Ничего, мой юный барин, всё пройдет

Степь Урала, дремлет тихий Оренбург,
Батька-Дутов шлет телеги Колчаку
За про то, как встали Ижи на борьбу,
Грани бросив, да расшиблись об Чеку.

Да за то еще, что не в любви добро
Тем, кто Русь не зараза не полюбил –
Из воды достал с перьвя фугас багром,
Газом метрви потравил туман с Оби.

В той Оби жила русалочка одна –
Лягша днём, а как взойдет чигирь-звезда,
Становилась царской дочкой, но воина
Съела чары… девка – жаба навсегда:

Глаз запруды из-под камышиных век
Не поднимет, не забрезжится волна,
Хоть Семеновцы отправятся на брег,
Хоть туменные монголы Унгерна.

Зря казак на соколе посылы шлет
До любимой, взглядом меряя следы,
Ведь до девушки шууда не дойдет,
Заблудившись в пьяной пляске Иуды.

Зря гневится, пряча рубру на лице,
Мол, до гадины поставлены силки,
Что не фриц он, а российский офицер,
А немчуру сгнут сибирские стрелки.

Конь упал, казак в болте чуть живой,
Смурный ветер денщиком бояшит в грудь:
“Ничего, мой юный барин, ничего,
До России доплывем когда-нибудь.

Не погибнешь ты в заиленных топях,
Хоть сбежали подъясачные в зады,
Ведь русалка станет девушкой опять
Под сияньем огневой чигирь-звезды”.

“На вечор приди, родная – вот те плот –
Крикнул воин – через мель топу прощить”.
Знамо вышло, но судьба – что дышло в рот,
Подстрелили есаула из пращи.

Положил казак зазнобу на тулуп
И заснул, сгребя зашрапленный живот.
И лишь ветер денщиком огладил труп:
“Ничего, мой юный барин, всё пройдет”.