Молчание

Молчание
Юрий Радзиковицкий
И лишь молчание понятно говорит… /В. Жуковский/

                Высшим выражением счастья
                или несчастья является чаще
                всего безмолвие.
                А.Чехов
                Молчание всегда наполнено
                словами.      
                М. Павич
                Речь – удел человека; молчание – 
                удел Бога…
                Т. Карлайл               
Преодолев молчание, что длилось  девять  месяц в немоте, мы с криком входим в этот мир. И через многие годы  уходим в молчание,  бесконечное, до скончания веков. «И на устах его печать». 
Однако можно согрешить против истины, если не сказать, что молчание всё же сопровождает человека по жизни.  При этом у неё  обнаруживаются достаточно разные модальности. То она признак того, что  робеет  человек в  проявлении себя,  в обозначении своей позиции. То некая тайна сковывает его уста.  То немеет он пред ликом дивной красоты или пред явлением высокого духовного  идеала.  То довлеет  над ним жестокий и властный запрет на свободное слово и мысль. То некая отрешённость и безразличие сковывает его уста. То не находит  он нужных слов, тех слов, что были бы адекватны его мыслям и чувствам. «Бедна у мира слова мастерская. Где нужное взять?» То возникает у него потребность уйти в себя,  в свои долгие и трудные размышления о себе и о мире, в котором длится череда его дней.
 Лики молчания то тут, то там глядят нас со страниц поэтических сборников, ведя с нами метафизический диалог. Вот Эдгар По размышляет о двойственном молчании.
Есть двойственное и цельное молчание,
Души и тела, суши и воды.
И хочется продолжить: души и моря, души  и неба, души и  глади речной, души и сельского простора, души и горных высей, души и солнечного заката, души и лунного следа по водной глади, души и  мерцающей вязи городских огней  в ночной дали.
И далее поэт утверждает, что это есть «молчание жизни, неотвратимое». Молчание созерцания, постижения тайны, разлитой в природе, в наблюдаемом мире. Молчание, вдохновляющее на высокий полёт духа или  приводящее к  горестному осознанию предельности человеческой жизни. И вечернее молчание одиночества.
В этом плане  совершенно ясны призывы музы Вячеслава Иванова.
Откроем души голосам
Неизречённого молчанья! 
И там же
Души глубоким небесам
Порыв доверим безглагольный.
Именно в таком молчаливом   устремлении в небеса открылось Канту  «звёздное небо над головой», как  божественный духовный  императив.
  В русской поэзии лики таких «безглагольных порывов» представляют собой весьма впечатляющую галерею. Их образы теснятся, множатся, манят и приводят  ум в некоторое смятение и  даже оторопь. Его будоражит парадокс: среди  столь великого многообразия жизненных явлений и проявлений человеческой натуры поэт  почему-то останавливает  своё внимание на молчании, которое по сути своей совершенно несодержательно, неинформативно, безыскусно и  отчуждённо. В нём, в молчании, кажется, нет ничего для поэтического вдохновения или для полёта чувственной фантазии.
И здесь стоит вспомнить странное стихотворение  швейцарского поэта     О. Гомрингера, которое он опубликовал в 1953 году.

молчание молчание молчание
молчание молчание молчание
молчание                молчание
молчание молчание молчание
молчание молчание молчание
 
Оно интересно тем, что в нём предпринята попытка передать «пустоту» молчания, его обессмысленность. Произнося вслух или про себя одно и тоже слово «молчание» и создавая  при этом какие-то для себя мыслительные образы, читатель вдруг наталкивается на зияние, не создающее для него никаких смыслов – и возникает молчание. Только последующее  усилие позволит ему вырваться из этого обморока сознания, чтобы перейти к следующему слову и вновь обрести смысл. Здесь можно предположить,  что молчание возникает тогда, когда не понимаются, не создаются и не транслируются смыслы. И библейская история  в этом случае может быть интерпретирована следующим образом. 
Природа-мать! – да ты ещё девчонкой
Была, когда в начале всех начал
Всевышний, призадумавшись о чём-то
На все четыре стороны молчал.                /М. Цветков/
До Бога не было смыслов, было извечное молчание, и, создав слово, Он вдохнул в него смыслы. Ему нужно было слово как местодержатель Его откровений, Его смыслов. Три создания Его - Слово, Человек, Иисус – и есть парадигмы  этого воплощения Его смыслов. Абсолютное  молчание, пустота, – конец этой парадигмы, её исход, или метафизическая смерть.  Земное молчание – молчит словом, молчит смыслом, молчит образом. Поэтому, возвращаясь к «безглагольным порывам» в русской поэзии, лучше всего начать с метафизического дискурса  молчания в ней. Именно он является адресатом В. Иванова, русского поэта-символиста.
Прильнув к божественным весам
В их час всемирного качанья,
Откроем души голосам
Неизреченного молчанья!
О, соизбранница венчанья,
Доверим крылья небесам!
В молчании небес, как и Кант, русская поэзия находила свои откровения.
И вслед за тютчевской «колесницей мироздания»  она устремлялась «в святилище небес» в поисках откровений для своей музы.

Есть некий час, в ночи, всемирного молчанья,
И в оный час явлений и чудес
Живая колесница мирозданья
Открыто катится в святилище небес.

 Страстным рефреном к этим строкам звучит призыв В. Иванова:

Откроем души голосам
Неизречённого молчанья!
……………………………
О, предадим порыв безвольный
Души безмолвным небесам!

Что выспрашивают, что хотят понять в молчании небес те, кому подвластна магия поэтического слова?
Может быть, обретения гармонии, о которой помышляет лирический персонаж Д. Мережковского?

О, небо, дай мне быть прекрасным,
К земле сходящим с высоты,
И лучезарным, и бесстрастным,
И всеобъемлющим, как ты.
Или  ночная тишь, она же молчание, вкупе со звёздным небом открывает дорогу к обретению высшего смысла, к обретению всеобщности Бога?
Везде я чувствую, везде
Тебя, Господь, – в ночной тиши,
И в отдаленнейшей звезде,
И в глубине моей души.
Я Бога жаждал – и не знал;
Ещё не верил, но, любя,
Пока рассудком отрицал, –
Я сердцем чувствовал Тебя.
И Ты открылся мне: Ты – мир.
Ты – всё.                /Д. Мережковский/
И мнится  другому поэту, что «молчание неба над нами» есть «горящий безмолвием стих».
Не стих а поэма, о том, что лазурность
Всё видит, всё знает, всегда глубина,
И молча твердит нам: «Безбурность. Безбурность.
Я лучше, чем буря. Я счастия сна».                /Бальмонт/.

Там же, в молчащих  горних высях,   одиночество пытается распознать своё будущее:               
Я жду призыва, ищу ответа,
Немеет небо, земля в молчаньи,
За желтой нивой - далёко где-то -
На миг проснулось мое воззванье.
                Из отголосков далёкой речи,
                С ночного неба, с полей дремотных,
                Всё мнятся тайны грядущей встречи,
                Свиданий ясных, но мимолётных.
Я жду - и трепет объемлет новый.
Всё ярче небо, молчанье глуше...             / Блок/
Но жизнь мало места оставляет для сладостных надежд.  В онемевшее время под небесами длится в тяжкой юдоли жизнь человеческая:
Онемело время… В мире вновь легла
Поздняя ночная тишь и полумгла…
             Искрились пустынно звёзды в тишине,
             И пустынно сердце плакало во мне…    /Балтрушайтис/

На протяжении долгого времени создавалось мозаичное поэтическое полотно, передающее трагическую картину мира человеческого бытийствования, находящегося во власти вседавлеющего молчания.  Вот лишь малый фрагмент его.

«Немеет небо, земля в молчаньи» /Блок/.
 «Онемело время» /Балтрушайтис/.
«Душа молчит» /Блок/.
 «Молчание стоит, подобно зною» /Инбер/.
 «Молчание. Недвижность. Темнота. На зов души как пустота ответит!»
 /Бальмонт/.
 «Весь мир одно молчание полночное, армады звёзд и мёртвая вода: предвечное, могильное, грозящее созвездиями небо» /Бунин/.
«Быть паузой – тяжкая мука» / Шехман/.
 «Молчанием загажен, безмолвен Космос» /Цветков/.
  «Деревья так сумрачно-странно-безмолвны, И сердцу так грустно…»
 / Брюсов/.
 «И обессиленно безмолвствует искусство» /Жуковский/.

Эта удручающая картина атомарности общества, одиночества личности в социальных стратах, нахождения её  вне жизненно важных коммуникационных опосредствований – и есть та дань, которую обильно собирает молчание. Атмосферу этого  драматического состояния весьма личностно прочувствовал И. Бродский.

Душа моя безмолвствует внутри,
     безмолвствует смятение в умах,
     душа моя безмолвствует впотьмах,
     безмолвствует за окнами январь,
     безмолвствует на стенке календарь,
     безмолвствует во мраке снегопад,
     неслыханно безмолвствует распад,
     в затылке нарастает перезвон,
     безмолвствует окно и телефон,
     безмолвствует душа моя, и рот
     немотствует, безмолвствует народ,
     неслыханно безмолвствует зима,
     от жизни и от смерти без ума.
                В молчании я слышу голоса.
                Безмолвствуют святые небеса,
                над родиной свисая свысока.
                Юродствует земля без языка.

Конечно, весьма органично вплетаются в это переплетение состояний поэта строки из песни Б. Гребенщикова.

Я родился сегодня утром,
Ещё до первого света зари.
Молчание у меня снаружи,
Молчание у меня внутри,
Я кланяюсь гаснущим звездам,
Кланяюсь свету луны,
Но внутри у меня никому неслышный звук,
Поднимающийся из глубины.
Этот неслышный ещё звук мог бы превратиться потом в песню, в стих, в признание в любви. В крик протеста. Но  В. Цой  весьма определённо обозначает точку  в конце этого движения.

В тамбуре холодно, и в то же время как-то тепло,
В тамбуре накурено, и в то же время как-то свежо.
Почему я молчу, почему не кричу? Молчу.

 На вопрос о причинах возникновения молчания в обществе, вынужденного молчания,  поэты дали исчерпывающий ответ.

Молчу
молчи
Молчу
молчи
Чутьём чутьём
Течём течём
Я думал мы о чём молчим
А мы молчали
Вот о чём.                /В.Некрасов/
О молчании адептов новой веры, христианских мучеников всёх времён.
Молчи
Молчание
Христиане
Их пытали
Они молчали -
Отрекись
Они молчали
Хрустели кости
Молчание
Ибо
Молчание
Либо
Вырвали язык из гортани!
Остался человек
И небо -
Молчание
Какая радость
Какое страшное звучание -
Молчание                /Сапгир/

О молчании вынужденного творческого  забвения «под гнётом власти роковой» в обстоятельствах  буден советской страны.
...А я молчу - я тридцать лет молчу.
Молчание арктическими льдами
Стоит вокруг бессчётными ночами,
Оно идет гасить мою свечу.
Так мёртвые молчат, но то понятно
И менее ужасно...
Моё молчанье слышится повсюду.
…………………………………………………………..
… Оно всегда моё.
Оно почти мою сожрало душу,
Оно мою уродует судьбу.                /Ахматова/
 О молчании столиц, городов, поселений, впавших в состояние инфернального ужаса, оказавшись под пятой фашистского рейха во Второй мировой войне.
Травой дороги поросли.
Молчат бульвары и сады.
Молчат унылые дрозды.
Молчит Марго, бела, как мел,
Молчит Гюго, он онемел.
Не бьют часы. Застыл фонтан.
Стоит, не двинется туман.                /Эренбург/
О молчании подлости, приспособленчества, мимикрии в мире насилия и лжи, выживаемости вне нравственных норм.
И не веря ни сердцу, ни разуму,
Для надёжности спрятав глаза,
Сколько раз мы молчали по-разному,
Но не против, конечно, а за !
Где теперь крикуны и печальники ?
Отшумели и сгинули смолоду...
А молчальники вышли в начальники,
Потому что молчание – золото.
                Промолчи – попадешь в первачи !
                Промолчи, промолчи, промолчи ! 
………………………………………………………………               
Пусть другие кричат от отчаянья,
От обиды, от боли, от голода !
Мы - то знаем – доходней молчание.                /Галич/

О молчании обесцененного человека, некой малости в многомиллионной стране, где он лишь орудие и винтик в бездушной государственной машине, где  лозунг «человек - это звучит гордо» - лишь фарисейская уловка коммунистической партократии.

В невидимом зареве
из распылённой тоски
знаю ненужность как бедные знают одежду последнюю
и старую утварь
и знаю что эта ненужность
стране от меня и нужна
надежная как уговор утаённый:
молчанье как жизнь
да на всю мою жизнь
                Однако молчание – дань...                /Айги/

Однако неожиданная и безапелляционная декларация М. Цветаевой
позволяет взглянуть на феномен молчания в поэзии с иной стороны.
Рай – это где
Не говорят!

 Волнующие моменты молчания любви и есть явление подлинного рая для двух сердец. Как удивительно ёмко написал об этом состоянии Элюар.

Путь молчания
От моих ладоней к твоим глазам
И к твоим волосам.



И не менее проникновенные строки находим у М. Алигер, где молчание является неким итогом чувственной близости любящей пары, неким аккордом благостной радости  и истовой  надежды.

И впервые мы проснулись рядом
смутным утром будничного дня.
Синим-синим, тихим-тихим взглядом
ты глядел безмолвно на меня.
Есть минута счастья и печали,
и черты меж них не провести...
Именно об этом мы молчали
первым утром страдного пути.          
И в этом плане вполне понятен гимн молчанию, как определяющей свойственности любви.
Любовь – ты несловесна!
Тебя произнести – какое на земле –
Способно знание?
МОЛЧАНИЕ!
МОЛЧАНИЕ,
МОЛЧАНИЕ…            /Травнiкъ/
Странно было бы, если поэты не отрефлексировали бы роль понятия  «молчание» в собственно поэтической, цеховой, обусловловлённости.   Вот опыт такого действия поэтессы Е. Решетниковой.
Я слагаю слова в стихи для того,
чтобы всё смолкло.
Я делаю так, чтобы звучало лишь то,
что я говорю.
Я говорю так, чтобы было слышно
моё молчание.
Я молчу, потому что не знаю слов,
способных
действовать как касание, как удар,
способных
вызывать наслаждение или боль
одним звучанием.
Я говорю,
потому что хочу молчать.
Я хочу,
чтобы всё было понятно без слов.
Я думаю,
что поэзия – это молчание,
которое звучит,
когда последнее слово сказано.

 В этом её пространном манифесте о природе своего поэтического творчества видятся несколько разнокачественных состояний молчания.
 Молчание поэта. В нём с великой трудностью изыскиваются нужные слова. Их убедительность должна состоять в том, чтобы в момент их произнесения всё молчало.  Молчание аудитории,  им внимающей, погрузившейся вслух, в молчание внимания. Но и этого мало поэту. Молчание отдельного человека – вот что ему нужно  Ведь после чтения в таком молчании должно возникнут молчание в сознании отдельной личности, находящейся в ощущении послевкусия от смыслов и чувств услышанного стиха.  Если в этом молчании у него возникнут собственные чувства и переживания, индуктированные в какой-то мере услышанным, только тогда  явится миру поэзия.

Поэзия – это молчание,
которое звучит,
когда последнее слово сказано.

И место звучания этого молчания – душа и сердце поклонника поэта.
Отсюда и высокий уровень требовательности к поэтическому слову. В помощь в борьбе с «неверным»  словом может быть призвана библейская одухотворённость, как И. Бунина, где молчание и есть замена ничтожному слову.

Он повелел зажечь лампаду,
Иссечь на камне знак Креста —
И тихо положил преграду
На буйные мои уста.
            Так, господи! Ничтожным словом
            Не оскверню души моей.

   Очевидно близка к этим строкам страстная молитва  В. Брюсова о даровании молчания поэту.

Ангел благого молчания,
Властно уста загради
В час, когда силой страдания
Сердце трепещет в груди!
…………………………………
В тихих глубинах сознания
Светят святые огни!
Ангел благого молчания,
Душу от слов охрани!

 Убежденно вторит им З.Гиппиус,  понимая всю взрывную силу слов, неосторожных и пристрастных.

Сегодня ещё дымятся раны,
Никакие слова не нужны сегодня.
В часы неоправданного страданья
И нерешённой битвы
Нужно целомудрие молчанья.

Потребность в чистоте слова испытывал и О. Мандельштам.  Для него таким родником, как это не странным не показалось, тоже было молчание. Но особого рода молчание

Да обретут мои уста
Первоначальную немоту,
Как кристаллическую ноту,
Что от рождения чиста!
Первоначальная немота – это состояние только что рождённого мира, ребёнка, Афродиты из пены морской – невинности и красоты,  ещё не находящихся в путах правил и условностей житейского опыта.
Ужель потребность в молчании столь всеобъемлюща? Однако нет. Отрезвляющим диссонансом звучит вывод М. Шехтмана.

Я себя утешаю: молчание необходимо!
Ведь недаром прекрасно немое отчаянье мима,
И затишье заката, и ночь, где ни ветра, ни звука.
Ах, не верьте, не верьте! Быть паузой – тяжкая мука.
И что мудрость в молчанье – вы этому тоже не верьте,
Потому что звучать – есть отличие жизни от смерти,
Потому что иначе идти невозможно по краю!
И тут же категорически возражает сетевой автор.
Слова, слова…ну, что им за цена.
всего и надо – пять минут молчания.
и обретёт вдруг немота звучание.
и многословна станет тишина…                /Лапшин/
Понятно, что противостояние молчания и звучащего слова не имеет своего предела. Оно будет длиться и длиться, порождая  всё новые поэтические образы и чувства.