Десятка

Каждый, кто приходит в духовное учебное заведение, в той или иной мере стремится к жизни по Евангелию. И на первых порах этот желанный идеал кажется таким досягаемым! А потом… Нет, это нельзя назвать разочарованием или охлаждением в вере. Скорее некоторой усталостью, которая всё-таки не мешает потихоньку брести к когда-то поставленной цели. Тем более, девизом жизни учащихся духовных школ действительно являются слова Писания: “Доброго, которого хочу, не делаю, а злое, которого не хочу, делаю”. Особенно ярко это правило наблюдается на примере богослужений.
Кроме общеобязательных праздничных служб, которые торжественно поются на три смешанных хора по сорок певчих, каждый учащийся входит в состав “десятки”. “Десятка” – это группа (примерно из десяти человек), которая поёт в храме в будний день. Наверное, православный читатель подумал: “Как же это хорошо: попеть в доме Божием посреди недели!..” Но разочарую: у учащихся стяжать радость от “десяток” получается с переменным успехом.
Вот и сейчас я встречаю в дверях общежития лохматую Аню с мусорным пакетом.
– Чуть не проспала… Ой, как я не хочу никуда идти, не поверишь! Вчера зачёт, сегодня концерт, голоса уже нет! И вообще!.. – прерывает зевок её обличительную речь.
У меня нет сил и желания спорить, поэтому я отвечаю в русском народном философском духе:
– Да…
Я тоже едва-едва встала. Весной, когда рассветает рано, вставать к шести утра – одно удовольствие, да и то тяжело бывает. А зимой, когда за окном зловеще урчит вьюга, вытащить себя из-под одеяла в темноту и холод – настоящий подвиг. И теперь мы вдвоём с Аней, как настоящие подвижники (от слова “двигаться”), подходим к семинарскому корпусу. После улицы коридор кажется тёплым и уютным, лицо и руки приятно оттаивают. Я хочу зайти в раздевалку, чтобы скинуть шубу и сапоги, но Аня останавливает меня:
– Я бы так не горячилась, в храме очень холодно.
В храме действительно холодно. Поначалу этот холод немного бодрит, но, когда чтец, стоящий за аналоем посередине храма, начинает утренние молитвы, держать себя в вертикальном положении становится затруднительно. Несколько девочек встают на колени, опускают голову на сложенные руки и засыпают в молитвенном поклоне. Регент – моя однокурсница Нина – копошится в нотах и размечает тропари. Вдруг чтец подозрительно замолкает. Все восстают из спящих, поворачиваются в храм и видят испуганные глаза первокурсницы Юли, которая запуталась и не знает, что читать дальше. Нина срывается с клироса и бежит распутывать Юлю. Миссия удаётся, и молитвы продолжаются.
Чтецы и часы плавно сменяют друг друга, не нарушая тишины и гармонии. Впрочем, сразу стоит оговориться: такую тишину в рамках Московской Духовной Академии вы сможете встретить только на утренней “десятке” в семинарском храме. Секрет этой тишины очень прост: на втором этаже расположена дверца, за которой живёт архимандрит Михаил (Борей) – ризничный храма и бывший заведующий Регентской школой. Человек он очень интересный и харизматичный, но с утра сталкиваться с горячим характером отца Михаила – опасное предприятие. Поэтому, оберегая сон почтенного хранителя семинарского храма, Регентской школе пришлось освоить нюанс “пианиссимо”.
Но вот все молитвы прочитаны, все сны досмотрены, и регент зажигает клиросные лампы.
– Девочки, девочки! Ектенья “Московская”! – говорит Нина.
– “Московская”, “Московская”, – слышится тихий шепоток на клиросе.
Возглас диакона, тон регента, ауфтакт и!.. Хор поёт какую-то кляксу.
– Девочки, ну вы чего? Соберитесь!
Второе прошение. Опять клякса.
– Да что такое! – начинает нервничать Нина.
– А “Московская” – это какая? – робко спрашивает Юля.
– Ну как какая! – сердится Нина. – Всегда же поём! До-ля-фа! Го-спо-ди... Ой, это “Киевская”. Гос-по-ди... Ой, это “Курочка”. Девочки, а какая “Московская”?
Под конец ектении мы всё-таки вспоминаем мелодию и недоумеваем, как могли её забыть. Ещё мы недоумеваем, почему в регентском обиходе такие странные названия. Ну кому в голову могло прийти назвать ектенью – “Курочкой”?
– Странный народ эти регенты, – вздыхает Женя.
– Регента, – поправляет Юля.
– Нет, регенты! – спорит Женя.
Я смотрю на них со стороны, и почему-то сердце наполняется тихой нежностью. Смотрю в окно и вижу, как вдалеке, за Пафнутьевым садом, возле Келарских прудов горит синими новогодними огоньками высокое дерево. Смотрю на молодого, ещё безусого диакона и его беспомощную попытку поправить запутавшийся орарь. Задираю голову и смотрю на росписи. Вспоминаю, как девочка из иконописной школы говорила, что не может ходить в семинарский храм, потому что в нём слишком много иконописных ошибок. И я радуюсь, что ничего не понимаю в этом и могу просто наслаждаться...
– Маша! Тебя что, креститься не учили? – раздаётся над ухом голос дежурного воспитателя. – Вся искрутилась уже. Ты зачем сюда поступила? Эх, современное поколение... – начинается поучительная речь.
Я делаю вид, что эта речь относится не ко мне. Ведь она не относится ко мне?.. Но вначале становится обидно: за что на этот раз? А потом обида проходит, и я думаю: “Ну, с кем не бывает? Иногда всем нам надо поворчать”.
А служба идёт вперёд своим ходом, и происходит ещё много забавного и не очень. “Эх, вот бы всё это описать в рассказе”, – думаю я, с нетерпением ожидая свободного вечера.
Но когда этот вечер наступает, в комнату стучат.
– Да-да, войдите, – кричу я.
На пороге стоит Лиза.
– Маш... А ты не можешь спеть за меня “десятку”?
С сожалением смотрю на нетронутую бумагу, потом на Лизу.
– Я, если надо, потом за тебя в любой выходной спою! Пожалуйста...
– Да не вопрос, Лиза, я просто медленно соображаю.
Быстро натягиваю чёрную форму, голову укутываю в белый платок. Не удержавшись, подхожу к столу и пишу крупными буквами заголовок будущего рассказа: “Десятка”.
– Что можно написать о “десятке”? – удивлённо спрашивает соседка.
– Я пока сама не знаю... Придумаем что-нибудь, – улыбаюсь я и убегаю за новыми открытиями.

апрель 2018