Дерево
не восполнить поленом. Несущих линий
в брёвнах больше, но численность их редей,
если линии — брёвна — в дому идей.
И осиновый кол, что по сердце вбит,
мне напомнит незабываемый вид
костяка мирозданья. У горла встав,
так язык превращает себя в сустав.
Так скрипит тишина деревянным склепом —
я забыл её прошлогодним летом.
Я забыл. Но зыбкость шумящих древ
схожа, в общем и целом, со древом дев.
Почки — девственны — ангелы, листья — падки.
Только корень в себя узрит. Но краток
его смысл, как и Евы дурной посыл,
как и ею рождённый болезный сын.
Плод исчезнет, известно, а после даст
семя, кое — по факту — слепая страсть.
И воспрянет древо из лона сна:
может, яблоня, липа — скорей сосна.
Ствол, как символ стремления к краху, —
постоит на ветру, упадёт с размахом.
И раздастся гул, и раздастся скрип
всех стремлений утраченных вскоре всхлип.
Между прочим, и дуб не лишён упрёка:
знак кореньев, вплетённый в тесьму порока.
Только дуб, к сожаленью, на то и дуб,
что древесною сущностью слишком туп.
Ведь отростки дуба — всего лишь пища
кабанов, коих в царстве древес не сыщешь,
но являясь как бы древесной веткой,
оставляют надежду на проблеск света.
Собираю хворост и сучья. Тут
вряд ли древа дары мне опять солгут.
Я одних сожгу на костре, других —
ожидает славной надежды миг.
Где-то будет дом обрамлён ручьем.
Где-то — дерево. Ветка — его плечом.
Так и плоть, чей фундамент — остов костей,
наполняется крахом, как древа стебль.
И хотя немое, воскликнет даже
колыханьем листвы, обретённой стажем.
И его кора — лишь морщины плоти,
его Бог — искусный и старый плотник.
Ведь походят ветви на слова вязь
чуть на фоне неба. Былая связь
между нами стёрта, как пыль дерев.
Так теряется плод, не успев созреть.
Хорошо, что древо — источник жизни.
Хорошо, что древо — порою, жидкость,
так как мысль всё чаще сродни фигуре,
сотворённая из древа мёртвой натуры.
Я забыл свой дом, и его поминки
освещаемы светом несущих линий,
что чрез ветви стремятся нащупать древо,
обрамлёно ручьем. Да заплачет Ева...
Свидетельство о публикации №118061005355