Оратор

Почтенный возраст ничего не значит,
Если к сединам не постиг того,
Что уваженье «сверху» не назначат,
А растерять последнее легко…
Фома до пенсии успел побыть во власти:
Был старшим там, где городской завод,
Изготовляя важные запчасти,
Разбил и для столовой огород.
Не приходилось хвастать урожаем:
Гнил помидор, желтели огурцы,
Но был за то начальник уважаем,
Что критикой сорил во все концы.
Поднаторел в месткоме к обличеньям:
То за прогулы на сеанс кино,
То с большим тех «песочил» увлеченьем,
Кто не желал работать на него.
Станочникам оброк давали строго,
Чтоб вместо смены шли полоть горох,
А коль стручков не вырастало много,
Никто не скажет про Фому, что плох.
Когда все поняли убыточность затеи
И ликвидировали лени полигон,
Фома пошел туда, где грамотеи
Про льготный стаж придумали закон.
И вот уже на пенсии чудачит:
Что где не так – «берет на карандаш!».
И лишь где совещанье, там маячит,
Включая критики неистовой форсаж.
И ладно бы, судил о том, в чем опыт
Постиг, узнав кто вождь, а кто люмпен.
Теперь, не слушает насмешливый он ропот,
Когда громит, в чем сведущ, не совсем.
К врачам потребовал без очереди доступ.
Желает к дому, чтоб вели асфальт.
А коль не так – устраивает диспут,
В котором сам – сопрано, бас и альт!
Когда досталось от Фомы поэтам,
Не выдержал Ерёма те слова,
Остановить пытался, только где там:
В ответ опять – ни репа, ни свекла!
Аудитории желая расширенья,
Оратор записной везде поспел.
В каком бы ни общались направленьи,
Он тут как тут. И мечет кучу стрел!
И лишь однажды сник седоголовый,
Когда потребовал доплаты лишь за то,
Что в окруженье совершенно новом
Рвал на груди рубаху и пальто.
А оказалось, что учить мальчишек
Патриотизму люди собрались,
За это деньги требовать – излишек.
И вышел из трибуна – скандалист.