Резец и солнце

РЕЗЕЦ И СОЛНЦЕ

                Владимиру Тишину
                и его деревянным скульптурам

1

Резец и солнце ласково жестоки:
Всё лишнее обязано сгореть.
                Кричит от боли солнечная стружка,
                Спадая кольцами. И вот в руках – игрушка.
Так сердце, избавляясь от порока,
Теряет тяжесть, начинает петь.
Всё лишнее обречено сгореть.

2

На лбу древесные морщины – след волны.
Какою горечью нас омывает время,
Готовя к вечности! Её прохладен сруб
И пахнет банной белой простынёю.

Геологически торжественны морщины,
Их нотопись читает только Бах.
В черновиках ошибки не помеха:
Быть может, ангелы распутают узлы,
Которые нам вовсе неподвластны.

И зазвучат все складки, горечь вся,
Подобно старой сморщенной гармони –
Её дыханье хрипло и светло
Раскроет нам предназначенье жизни…

3

Заворожённый, дереву сродни,
Он гладит идола шершавыми руками.
Он, наклоняясь, что-то шепчет в ухо.
И кажется, что будут говорить
Заструганные, рубленные корни,
А ствол и ветви станут повторять
Добытый соками с подземной тишиною
Тревоги жизни полный тёмный звук.
Он в дереве кипит, его узор так ясно
Топор нам раскрывает. Бей, смычок,
По жилам скрипки! Леший Паганини,
В всклокоченной листве твоих волос
Искрится ток изрезанных ножами
Живых деревьев…

4

Живых деревьев свадебные слёзы
Слышны в отточенных с усердием стволах.
Лизни жемчужинку: она солёно-сладка.
Так девица смеётся и грустит,
Когда её любимый раскрывает –
Сознание внезапной красоты
И наготы сиянье! Корни жаждут –
Нет, не воды, не воздуха – ножа,
Сверкающего разумом и страстью,
Ножа, способного до глубины рассечь,
Терзая - целовать, терзая – мучить.
Пусть дерево уже не зацветёт,
И никогда осенними коврами
Ты не надышишься – оно ведь не умрёт
В одном лишь случае… От тлена защищает
Удар ножа, художника хотенье –
Как продолженье чуда на Кресте.
Голгофу вспомни…

5

Не забывай Голгофы: три креста,
Обструганные наспех, с ленью, в злобе
(«Скорее бы динары получить да раствориться!»)
Три пути открыли.
Послушливое дерево растёт,
Сначала повинуясь тяге солнца,
Затем за человеком вслед идёт:
Вот виселица, флейта, вот икона.
Во всём послушно хрупкое дитя
И сладостно безвольно повторяет
Тебе неясные и тонкие волненья
Твоей души. Не забывай Голгофы.

6

              «На дереве висел Тот Человек».

Целую жалкие берёзовые нити,
В них узелки на память вплетены –
Прозрачные и сладенькие почки –
Вот песня чёток: процветут весною.
 
             «На дереве висел Тот Человек».

И дерево теперь – хранитель муки.
Ты слышишь: плачут ивы у воды,
И дуб мучительно вырезывает листья,
Трепещет клён. А в ясности сосны
Так холоден ужасной выси ужас!

             «На дереве висел Тот Человек».

Позором удручённая осина
Ждёт Жениха. Не может негодяй
Навеки опоганить ни деревьев,
Ни трав, ни воздуха, ни атома ядра.
Искупятся ГУЛАГ и Хиросима -

              «На дереве висел Тот Человек»!


Москва, Таганка, ночь на 2 октября 1995 года 

Я организовал в Театре на Таганке выставку картин из кожи Игоря Соби (Новосибирск) и деревянных скульптур Владимира Тишина (Москва, 1963-2015 гг.), на открытии которой выступил Валерий Золотухин (1941-2013 гг.).

НА ФОТО: Тишин Владимир Викторович на открытии "Пушкинской площади" в Музеоне. Москва, 1999 год.