Мой верный нервный парикмахер Чой с Бакинских Коми
Три комнаты, в одной стрижёт, в другой живёт. Он трудится, как все китайцы, с детьми, с женой, а в третьей комнате у Чоя магазин, где травы, баночки с капустой, свиные уши и крупа, там рис в пакетах, соуса, и карликовые груши. Давно хожу к нему, ношу свой можжевельник. Мой Чой искусный садовод. Порой зайду – он кушает, порой стрижёт китайцев. Жду.
Сегодня я намерен был остричься коротко и кратко, ко мне на встречу должен появиться важный господин. И не один.
- Здарово Чой,
- Здарово Саша, опять принёс свой можжевельник?
Он говорил, приоткрывая зубы, приподнимая губы, и радость и любовь ко всем в его глазах сияла и ко мне.
Один китаец, два китайца, три китайца, четыре китайца.
Я долго ждал, но не ушел, как раньше, когда заходил к нему после магазина в надежде быстро привести себя в порядок, то с полным пакетом бухла, хлеба, солью, яйцами, то просто так.
Я ждал, мне было хорошо и интересно.
Четыре китайца, четыре, мать Вашу, с половиной китайца, и здесь не надо половины, ведь пол китайца великая страна.
На кожаном диванчике, уткнувшись взглядом в стену, я вспоминал и думал ни о чём.
Я можжевельник, я можжевельник, а этот… мой верный, нервный парикмахер Чой.
Пришла моя пора, я куртку снял, повесил кожаную сумку, которую мне подарила год назад жена, и вдруг вошли две женщины с ребенком, одна (одна), вторая женщина с ребёнком.
Одна, которая одна, и говорит:
- Кто здесь хозяин?
Мой Чой опешил, неприятно, да? Когда одна, которая одна, приходит в дом к китайцу и говорит, - кто здесь хозяин?
Он если честно обоссался, как зверь смотреть он начал сквозь неё, ответил – Я.
И мне он нежно улыбнулся, почувствовал, что партия моя.
Мой Чой, мой дорогой Чой, я за тебя в ответе,
Среди проросших русских баб за два тысячетелетия,
Он бросил ножницы на стол, любовь ушла, глаза темнели.
А бабы русские к нему свою метель запели.
- У Вас к нам две претензии, ха-ха у нас к Вам две претензии, ведь вы хозяин этого заведения?
- Они больше не будут, говорю.
- А вы кто?
- Я переводчик.
- Переведите ему, что мы не желаем ни криков, ни смеха, ни радости, ни всяких там душевных излияний и прочее.
- Мой Чой, ты меня слышишь? Уань Синь Кюнь Гвань Нахау ту Пинь.
А бабы прониклись:
- И вторая претензия Ваша к нам, ха-ха, наша к Вам, мы живем на втором этаже, что Вы здесь жарите? Запах гуляет по дому уже! Неужели же вам нас не жаль? Пахнет какой-то кислятиной, рыбой, ушами козла, травами вашими, вашими запястьями, перьями, как его там ….орла.
Я говорю, - мы поставим вытяжку.
Она говорит, - когда?
Перевожу ему, - Хуань, цюнь, июнь, - и отвечаю ей , - всегда.
- Что вы здесь устроили, - баба взяла белый лист и перо, - я вам устрою историю, про тридцать китайских героев.
Я говорю, - Чой, цю, пи, сю, уню, се, квинь, яй, цо.
Саша, что она хочет, - говорит мне Чой на ломаном русском.
- Сю, пи, цю, кю.
- Вы ему перевели?
- Перевел, он не против.
- Хорошо если так, а если напротив, то устрою вам кое-что.
Тут не сдержался Чой, - мы китайцы, - он плохо говорил по-русски, - мы вам сделаем хорошо, если вы нам хорошо, ну а если плохо, то мы вам еще больше плохо.
- Вы его поняли? - спросил я у бабы.
- Да, завтра вызовем полицию.
Они ушли и не пришли и кудри мои полетели, как птицы на север летят и шумят, как бабские злые метели. Мой Чой, почему и зачем смеешься ты ночью соседям? Зачем ты готовишь китайскую еду в советском доме, зачем ты здесь Чой? Почему ты стрижешь таких как я?
Свидетельство о публикации №118061002681