Трансцендентное небо - сборник стихов

Трансцендентное небо

***
Что?
Рефлексы у нас
головного мозга?
И только?
Человеческий дух объяснить
Только этим, выходи,
Можно?

Говорят, я не вечен,
Рассыплюсь на атомы весь…
О, ученая спесь!
Ну, а я говорю:
То, что слышу во мне –
Это что-то во мне неделимое.
Озабочен одним я:
Чтоб помнили люди себя –
Кто они.
Чтобы в рабство к теориям разным
Не шли добровольно.

Кто-то там утверждает,
Что я – это есть отправления тела,
Не важно, какого…
И потом, после смерти,
Я весь распадусь.

Ну, а я говорю вам:
имейте слух!
Над ночным притаившимся садом
Звезда серебрится – сада венец.
В этой темной ночи серебрящейся
Сад звездой коронован!
Эта ночь! В которой могу я 
Глухие темные окна включать
и свет отворять!

Эта жизнь, в которой зыбкость мечты…
(я пригнусь пониже).
Пусть она с ненасытною
страстью во взоре мимо пройдет.
И потом лишь останется запахом слабым
разлитая нежность
в крапиве ли блеклой, увядшей по осени.

Выхожу на усеянный звездами двор,
и с порога, прямо с порога
по галактике нашей иду.
Что?
Рефлексы у нас
головного мозга?
И только?
Ну, а как же душа?!
Ну, а что же от Бога?!
А без этого все,
что я вижу, эти строчки тоже –
все сухо
и протокольно.

Осознание
Что такое красота? И что такое знание? «Купите цветы!» - воззвал торговец. «Их нельзя есть», - ответил прохожий. «Да я задешево продам. Купите!». «Вот куплю кролика, тогда и цветы куплю». Это о красоте. Теперь о знании. Иджня хотел быть внутри всех вещей, внутри сухого листка на дороге, внутри всех людей и самого себя. И он стал все познавать, бегая вокруг большого холма. Спрашивается, от кого он бегал? Предстало перед ним видение, некий сверхъестественный облик. И этому светозарному, имя которому Ооль, не надо было слов, он учил Иджню глазами. Но Иджня чувствовал, что нельзя допустить, чтобы тот нему подошел. Это можно было сделать, надо было только не засматриваться в глаза Ооль. Но знания, которые открывались Иджне, были настолько поразительны, что он смотрел в глаза Ооль зачарованно, он еле успевал приходить в себя и уходить от опасности. И когда он почувствовал, что еще немного и он все познает, и тогда уже Ооль потеряет для него свою грозную силу и будет ему не опасен, он вдруг что-то увидел, что было выше его сил. Он непременно это захотел осознать, и опомнился только тогда, когда Ооль уже был рядом. Иджня рванулся прочь, но все же Ооль успел его задеть кончиками рук. «Это не правда, это не считается!» - закричал Иджня, умоляюще протягивая руки к Ооль, но было уже поздно. Он почувствовал, что стал превращаться в жидкость, и постепенно ушел из жизни. и потом эта жидкость застыла. Иджня статуей стал с протянутыми в мольбе руками. В совершенно знании – жизнь. Смерть – только в знании несовершенном. Неполное знание вреднее даже, чем незнание. Но полное знание нельзя получить сразу. На свет нельзя смотреть в полную силу. Говорят, что во многом знании – много печали. Значит, этого знания еще мало.

***
Не слагаю о женщине песнь.
Не слагаю песнь о мужчине.
В полусонном шуршании листьев.
По дремотной рассветной земле.
Листьев тучи промчались по ветру.
Людей тучи пришли и уйдут.
Две – мужская и женская – сферы
Насыщают повсюду пространство,
И насытить не могут никак.

Ты, мужчина!
И женщина, ты!
С детства созданы друг для дурга.
Подрастаете друг для друга.
И потом начинаете трудно
Друг у друга искать ответы.

Только чаще всего не найдете.

Плеск дразнящий из девичьих глаз
Точно также тревожит, как раньше.
И как раньше смущает покой
Молодая мужская походка.

Я и в скорби скажу: Бог с вами!

Льется дождь
***
Льется дождь…
И подтеки дождя на заборе.
Он прошел,
И запахло острей резедой в полисаде.
Люди ходят
Под веткой шиповника
И в подчинении друг у друга.
Но как трудно ходить
Под веткой шиповника
и независимым быть.

Я выплеснул душу в спокойную ясную воду,
В которой висят на веревке кальсоны,
Болтаются юбки, и свесились половики.
Я смотрю и думаю,
Что я в долгу перед этими всеми людьми…
Рябь воды подернула свитер…
Что я в долгу перед ними…
Даже если они погрязли в грехах,
То и тут я в долгу перед ними.
Потому и разлилась моя душа,
и их приняла, и одежды их.

***
Сгущаются сумерки, и слабый сначала,
Постепенно веранды свет багровеет.
Я прошел под этой верандой, на миг опаленный.
И ушел невредимый. Другое бы дело,
Если б я был у нее в подчинении
У любви для себя – в подчиненье не будьте!
И не меньше ли ваша душа,
В которой пригрелась такая любовь?
Так несите любовь вашу в мир,
О себе не заботясь нимало.
Дождь прошел, но оставил
Дождевой свой настой.
И бродяжка – любовь
Выходит из дома.
Из этого.
Из того.
Всюду хлопают двери.
Остро пахнет в саду резеда!
Повторяю я вновь,
И от этих повторов
Не утратится мысль,
Как не становится хуже
Цветок резеды,
Если он повторяет прекрасный свой запах:
У любви для себя – в подчиненье не будьте!

***
Уникален осенний пасмурный день
(иногда с холодным отливом),
Уникальны березы по склону горы,
Но любые рекорды спортивные
Не уникальны.
Изначально заложен в них
Повторенья феномен.

Пентограмма
1
Побежал что-то устраивать себе –
впереди зимняя аллея.
Тихая погода – но мне каждый раз кажется, что я пробегаю мимо.
Я душой за нее, но меня за собой волокут мои серые мысли.
Но однако их облекает серое небо,
Которое трансцендентно и ваше понятия серого.
Меня тащат куда-то заботы и бренное тело.
Но все-таки несмотря ни на что это зимнее небо с синими водяными разводами!
Люди могут сломать деревянный сарай, потемневший от старости.
Он когда-то чернел под налетавшим стремительно снегом.
(Впрочем, мне это грустно, и я бы не хотел на этом останавливаться).
Но небо не сломаешь, почем ж каждый раз в беготне я себе говорю, что потом?
2
Говорят, что политики отвечают за все.
Если развить эту мысль до конца, получается,
Что природа человека политична.
Но человек рождается не будучи сразу политиком,
А когда умирает, даже политик умирает просто как человек.
Так ли уж они необходимы?
Я лично ни с кем не договаривался, чтоб они были.
3
Я жил в стране,
в которой умирали врачи.
Их выносили из комнат,
Заставленных склянками уже ненужных лекарств,
А весь двор был забит провожающими,
Которые состояли в основном из больных.
И если так много живет провонявших болезнями, злых, искалеченных, глупых, печальных,
Это все потому, что некому в этой стране людей исцелять.
Ведь в ней умирают врачи.
4
Кустарник по слону –
моя биография.
Когда я гляжу на него,
То думаю почему-то о Германе Гессе,
Которого никогда не читал.
Моя биография – это еще не свершившееся.
Романтическая рыхлая грязь
на дорогах посреди января.
А еще можно сказать: моя жизнь –
это нечто несбывшееся.
Если постоянно сплевывать через левое плечо…
5
 То, что было когда-то во мне цветущим и самобытным,
Мои друзья, подлезая ко мне,
оставляли опустошенным и выжженным.
Только потому, что я не занимался политикой,
я не попал в диссиденты.
Но поскольку я небеспричинно стремлюсь к одиночеству,
То в известном смысле я всегда был диссидентом к обществу.
Меня спрашивают, почему я не составлю проекта, как жить,
Почему неустроен,
и пытаются пристроить ко мне свою жалость.

У других ко мне только знаки вопроса.
А внутри меня один восклицательный знак.

Я слышу дорогу
Я слышу дорогу,
Раскисшую после дождя,
У себя под ногами.
А разве ее не слышите вы?
Она – это тоже я.
В ней отзывается
каждый мой стих.
И если мои стихи
Не читали вы,
То и не нужно.
Ведь и вы, и вон тот старик,
И вон тот мальчик –
По ней все равно идёте.