Ох, и самус napoleon camus

                «Обидели юродивого, отняли
                копеечку, прикажи их зарезать...»
                (Опера «Борис Годунов»)

Свистать наверх, коллапс, сирена,
Зарезать и предать огню.
Многоходовки результат, размена,
Вдребезги разбит Napoleon Camus.
Не полководец, а простой трудяга,
В лихие годы помогавший жить.
Янтарный золотистый цвет варяга,
Призванного жажду утолить.
Не знаний, а духовного начала,
Мятущихся в смятении народных масс.
Ищущих столетия причала,
Вдали от оживлённых трасс.
От вымощенной камнем столбовой дороги,
От автобанов скоростных, развязок и шоссе.
Вслепую натыкаясь на пороги,
Не жалея о пробитом колесе.
В зловонной, по колено, утопая жиже,
Прокладывая свой, особый путь.
О сомнительном не думая престиже,
Высшую понять, пытаясь, суть.
Случалось, что враги, измена,
В попытке наглой опрокинуть плот,
Нанизывали на крюки безмена,
Запреты осмысления болот.
Мол, трясину водкой не осушишь,
Стаканом, пусть гранёным, не испить,
На одной шестой просторах суши,
Продукта производство надо сократить.
Место, хоть не свято, пусто не бывает,
Если дали где-то слабину.
И вновь Наполеон одолевает,
Непокорившуюся недругам страну.
Самусом в народе назывался,
Пришедший из французской стороны,
Коньяк Camus. Но не сдавался,
Осознавший силу глубины,
Величия, невиданной отваги,
Непоколебимой веры человек.
Восполнявший недостаток влаги,
Настойкой, без рецепта, из аптек.
Ноктюрн, игравший на Royal’е,
Разбавляя амареточный ликёр.
Как весело и от души гуляли!
Бросая в догорающий костёр,
Дрова надежды, мусор странствий,
На газетке лживой развернув,
Плавленый сырок, на закусь, кильки в масле.
Включив по полной праздника турбонаддув.
Прошло с тех пор годов изрядно,
В стеклотаре поглощенного, не сосчитать.
Всё так же необъятно непроглядна,
Первопроходцами проложенная гать.
Жизнь бьёт ключом, одно смущает,
Вдребезги разбитый артефакт.
Юродивый испуганно взирает...
Отняли копеечку... Антракт...