Пугало

Про «место свято» знают все на свете:
Оно не может долго пустовать.
И претенденты – мухой на конфете,
Отыщутся, его скорей занять!
Так стало и в партийном комитете,
Когда колхоз партийцев распустил:
В освободившемся просторном кабинете
Час быть начальству новому пробил!
От прежних постояльцев всё наследство
Велели выбросить: – Как чуждый негатив,
Чтоб с «Капиталом» в будущем соседство
Не совращало дружный коллектив!
Ерёма все портреты снёс в кладовку.
Из лозунгов нарвал тряпья за тем,
Чтоб протирать от пыли те обновки,
Что нынче смотрят ласково со стен.
И для Фомы нашлось забот немало –
Утилизировать «расхожий материал»,
Который оформителю, бывало,
Давали, чтоб вождей он рисовал.
Понёс коробки с краскою на свалку.
Туда же кисти выбросить желал,
Но так добра ему вдруг стало жалко,
Что по углам все в доме рассовал.
Года летят! Не уследить и глазом,
Как минули то – лето, то – зима.
Вдруг вызвали друзей недобрым часом,
Туда,  где шились партии «Дела».
Забеспокоился Фома, что снова взносы,
Велят платить, что стало не с руки.
Да и в броне давно уж паровозы
На запасном отсутствуют пути.
Но обошлось без стягов возвращенья,
С Ерёмы не спросили за кумач.
Тот, кто  возглавил ныне помещенье,
Нашел им современнее  «строгач».
Велел заняться и без промедленья
Активной профилактикой простуд,
Используя для этого растенья,
Которые в округе их растут!
Жаль, что чеснок себя так хвалит бодро,
Что растащить весь с грядок норовят.
Не отпугнут и «пугалы», чьи вёдра
Над рваными нарядами торчат.
Тогда Ерёма вспомнил про портреты.
Из кладовой на огород принес.
Фома разрисовал их так при этом,
Что вора не покажется и нос.
Кумиры прежние прослыли в атеизме.
И вот пришла раскаянья пора.
Теперь чеснок, что возвращает к жизни,
Им подрисованные, стерегут рога!