У. К. Уильямс. Празднество

Умеренно-северный март, теперь как всегда –
порывы юга разбиты о холодный ветер –
но исподволь, будто прилив медлящей поднят рукой,
он переходит – нет, не в апрель, - во второй март,

старая оболочка чешуек, прозрачных от ветра,
падает на перегной: этой тенью отброшено дерево
к небу, велением солнцу сиять с его вышины.

Наденем же нашу розовую шляпу из фетра – новую в прошлом году!
- новее благодаря карим глазам, обращающим вспять
сезоны – и пойдемте в оранжерею,
смотреть на цветы, что завтра получат приз
во Дворце.
Задержимся здесь, вот олеандры.
Когда они зацветут –
Слова будут напрасны
Мне это яснее, чем если бы
розаны были на ветке. Пришлось бы выискивать
в облаке красок то, что без шелухи
теперь открывает причину их бытия.

А вот цветущие апельсиновые деревья – не стоило
и говорить, так густ аромат вокруг.
В сарае темно, не то разглядели б вы лучше
белизну цветков.
Именно аромат
навел темноту на листы. Я сказал
достаточно ясно?
Здесь темнота открывает то, что темнотой
расплетено и послано виться на крыльях из воска –
не касанием кончика пальца, и не движением
вздоха. Слишком тяжелая сладость стала
сама себе сторожем.
А здесь орхидеи!
Еще не видавший
Такой веселости, я прочитаю вам эти цветы:
Вот странный Январь, умерший – во дни Вийона.
Это снег, а здесь фиолетовый отлив,
росла в том месте весна, свой предчувствуя рок.

А вот один Июль из Исландии:
юная дама, жившая там,
выдула его на Юг. Здесь он укоренился.
Цвет удался, но растение маленькое.

Эта падающая россыпь снежинок –
пригоршня мертвых Февралей,
ставшая цветком молитвами Рафаэля Аревало Мартинеса
из Гватемалы.
Вот старый друг, шедший
рядом со мной столько лет: полный, хрупкий
колос жилкованной лаванды. О, тот Апрель,
когда мы впервые шли вслед нашим оцепенелым страстям,
оставив город позади, к зеленому холму –
Май, говорили о ней. Протянутая нам рука:
ветка голубых бабочек, приплетенных к стеблю.

Июнь – желтый цветок, который не назову; Август –
вон тот, отяжелевший. И вот -
бурый и блестящий, все, кроме Марта. А Март?
Ах, Март –
Разглядывать цветы - изнурительное занятие.
Хочется вытрясти их из горшков,
корни и черенки, на обглодание солнцу.

Выйдем опять на холод и пошагаем домой
к камину. Этот день цвел достаточно.
Я погасил красный ночник и зажег очаг,
по крайней мере он даст рукам согреться
и расшевелит беседу.
Думаю, мы неплохо провели время.
Время – зеленый цветник.


A Celebration

A middle-northern March, now as always--
gusts from the South broken against cold winds--
but from under, as if a slow hand lifted a tide,
it moves--not into April--into a second March,

the old skin of wind-clear scales dropping
upon the mold: this is the shadow projects the tree
upward causing the sun to shine in his sphere.

So we will put on our pink felt hat--new last year!
--newer this by virtue of brown eyes turning back
the seasons--and let us walk to the orchid-house,
see the flowers will take the prize tomorrow
at the Palace.
Stop here, these are our oleanders.
When they are in bloom--
You would waste words
It is clearer to me than if the pink
were on the branch. It would be a searching in
a colored cloud to reveal that which now, huskless,
shows the very reason for their being.

And these the orange-trees, in blossom--no need
to tell with this weight of perfume in the air.
If it were not so dark in this shed one could better
see the white.
It is that very perfume
has drawn the darkness down among the leaves.
Do I speak clearly enough?
It is this darkness reveals that which darkness alone
loosens and sets spinning on waxen wings--
not the touch of a finger-tip, not the motion
of a sigh. A too heavy sweetness proves
its own caretaker.
And here are the orchids!
Never having seen
such gaiety I will read these flowers for you:
This is an odd January, died--in Villon's time.
Snow, this is and this the stain of a violet
grew in that place the spring that foresaw its own doom.

And this, a certain July from Iceland:
a young woman of that place
breathed it toward the South. It took root there.
The color ran true but the plant is small.

This falling spray of snow-flakes is
a handful of dead Februaries
prayed into flower by Rafael Arevalo Martinez
of Guatemala.
Here's that old friend who
went by my side so many years: this full, fragile
head of veined lavender. Oh that April
that we first went with our stiff lusts
leaving the city behind, out to the green hill--
May, they said she was. A hand for all of us:
this branch of blue butterflies tied to this stem.

June is a yellow cup I'll not name; August
the over-heavy one. And here are--
russet and shiny, all but March. And March?
Ah, March--
Flowers are a tiresome pastime.
One has a wish to shake them from their pots
root and stem, for the sun to gnaw.

Walk out again into the cold and saunter home
to the fire. This day has blossomed long enough.
I have wiped out the red night and lit a blaze
instead which will at least warm our hands
and stir up the talk.
I think we have kept fair time.
Time is a green orchard.