Все дорогие умершие. Из Сильвии Плат

В Археологическом музее Кембриджа есть каменный саркофаг четвертого века, содержащий  скелеты женщины, мыши и землеройки. Одна лодыжка у женщины слегка погрызена.


С необычайно  ровною спиной,
С   ухмылкой каменно застывшей
В музейном ящике  античная фемина
Лежит в компании  ничтожных
Мощей мышонка с землеройкой,   
Что день пожировали   на  её лодыжке.

Вся троица, открывшаяся ныне,
Свидетельствует сухо
О непотребстве съеденной дичины,   
И мы закрыли бы  на то глаза, когда бы не слыхали,
Как  по крупицам перемалывают звёзды
Самих нас,  добираясь до   костей.
 
Они хватают нас и держат неотступно,
Назойливые эти мертвецы!   
Пусть та фемина мне и  не родня,
Однако же и не чужая вовсе:  мою повыпьет кровь,
А костный мозг мой начисто просвищет
Для подтвержденья нашего родства.   Как только я подумаю о ней,
 
Из ртутной глубины стекла
Прабабка, бабка, мать   ко мне
Протягивают ведьмовские руки,  стремятся   внутрь затащить,
А под поверхностью  пруда  маячит
Утопшего папаши-сумасброда  смутный   образ,
Чьи волосы  оранжевые лапки  уток теребят -   

Все, кто был дорог нам, давно ушли,
Однако же они вернутся  скоро,
Скоро: посредством воскрешений, свадеб,
Рождения детей, семейных барбекю:
Касание любое, запах,  вкус
Для этих отщепенцев путь домой,
 
В убежище: местечко захватив
Меж  «тик» и «так» часов,
Покуда  не ушли мы сами,
Всяк ставший черепом-с-костями Гулливер
Исполнился фантомами,  чтоб   с ними и лежать,
Укоренившись в  безысходности, как в зыбке.

1957

* * * * * * * *

All the Dead Dears

 In the Archaeological Museum in Cambridge is a stone
coffin of the fourth century A.D. containing the skeletons
of a woman, a mouse and a shrew. The ankle-bone of the
woman has been slightly gnawn.


Rigged poker-stiff on her back
With a granite grin
This antique museum-cased lady
Lies, companioned by the gimcrack
Relics of a mouse and a shrew
That battened for a day on her ankle-bone.

These three, unmasked now, bear
Dry witness
To the gross eating game
We'd wink at if we didn't hear
Stars grinding, crumb by crumb,
Our own grist down to its bony face.

How they grip us through thin and thick,
These barnacle dead!
This lady here's no kin
Of mine, yet kin she is: she'll suck
Blood and whistle my marrow clean
To prove it. As I think now of her head,

From the mercury-backed glass
Mother, grandmother, greatgrandmother
Reach hag hands to haul me in,
And an image looms under the fishpond surface
Where the daft father went down
With orange duck-feet winnowing his hair—

All the long gone darlings: they
Get back, though, soon,
Soon: be it by wakes, weddings,
Childbirths or a family barbecue:
Any touch, taste, tang's
Fit for those outlaws to ride home on,

And to sanctuary: usurping the armchair
Between tick
And tack of the clock, until we go,
Each skulled-and-crossboned Gulliver
Riddled with ghosts, to lie
Deadlocked with them, taking root as cradles rock.

1957