но вдруг разверзлись небеса.
        И пламенем персты взнеслись.
        Так закружились чудеса.
        Вмиг письменами вознеслись.
И осветили лик царя.
Царь побледнел и закричал
А огнь волшебный весь горя
Его с погибелью венчал. 
        «Слуга мой, преданный Шаар,
        Зови сюда скорей волхвов 
        Пусть магии применят дар,   
        Во имя истинных богов».
Но бледный весь Шаар сидел,               
За магами послал он слуг.
На персты из огня глядел,
Но те исчезли разом вдруг.
        Степенные волхвы вошли,
        А на стене одна лишь гарь,
        И смысла в этом не нашли
        Но ужас! Уж зарезан царь!
По мотивам  Heinrich Heine «Belsatzar».
 
            Fiasco

На потеху толпе арлекин кувыркался.
Все звали его Бианконелли.
Песни пел он, плясал и кривлялся,
Только люди смеяться ни как не хотели.
       С ним бутылка большая  была по-итальянски fiasco
       Шутки свои строил с ней Бианконелли.
       Но серьёзна толпа. Шутки летели  напрасно.
       Зрители без улыбок смотрели.
О, Флоренция видно позор ты увидишь великий!
Не стерпел больше этого шут Бианконелли,
Он ведь актёр был через-чур многоликий,
И не зря мандолиновы струны звенели.
       «Это ты виновата!» - и fiasco, швырнул  арлекино подальше
       И, о чудо!  От смеха толпа взорвалася,
       Ведь в поступке таком не увидели фальши,
       Что  хотела folla -  толпа дождалася.
И стех пор  про актёрские все неудачи,
«Это Бианконелли фиаско!» - folla зло говорила.
Сумел арлекин Бианконелли дать сдачи.
Видно c fiasco судьба так порешила.
       Перекинутая через плечо Бианконелли бутылка,
       Что fiasco по-итальянски зовётся,
       На неудачи людские поныне как ссылка,
       С тех давних пор так это ведётся.

           Флирт

На диванчике в стиле ампир
Они рядышком вместе сидели,
Здесь спустился на них целый мир,
Друг на друга лукаво смотрели.
      Лёгкий флирт засветился в глаз,
      Им казалось невинно и мило.
      И желанный приблизился час,
      Выходило всё нежно счастливо.
Обоюдно забавно играя,
Привлекая вниманье к себе,
О соблазне оба мечтая,
Всё как будто свершалось во сне.
      Это танец, в котором взлетаешь,
      Это песня, в которой паришь.
      Это жар, что так страстно желаешь,               
      Это пламень, в котором сгоришь.
Вот такое видение страсти,
Его хочется флиртом прикрыть,
Утолить свои горе напасти.
Не желая душу спалить.

Только флирт и не более

Как прекрасно флиртануть,
Погрузится в это действо,
Фарсом бодро крутануть,
Показать своё кокетство.
    Нет серьёзности ни в чём,
    Лишь одна игра и шутка.
    Всё как будто нипочём.
    Бьётся радости минутка.
Он острит, она смеётся,
Ручкой ротик прикрывая,
Всё так мило удаётся.
Строгость быстро исчезает.
     Ни каких серьёзных встреч,
     Лишь минутное стремленье.
     Всё заботы, сбросив с плеч,
     Только похоти стремленье.
И добившись своего,
Пара быстро  разбежалась,
Нет здесь больше ничего
Вспоминанья лишь остались

Кровь «Цирка Максимум»

«Цирк Максимум» к вечеру пустеет.
Зрители с трибун последние уходят.
Жёлтый песок на арене от крови алеет,
Служители уцелевшую жертву уводят.
   Тех, кто в жестокой мясорубке уцелев,
   Но сегодня чудом остался жить,
   Могилы избежав, чтобы в ней истлев
   На потеху толпе был брошен служить…
А завтра жертву на арену выгонят вновь,
И  снова кровью песок обагрится.
Словно как вода смешается кровь,
Новая битва в цирке случится.
   Будет бессмысленное  убийство опять,
   И снова заревёт дико толпа.
   На потеху станет жертва вновь умирать.
   Смешается кровь преступника, зверя, бойца.
И изодранные трупы людей и зверей,
Будут в крови на арене лежать,
И нет ничего для безумства милей,
Наслаждение от смерти той получать.
По картине Jean-Leon Gerom "Circus Maximus".

В зеркало смотрясь…

Ты отцвела и не пленяешь свет.
Твоя краса тихонько увядает,
И блёклым оказался цвет,
Огонь внутри как видно догорает.

Всё кончено! Пришла своя пора.
Всё в этом мире и не вечно, бренно.
Весну сменяет летняя жара,
За ним зима наступит непременно.

Так и твоя краса тихонько отцвела,
И ты с печалью смотришь в отраженье.
Когда-то ты была пленительно мила,
Все кавалеры жались в нетерпенье.

Но дни бегут, и зеркало не врёт,
Его стекло всю истину покажет,
А время подлое уносится вперёд.
И правду всю, как есть, тебе расскажет.

Зеркало

Улетела молодость,
Зеркало не врёт.
Какую-то разорванность,
Чёрный цвет несёт.
     Всё в жизни завершается
     Умчалось навсегда,
     Пророчество свершается,
     Уносит в никуда.
А мы глядимся в зеркало,
И видим там - чужой.
Стекло давно растрескалось,
Нам грозит бедой.
      Шепчет тихо зеркало:
      «Давай, остановись….»
      Но помаленьку тренькало:
      «Пока ещё держись!»
Старичка с морщинами,
Рисует за стеклом
И голову с сединами,
Несёт оно на слом.

Философский кабинет

Старинный философский кабинет,
Где много интересного хранится,
Вещиц различных, истина побед,
Здесь всякий раритет к себе прибрать стремится.
    Вот череп со стола взирает в пустоту,
    Глазницами и дыркой вместо носа.
    А эта пыль не терпит суету,
    Покрытый ей портрет на вещи смотрит косо.
Здесь фолианты тяжеленых книг,
В полуистлевшем переплёте кожи.
В их тайны всякий бы проник,
Там Мефистофель страшно корчит рожи.
    Вот скрипка треснула, и брошена без струн,
    Здесь клочьями свисает  паутина.
    Складное кресло, где сидел колдун,
    И перевёрнутая рядом мандолина.
Всё в философском кабинете этом есть.
Найти чего-то здесь по вкусу каждый может.
В нём побывать большая будет честь.
И может быть, когда-нибудь поможет.

Моё одиночество

Снова пришло  одиночество,
Завыло волком в груди.
Будто свершилось пророчество,
И нет пути впереди.
       Оно постоянно мучает,
       По ночам не даёт уснуть.
       Думой тяжёло-ползучею,
       Впивается в самую суть.
Ну что же ты одиночество?
Прошу тебя – отпусти.
Страшной судьбы моей зодчество
Душу ты мне не томи.
       Суровое одиночество,
       Изгрызло меня изнутри.
       Прогнать его очень хочется,
       Не вырвать никак из груди.
Как медленно время тянется,
Глотает сознанье змеёй,
Со мною никак не расстанется.
С моею срослось судьбой.

Моё наказание

Один среди шумной толпы.
Средь лживых стою речей,
Средь пустой суеты.
Как вешний бурный ручей!
   Моя неспокойна душа,
   Не может на серость смотреть,
   Пока душа молода,
   Не стану это терпеть.
И вот расплата пришла,
Твой остракизм на виду,
Острою болью взошла,
Смеётся тебе на беду.
   И ты отныне один,
   Что правда добилась твоя?
   Средь этих ненужных доктрин,
   Преграду в сердце творя.
И ты опять одинок,
Не нужен ты никому,
Ты сам себе в этом помог,
И жить тебе одному.

Тайна россов

Рассвирепел Бог-отец Зевс-Громовержец.               
Сына Геракла решил наказать очень он строго.   
Как истинный богам и людям самодержец,
Молний потоки слал с Олимпа столь много.
   Зевс продал сына-героя царице Омфале,
   Чтобы владела она им целых три года,
   За три таланта рабом пребывал в гордом теле.
   Не потерпел Громовержец другого подхода.
Множество подвигов совершил Геракл в той неволе,
Но мало этого злобнопрекрасной царице.
Коварную месть задумала она доколе
Пока униженьем Геракла сполна не насладится.
   Стал Геракл пряхой у царицы - Омфалы.
   Рядили его, насмехаясь в женские наряды
   Тешили царицу такие с намёком скандалы,
   И все во дворце были этому поруганию рады.
Сама же царица в львиной шкуре геракловой щеголяла.
Герою же женские украшения носить приказала,
И каждую ночь страстно любить заставляла.
И также со служанками спать Геракла она отправляла,
    Трех сыновей родила от Геракла Омфала.
    Потомком их был Крёз Великий - царь богатейший,
    Прислуга тоже много детей нарожала.
    Окупилась таланты такою службой в дальнейшем.
Породили Геракл с царицею целые народы,
Этруски-рассены от их сыновей появились.
Так творятся загадки исторической природы
И секреты мира земного сотворились.
     Издавна гадают люди над россеновой загадкой
     Ни как письмена этрусков прочитать не могут.
     Но знаки по-славянски некоторые читают украдкой.
     И тогда тайнопись этрусскую понимать учёные смогут.
Пошли же сильные россоманы-славяне.
Под стать предку своему могучему Гераклу-герою
Во все времена не страшны им злые басурмане,
И слава о них неизменно в веках льётся рекою.
     И сознаться в этом лютые вороги боятся.
     От какого героя родилось это вольное племя.
     Покорить страну россов они извечно стремятся.
     Да видно только зря тратят своё драгоценное время!
Как Лернейскую гидру наш народ врагов поражает,
Как Эриманфского вепря он непременно пленит.
Как Немейского льва палицей своей наповал оглушает
Как Симфалийских птиц  стрелою своею разит.
     Вот такая у россов хранится вечная тайна.
     Каждый в ней свой след оставить грозит.
     Притягательна она и очень необычайна.
     Символ народ вечностью своей сохранит.

Дева в цепях

Прекрасная дева схвачена в плен.
Стало всё в жизни и миф ей, и тлен.
Заковано тело её в кандалы,
Брошено будет на потеху толпы.
   Сдирают цепи кожу нежную в кровь,
   Железо ей причиняет  боль вновь,
   Мучается дева сильно в неволе,
   Смиряясь покорно полученной доле.
А может в наложницы возьмёт её царь?
И ценной вдруг станет она как янтарь?
Но Фортуна к нежной деве молчит,
И счастья ей судьба не сулит.
    А может жрецы её в храм отведут?
    И деву кровавым богам поднесут.
    Погибнет дева в младые года,
    И лопнет натянутой жизни струна.
Природы порвётся тонкая нить,
И даже детишек ей не родить.
Рабская жизнь ничтожно мала,
Богиня Смерти к себе забрала. 

Рынок рабов

Людей продадут,
Как обычный товар.
Хозяева вещь обретут,
Купец же навар.
    А что до людей?
    Их нет и в помине.
    Цена для идей,
    В рабской доктрине.
Есть вещи немые,
Есть просто - мычащие,
Намёки прямые,
Рабы ж – говорящие.
     Рабы, словно вещи,
     Господская утварь,
     Захвачены в клещи,
     Безмолвная тварь.
В глазах обречённость,
В жестах тоска,
Сама отречённость,
И жизнь коротка.
По картине Густава Бюланже
"Рынок рабов в Риме"

Рассерженная Фортуна

Фортуна злобно ухмыльнулась,
Народу зубки показав,
Зевая, громко поперхнулась,
Кобылой мимо проскакав.
  И рушится всё в этом мире,
  Нарушился привычный ход.
  И чёрный путь стал много шире,
  Обрушившись на целый род.
Судьба с закрытыми глазами,
Не ведает, куда идёт,
И не расскажешь тут словами,
Куда и кто её ведёт.
   Фортуна резко развернулась,
   Ушла со светлой полосы.
   Швырнув удачу, промахнулась,
   Стоит у огненной черты.
И так, Фортуна рассердилась,
Крутой показывает нрав.
И не на шутку распалилась,
При этом куш с людей сорвав.
 
Парадокс создателя

Разрушить, чтобы создать,
Харизмой над миром сиять,
Началом мир сотворить,
Но вначале нужно убить!
    Жизнь вдохнуть на века,
    Смотреть с улыбкой слегка
    И это всё совершить,
    Вначале должно умертвить!
Триединым лицом взирать,
Божественную рать создавать
Но то, что сейчас оживёт,
Сначала оно умрёт!
    Чтоб фонтан жизни забил,
    И что-то Господь сотворил,
    Чтоб этот мир запустить,
    Бог должен его отключить!
В этом скрытый парадокс,
Его поймёт ортодокс,
Ведь смертью смерть поправ,
Из праха чудо создав!

 Великая битва

Многорукий Шива – разрушитель,
Трёх стихий Вселенной повелитель,
Он Тримурти Брахма - созидатель,
Вишну величавый Бог – хранитель.
   Триединства священное начало,
   Потому что единичка этого мало,
   Первобытные считали: «Раз, два три – много!»
   И в этом велика творения священная дорога.
Об этом поведали миру Веды
Вот уже тысячелетия тема для беседы.
В этом идеальное человека познанье,
Самое великое в мире желанье.
    Божественный дух Пуруша эту Вселенную сотворить.
    На мир богов и людей её разделил.
    А Брахма-соморождённый людей созидал,
    Из плоти своей он их создавал.
Из уст его вышли брахманы – жрецы.
Из сильных предплечий кшатрии-цари, молодцы.
Из бёдер – вайшью: крестьяне, мастера и купцы,
А из грязи из-под ног шудры-рабы подлецы. 

Моя прекрасная дива

Дай руку мне, возьми и люби.
Страстно-желанно  всего без остатка,
Ты в мир волшебный меня отведи,
Своею улыбкой неистово-хваткой.
   Получится столь чудесно и жарко.
   Огнём сурово-неимоверным.
   И только одно станет очень мне жалко,
   Мигом промчится всё скоротечным.
И станешь ты прекрасной Еленой.
А я Парисом, красою сражённый
Богиня рождённая, морем и пеной,
От счастья несусь я столь окрылённый.
    Пусть твой Менелай зашёлся от гнева.
    Пусть корабли готовит к походу.
    Ты же со мной в Илион  улетела.
    Несмотря на гневную в бурях погоду.
Пусть это счастье не долгим станет
Ревнивый твой муж тебя вырвет обратно.
Любовный бутон никогда не завянет.
Но истолкуют всё люди превратно.
     И пусть этот миг столь редко даётся.
     Он стоит всей жизни порою столь скучной,
     Мы славим любовь, что над миром несётся.
     И песней взмывает с надеждой созвучной.
Прекрасная дива, со взглядом желанным.
Ты даришь любовь и забвенье порою.
И пусть это счастье лишь станет обманным.
Погрузиться в него я готов с головою. 

Божественная кара

В зеркальных водах отражаясь,
В гладь озера свой взгляд вонзив,
К воде поближе нагибаясь,
Нарцисс всю толщу вод пронзив,
Своей любуется красой.
   А боги страстью награждая,
   Клеймят отступника, бранят,
   Кто к своей плоти возжелает,
   Людей надменностью клеймят,
   Беспечно хвастает судьбой.
И пьёт Нарцисс вод отраженье,
Не может жажду утолить.
И это явное вторженье,
К богам желает возопить,
Он умывается хулой.
    За что наказан был сурово,
    В цветок красивый обращён,
    И лишь румянец тлел пунцово,
    Нарцисс богами награждён,
    Отмечен грозною рукой.

Легенда о Нарциссе

Прекрасная Эхо в Нарцисса влюбилась,
Лишь возжелает его одного,
Сердцем горящим к нему устремилась,
Больше не видит в лесу никого.

Печальная Эхо к Нарциссу явилась.
Надменный Нарцисс ей пренебрёг.
Страшное горе на нимфу свалилось.
Добрые чувства никто не сберёг.

Высохла Эхо… Сердце как камень.
Тихим повтором летит голосок.
Вьётся внутри обжигающий пламень,
Шуршит под ногами забвенья песок.

Но грозные боги накажут Нарцисса!
Своё отраженье он станет любить.
Лишь тихое эхо к небу стремится…
В скромном цветочке станет он жить.

Пусть

Корабль пусть душа,
Жизнь – это море.
Она хороша,
Пусть в буре есть горе.
   Но крепки паруса,
   В них наша надежда,
   Творят чудеса,
   Пусть тонут невежды.
Плывёт наш корабль,
По синему морю,
В небесах дирижабль,
С далями спорит.
   Пусть два корабля,
   Покоряют просторы,
   Душой хрусталя,
   Ломают заборы.
Пусть даже нелепо,
Волшебно и ярко,
Вся радость воспета,
На сердце пусть жарко.
   Летит наш корабль,
   В море надежды,
   Плывёт дирижабль,
   По небу как прежде.
И пусть всё не так,
И пусть всё не эдак,
Всё в жизни пустяк,
А это победа!

Рыцарь

В латах железных,
На резвом коне,
В боях неизбежных,
В тяжёлой броне,
Скачет мой рыцарь,
На битву врагов.
Их побеждать всегда он готов.
      И негде укрыться,
      От кары благой
      И правда вершится,
      Наш рыцарь такой,
      Он в латах гремит,
      По полю несётся,
      И флаг боевой над рыцарем вьётся.
Поверженный враг
И стонет, и молит,
Житейский овраг,
Ни как не неволит,
И рыцарь всё скачет,
По полю летит,
Подковами конь о землю стучит.

Баллада о рыцаре

«Уехал мой рыцарь куда-то далече,
За славой большой, на горе врагам», -
Так дева свою душу песнями лечит,
Тоска растянулась по долгим годам.

И тихо сидит дева в башне высокой.
И струны у лютни едва ворошит.
И плачет душа от разлуки глубокой.
А старая нянька в углу ворожит:

«Вернись же мой рыцарь, жених долгожданный.
Врагов ты своих не всех победишь.
Не вечно ты будешь прекрасно-желанный.
С удачей недолго ты покружишь».

Но рыцарь уехал, и весточки нету,
И тяжко тоска насилует грудь.
И где-то всё скачет рыцарь по свету,
Лишь в подвигах рыцарских кроется суть.

Гремит где-то рыцарь железом калёным.
Забралом, закрыв заросший свой лик.
Поведают миру, какой он влюблённый
И в битвах своих на сколько велик!

Я Ангелом быть не хочу

Я Ангелом быть не хочу,
И больше не полечу,
Я простой человек,
И скромен отныне мой век.
    Я крылья себе оборвал,
    К обычной жизни воззвал,
    И радость моего бытия,
    Я всем покажу не тая.
Я не жалею о том,
Всё прошлое чудным сном,
Пусть крылья слетают с меня,
Скромностью жизни маня.
     А может, стал я как Бес?
     Гордыню вознёс до небес?
     Без крыльев летать я могу,
     Творить и любить на бегу.
И в этом такая судьба,
Приходит чумная беда.
Я Ангелом быть перестал,
Но Беса к себе я призвал.

Был Ангелом когда-то

Был Ангелом когда-то,
По небу я парил.
С рассвета до заката,
Счастливый в мире жил.
    Мои большие крылья,
    Обнять готовы мир.
    Но тщетны все усилья,
    Не вечен счастья пир.
Отброшен и не нужен,
Покинут и забыт.
Раздавлен, отутюжен,
С жестокостью побит.
    И порваны все крылья,
    Лишь перья, пух летят,
    Немалые усилья,
    Несчастьями грозят.
Был Ангелом невинным,
Дарил вокруг тепло,
С пророчеством старинным,
Увы, не повезло…

Пир Эпикура.

Весёлый пир у Эпикура,               
Беспечный смех со всех сторон.         
Несётся в радости натура,               
Со страстью движет на поклон.             
    Свои желания на свете,               
    Поставить выше всех идей,               
    Прийти к прославленной примете,         
    И ничего в том не жалей.               
Богов не бойся, смерти тоже,               
Ведь достижимы блага все.               
И быть в унынии негоже,               
Живи на быстром вираже.               
    Всё зло легко переносимо,               
    Жизнь в удовольствии вокруг,               
    А что порой не достижимо,               
    Весёлостью воспрянет вдруг.               
Но есть страдания в желаньях,               
Про них ты смело позабудь,               
Будь осмотрителен в воззваньях,         
Потехами наполни грудь.               
    Ты веселись и наслаждайся,
    Увы, наш мир не навсегда.
    Стремленьям радости отдайся,
    Всё остальное ерунда.
Люби скорей и будь любимым,
Желанье наше – естество.
Не стань в хотениях гонимым,
Вдруг совершится колдовство.
     Пусть льются реки вин забвенья,
     И музыка вокруг звучит.
     Ласкай свободу нетерпенья,
     Необходимость внутрь стучит.
И в этом мире наслаждений,
Огрузнет вялая душа.
И нет возвышенных стремлений,
Не стоят мелкого гроша.
      Из удовольствий мир устроен
      Где каждый день как твой венец.
      И ты ни сколько не расстроен,
      Когда душе пришёл конец.
Ведь нету жизни после смерти,
Всех нас проглотит пустота.
И вы попробуйте, проверьте?
Там будет свет иль чернота?

Кровавые боги

Жертву кровавую боги желают.
И в опьянённом дурмане жрецы.
В неистовстве к духам своим призывают,
И маски на лицах их жутко страшны.
    Брошена жертва на жертвенный камень,
    Что алтарём в страшном храме стоит.
    Вырвано сердце, как адовый пламень
    Алою кровью по камню струит.
С плеч голова откатилась от тела,
Ловко её страшный жрец отрубил,
Жертва в конвульсиях вниз полетела,
Вот и ещё жизнь одну погубил.
    Требуют боги крови напиться.
    Кровь – это новая к жизни стезя.
    Иначе, страшное в мире случится,
    А по-другому с богами нельзя.
Снова жрецы людей истязают,
На каменном их алтаре разложив,
Безжалостно грудь ножом разрубают,
Чтоб с помощью крови к богам воспарив.
      Кровавые боги, правят Вселенной,
      Что им жутких страданий мольбы.
      Их изваяния в позе надменной,
      Требуют вечной к себе похвальбы. 

Новая битва

Близится час,
Скоро новая битва.
Уж факел погас,
И новая тризна,
Будет звучать,
Об убитом герое,
И звери рычать,
В измученном вое.
    Новая битва,
    На новой арене,
    Но тихо молитва,
    Выходит из тени.
    Просит богов
    Сам гладиатор,
    К битве готов,
    Убийств декоратор.
Воет толпа,
Ей забавно приятно.
Несётся молва,
О битве отрадно.
Утащено тело
С подмостков вон, прочь.
Закончено дело
И кануло в ночь. 

В ожидании боя

Ревёт толпа  и крови просит.
Беснуется как зверь большой.
И смерть в неистовстве возносит,
Вся жизнь проносится стрелой.
  И ждет когда он выйдет биться,
  Своё покажет мастерство,
  Убийство красочно свершится,
  И будет смерть как естество
Ревёт толпа, и руки машут.
Осталось несколько минут,
Ну, а пока здесь мимы пляшут,
Забавно охлос развлекут.
   Бог смерти своей дани ждёт,
   Уж крылья чёрные расправил.
   Арена  жертву поднесёт,
   Плутон под меч её подставил.
Трибуны в цирке загудели,
В почётном круге сам герой,
Горячей крови захотели
И грянет скоро смертный бой!

Плывёт Улисс
Под впечатлением стихотворения
Карелина «Прощай Улисс»

Плыви Улисс на Родину свою.
К Итаке длинная дорога растянулась.
И как слепой аэд, тебя я воспою.,
Чтоб эта песнь над морем протянулась.

Плыви Улисс! Всё в этом мире тлен!
Где на пути лютуют чудо-звери,
На скалы манит пение сирен,
Откроет Океан к Итаке, может, двери.

Смиренно Пенелопа мужа ждёт,
Ткёт покрывало, женихам лукавит.
И весточку надежды тихо шлёт,
И по ночам работу разрушает

Плывёт Улисс, а сын его растёт,
Вот Телемах готов взойти на царство.
Плыви Улисс, а время всё идёт.
Не лечит и не продаёт лекарство.   

Цирцея

Волшебница Цирцея,               
Гроза героев славных,               
Сердца, чьи пламенея,               
Основа мифов главных.               
В зверей всех превращает,          
Их волей управляет,               
   Колдунья и злодейка.               
   На острове живёт.               
   Девица – чародейка,               
   Годами жертву ждёт.               
   И лишь корабль прибудет,            
   В ней хищницу разбудит.               
Любовь – причина страсти,             
И жажда мести есть.               
Все от любви напасти,               
Поругана в том честь.               
И безнадёжность злится,               
А колдовство творится 
   Злодейств на ней не мало,
   Отравлен муж и вождь,
   Слетала злая слава,
   Коварством власть возьмёшь.
   Но удержи не зная, 
   Вершилась воля злая. 
И взбунтовались люди,   
Цирцею гонят прочь.
Все стали словно судьи,   
Свергают ведьму в ночь.
На острове укрылась,   
Её судьба свершилась.
    Но прибыл Одиссей
    И всё пошло не так.
    Для множества идей,
    Все трудности пустяк.
    Он чарам не поддался,            
    С Цирцеею расстался.
По картине Джона Уотерхауса
«Цирцея предлагает кубок Одиссею…»

Охотница Диана

Охотница Диана               
Бежит по белу свету,
Прекрасна, без изъяна,
И ей соперниц нету.
    И лунный глаз средь ночи
    Ей освещает путь,
    Догнать её нет мочи,
    Но разве в этом суть.
И смертный не посмеет
Богини видеть бег.
От красоты немеет
Ничтожный человек.
    Имён богини много,
    Селена и Луна.
    Диана, Артемида,
    И это всё она.
Охотничьи собаки,
Что Пан ей подарил,
Псы созданы для драки,
Среди волшебных сил.
   Порой Луна жестока,
   Смертельный будет гон.
   По воле злого рока,
   Погублен Актеон.
И нимфы, что из свиты,
Посмели полюбить,
Безжалостно убиты.
Их стоит позабыть.
   Двойняшка Аполлона
   Прекрасная Луна.
   Влюбилась в Ориона,
   Наказана сама.
Стрела его сразила,
Селены в том вина.
Любовь сама убила.
Наказана сполна.
   Медвежия богиня,
   Вся девственно чиста.
   От сглаза берегиня,
   Безумно хороша.

Плачь царевны

Плачет маленькая пташка,               
Перепёлка белая,               
Ой, как маленькой ей страшно,            
Хоть и птичка смелая,               
Причитает, умоляет,               
Слёзы горькие текут.               
Красну солнцу призывает,               
Родну матушку зовут:               
    «Как мне малой горевати,               
      Плакати и охати.               
      Сырой дуб хотят сжигати,               
      Гнездо моё трогати.               
      Дом родной мой разорити,               
      Малых детушек забрать               
      Их малюточек побити,               
      В меня бедную стрелять».
Так же с стольном граде плачет,
Ксения-царевна.
Её милый где-то скачет,
Лишь ему-то верная.
Едет в стольный град изменник
Гришка, поп-растирига,
Хочет захватить царицу,
Красную девицу:
       «Меня хочет полонити,
       В монахини постричи,
       Сан черницы наложити,
       Дом мой разорити,
       Братца с матушкой моих,
       Повязать убити,
       Полонить их всех двоих
       Жизни порешити».
Едет, едет в стольный град
Хитрый и коварный вор,
Всяк изменник ему рад,
На расправу жутко скор.
Всё-то в городе хотят
Они поломати.
Стольный град они хотят,
Весь-то поджигати.
       А меня царевну он
       Хочет захватитли,
       И в решетчатый то сад
       В темницу засадити.
       В дальний край меня сослать,
       В холодную Устюжину
       Басурманам злым продать.
       Белую жемчужину.
Под впечатлением
«Плача царевны Ксении Годуновой»

Икар

Мастер Делал решил убежать.               
Хватит Миноса царя ублажать,
Вместе с сыном Икаром своим.
По небу вместе, решил: «Улетим!»
  Вот крылья из воска и перьев слепил,
  Так чудный свой труд он завершил.
  Их ремешками к рукам привязал,
  Человека-птицу мастер создал.
И перед тем как с Крита сбежать,
Начал Икара Дедал наставлять.
Чтобы он к солнцу не подлетал,
И от воды бы он ускользал.
  Ибо солнце весь воск растопит,
  Вода же измочит и в море утопит.
  Лететь между ними необходимо.
  Кругом в этой жизни одна середина.
Но позабыв наставленья отца,
Стремглав умчался Икар в небеса.
Солнце крылья его опалило,
Море в водах своих утопило.
Не пожелал половинки Икар,
Молод, горяч и пока что не стар.
К солнцу стремился всё выше и выше,
К самой звёздной вселенской крыше.
    Душа молодая к идеалу стремится,
    А дальше не важно, что может случиться.
    И что для них стариков наставленья,
    Важны лишь свои молодые решенья.
Так и Икар позабыв, что учил,
К жаркому солнцу вверх воспарил.
Он в море упал, о волны разбился,
Но он в легендах навек возродился.