Разговор стрельцов при Хутынском монастыре

- из цикла "Книжица о святителе Павле Коломенском", 2016 год

ХУТЫНЬ

Разговор стрельцов при Хутынском монастыре

1

- А что там узник наш, тот архирей-раскольник?
Надёжно ли молчит, не ходит ли народ?
Ты помнишь ли наказ, от патриарха данный:
Как если кто к нему – того гони под зад!
А ежели опять надумает – то в яму,
Пускай себе сидит, двуперстие грызёт.
- Да что ты, братец, тот умом поехал,
Так изумился, что смеётся тонко,
То птицею вспорхнёт, то петухом взлетит,
А то, бывает, нараспев читает-бает
Сам колыбельную, сам детскую шутню –
Совсем как малый…
                - Уж не юродивый?!
- Похож, что юродивый, вне ума.
А был, попомни, когда к нам приехал,
Такой вельможный, статный и гневливо
На нас смотрел, как будто бы мы твари
Несмысленные - или изверги, враги.
А нынче всё так с лаской игровою,
И всё так с шуточкой, как будто бы дурак,
И словеса всё путает… 
                – Так что же,
Быть может, нам послабить, отпустить
Его бродить вокруг стены да в поле?
Так нам с тобою, друже, отдохнуть,
Да и своими нуждами заняться?
Он никого не тронет – рассмешит…

2

- Ой-ой, постой, прошло не так уж много
И месяцев – вот к нам опять указ
От самого с Москвы, от патриарха.
Он нам с тобой такого наказал,
Что дрожь берёт, но отпираться ж поздно!
Да, нас застукали, доносом обнесли:
Тут кто-то выведал, что Павел – не юродив,
Что он личину такову надел.
На самом деле: мы с тобой расслабли,
А он по полю ходуном ходил,
Да всё к народу, к люду примерялся,
Да про своё раскольное учил!
А эти, дрянь-трава - ну что же за людишки! –
Развесив уши, слушали его.
Да в эту ересь сдуру совращались.
Представь себе: сам царь наш Алексей,
Да патриарх, сам Никон – господины,
Великие властители страны –
Они очистить веру повелели
От накипи и сырости дурной,
Что завелась за множество столетий
И перепортила и книги и канон.
А эти, жалкие, схватились за былое,
Да поперёк царя и церкви поднялись!
Вот блажь раскола, ересь, богохульство,
Вот почему и бросили в тюрьму,
Хоть был епископом и Павлом гордо звался.
Какой он Павел – лжец, осёл, смутьян!
- Ты что ругаешься, тебе его не жалко?
Он нам не вредничал, лишь доброе давал…
Но что нам делать, в чём указ московский?
- Поймать его и спрятать, чтоб никто
Не смог найти, чтоб только слухи плыли,
Как будто зверь загрыз, иль будто бы утоп…
Ну с кем, скажи, такого не бывает,
Особенно когда по полю ты один,
Себе под нос по-птичьи напевая,
Идёшь один, совсем один идёшь?
И над тобою небо лишь простое…
- Но как же спрятать? Что велит нам Никон?
- Ну ты простак! Упрятать – значит сжечь.
Сжечь навсегда, дотла, без сожаленья,
Так, чтоб ни косточки, ни крестика, ни зги.
- Но это ж жутко. И за что, за что же?
- Ну, хватит ныть. Пора за дело браться.
Иди-ка к Павлу и ему скажи:
Пора, пора, мол, в поле собираться.
Там небо голубое в птицах всё,
Там вниз под небом согнутые люди
Так ждут его раскольничьих словес,
Что мне от смеху хочется свалиться!
Да что ж ты ждёшь? Я яму приготовил
На той тропе, где он бродить привык.
Чего же проще, в этой яме хворост
Его уже, иссушенный, как ждёт!
Давай, зови его:
                «Юродивый епископ,
Двуперстия смиреннейший творец,
А не пойти ль Вам волей шутовскою
Поговорить бы с милыми людьми?
Ведь ждут словес духовных, словно манны
В пустыне той Синайской – на Руси.
Мнишь, на Руси ты лишь един остался
Столь праведный достойный архирей,
И без тебя не будет иерейства,
Коль ты загнёшься. Ты же видишь сам,
Какую жуть ты нагоняешь людям:
Иль все изменники, а ты один лишь свят?!
Побойся Бога и смири гордыню.
Но нет, ты обмануть задумал братий,
И притворился детски так блаженно –
Чтоб все подумали: юродив он и прав!
Ты ни царя, ни соборян не слушал,
Ты возжигал речами простаков -
Вот за такие супротив пыланья
Ты сам вспылаешь в хворосте с огнём,
Ты сам взлетишь со искрами и с треском,
И все забудут на Руси тебя!
И даже проклинать тебя не станут –
Забыть, забыть… упал, расскажут, в реку,
Забыть, забыть… сам съеденный зверьём,
Сам шёл по Хутыни, сам пел на поле песню,
И сам сгорел здесь хутынским огнём!
Сожжём тебя, чтоб Русь тебя не знала».