никаких печальных итогов

я б рисовала твои глаза,
руки от скуки, брови и скулы,
нарисовала б размах плеча,
но, знаешь, больше нельзя.

она уйдет от писателя к музыканту,
потому что он четко слышит все ритмы,
потому что ему несложно дополнить
то, что написано - стихи - так и спеть бы.

я бы спела все твои песни,
подпевала б тебе толпа,
слова у предсердия,
но не в самое сердце,
не кругом моя голова.
поэтому больше не вместе,
с тобой не сойти с ума,
а для поэта оставаться на месте,
знаешь,
вовсе не здорово.

она уйдет от музыканта к поэту,
ведь слиты едино и ямб, и харизма,
но слишком вольны становятся рифмы,
а по содержанию  - всё мимо, бессмысленно.

она уйдет от поэта к редактору,
тот будет чинить за строчкою строчку,
переиначивать, перерезать
и поставит жирную точку.

а от редактора, для экзотики,
не говорящему по-английски,
к шведу, иначе - интуристу,
непритязательному, открытому,
но  не к стихам и всякой поэзии,
а к исполнению новых гамм,
и не на piano под названием "элегия",
а в постели прекрасных дам.

она уйдет от одного к другому,
завершая одно, кутаясь в шарф,
напишет про них по полстрочки,
и, знаешь, ей ни о чем не жаль.

-

у поребрика, возле дома, рассыпаны апельсины,
она, наклонившись, соберет их в корзину:
"растяпа - опять всё мимо!",
над ухом своим услышит лишь:
"вам помочь? меня зовут Фима,
я шел домой, из своей мастерской,
смотрю - дело-то поправимо.
а вас как зовут? не расслышал немного".
меня? да просто - Арина.

-

она нарисует словами его предплечья,
увенчанные следами ожогов,
полученными, когда он был подмастерьем,
пока никаких печальных итогов.