Гуськов и Чичибабин. Два взгляда на Россию

 Посмертная судьба Чичибабина складывалась поначалу удачно. Он оказался полностью реабилитирован и в России, и на Украине, в Харькове был организован фонд его имени и проводятся Чичибабинские чтения. Прижизненного фонда имени Гуськова нет, ежегодных гуськовских чтений не проводится, вместо реабилитации усиливается остракизм.
 При жизни Бориса Чичибабина на слуху были два его произведения, ставшие песнями: "Красные помидоры" и "Махорочка", при жизни Михаила Гуськова - аж четыре, из которых две даже стали всенародно известными - "Коррида" и "Белый конь" в исполнении Александра Малинина.
 
Но ни украинский поэт Чичибабин, ни российский поэт Гуськов при жизни любовью властной поэтической элиты не пользовались. Первого  изгнали из Союза Советских писателей, а вокруг второго организовали в средствах информации и общественных бастионах непреодолимую блокаду!
Чем же оказался поначалу неудобен, а потом дорог киевским властям Чичибабин? И в чем провинился и не хочет покаяться Гуськов? Оба поэта русскоязычные, и если у Чичибабина все меньше шансов быть востребованным Киевской хунтой, то у Гуськова шансов на помилование Московскими властями все больше и больше.
Вот как живописал Россию и русскую словесность в ней Чичибабин:

Ни с врагом, ни с другом не лукавлю.
Давний путь мой темен и грозов.
Я прошел по дереву и камню
повидавших виды городов.

Я дышал историей России.
Все листы в крови — куда ни глянь!
Грозный царь на кровли городские
простирает бешеную длань.

Клича смерть, опричники несутся.
Ветер крутит пыль и мечет прах.
Робкий свет пророков и безумцев
тихо каплет с виселиц и плах…

Но когда закручивался узел
и когда запенивался шквал,
Александр Сергеевич не трусил,
Николай Васильевич не лгал.

Меря жизнь гармонией небесной,
отрешась от лживой правоты,
не тужили бражники над бездной,
что не в срок их годы прожиты.

Не для славы жили, не для риска,
вольной правдой души утоля.
Тяжело Словесности Российской.
Хороши ее Учителя.

 Кровь, виселицы, плахи, бешеная длань царя и робкий свет пророков и безумцев - такова безрадостная, более того, невыносимая картина России на протяжении всех веков ее существования. Может быть, при советской власти что-то изменилось к лучшему? Нет, ничего не изменилось! Та старая Русь протянулась через эпоху Пушкина и время Левитана и вплотную подобралась к советскому поэту Чичибабину, который отказывается уезжать как Герцен за границу, а, следовательно, за правду пойдет на плаху и под топор.

Тебе, моя Русь, не Богу, не зверю —
молиться молюсь, а верить — не верю.

Я сын твой, я сон твоего бездорожья,
я сызмала Разину струги смолил.
Россия русалочья, Русь скоморошья,
почто не добра еси к чадам своим?

От плахи до плахи по бунтам, по гульбам
задор пропивала, порядок кляла,-
и кто из достойных тобой не погублен,
о гулкие кручи ломая крыла.

Нет меры жестокости и бескорыстью,
и зря о твоем ли добре лепетал
дождем и ветвями, губами и кистью
влюбленно и злыдно еврей Левитан.

Скучая трудом, лютовала во блуде,
шептала арапу: кровцой полечи.
Уж как тебя славили добрые люди
бахвалы, опричники и палачи.

А я тебя славить не буду вовеки,
под горло подступит — и то не смогу.
Мне кровь заливает морозные веки.
Я Пушкина вижу на жженом снегу.

Наточен топор, и наставлена плаха.
Не мой ли, не мой ли приходит черед?
Но нет во мне грусти и нет во мне страха.
Прими, моя Русь, от сыновних щедрот.

Я вмерз в твою шкуру дыханьем и сердцем,
и мне в этой жизни не будет защит,
и я не уйду в заграницы, как Герцен,
судьба Аввакумова в лоб мой стучит.

 Конечно, такая картина беспросветного тиранства России как нельзя лучше подходила для нового Киевского руководства, пришедшего к власти после распада СССР. Однако этот посмертный триумф был недолгим. Вскоре началось выдавливание русского языка с территории Незалежной, и Чичибабин, как и всякий русскоязычный поэт должен был пасть жертвой украинизации. Этот процесс уже начался, чем он завершится пока говорить рано.
 А чем же не угодил Московским властям Гуськов? Москву я беру как руководящую силу России. Вот как он пишет о своём понимании русской словесности:

Я бессмертья формулы искал... Стихи-афоризмы http://www.stihi.ru/2017/02/02/200

Я стихи не для того писал,
Чтоб себя и прочих позабавить - 
Золото как будто намывал,
Чтобы им Россию златоглавить.

Я делил все беды пополам
С Музами, что шли со мной, не хныча.
Руки не выкручивал словам,
Колья рифм в глаза другим не тыча.

Смысла ради фразы не губил,
И не воровал стихи чужие,
Нужных слов когда не находил,
Заново придумывал другие.

Ведь язык наш русский – не тюрьма,
А страна свободы и простора,
Золотая вязь и кутерьма
Вечного о счастье разговора.

Я оков для слова не ковал
И не ограничивал свободы.
Я бессмертья формулы искал,
Вечных истин составляя коды.

Может быть, не так мой слог певуч,
Как у многих в книжной круговерти,
Но зато нашёл я в слове ключ,
Чтобы людям дверь открыть в бессмертье…


 Поэт ставит перед властью единственный достойный для реализации проект, не повысить уровень смертности, а решить проблему радикально - дать людям бессмертие. Снять табу на эту цель как в принципе недостижимую. Россия и русская словесность у Гуськова это не страна топора и плахи, как у Чичибабина, а инструмент человечества для решения главной проблемы человека - возвращение ему бессмертия.

 И в этом вопросе Гуськов вступил в непреодолимое противоречие не с Чичибабиным и целым кругом подобных ему поэтов, а с силами гораздо более могущественными и влиятельными. Вопрос пошел об основах основ
земного существования человечества. Вопрос о том, где и кому будут принадлежать ключи от Рая? Именно за них, а не за контроль над нефтяными и денежными потоками (это следствие) идёт борьба.
 В отличие от Чичибабина и огромного большинства поэтов, Гуськов говорит о космической, предвечной роли России и Москвы, как особого города, который был создан ангелами с помощью людей для возвращения человечества на родину, из которой оно, человечество, было изгнано. Надо только восстановить особый язык, на котором наши предки говорили в Раю и найти "ключи".

Ключ от Рая, он лежит в Кремле http://www.stihi.ru/2015/10/30/3248

Я владею тайной бытия,
Что Москвы название от "мозга",
Что, как все, "из рая лит" и я.
И Архангел Михаил - мой тёзка.
"Моска" - это так Москва звалась,
И по "Моске" я во сне шагаю,
На чалме таинственная вязь - 
Это карта, а на ней - Путь к Раю.
Ключ от Рая, он лежит в Кремле,
Но забыл я, под каким собором,
Потому я и хожу в чалме,
А умру, наверно, под забором.
Но искать заветные ключи
Все равно я буду после смерти.
Смерти нет, а просто  есть лучи,
Что совсем иного свойства тверди.
В общем, я при жизни этот луч,
И вам путь в пространстве пролагаю,
Но в конце пути нам нужен ключ,
Чтобы распахнулись двери Рая.
Этот ключ - особенный язык,
Что в Раю Адаму был известен...
А пока в гортанях только рык,
Что еще не скоро станет песней...