Я шел по жизни, время не кляня...

Я шел по жизни, время не кляня,
Витал в мечтах и грезах, молод был,
Но грустный ритм ошеломил меня,
Печальный ритм меня заворожил.

С тихим шорохом падали листья,
Пожелтела, поблекла трава…
Я бродил по пустым тротуарам
И шептал, повторял те слова.

Вы – помните?

«Я брел по огромной аллее
Кипарисов. С моею душой.
Кипарисов. С Психеей, душой.
Было сердце мое горячее,
Чем лавы поток огневой…»

Вы – помните.

И под небом печальным и серым
Строки брызжут, как горечь невзгод:
«Был октябрь, одинокий без меры,
Был незабываемый год.
(Всех годов истребительней год!)»

Я бродил, дни и ночи теряя,
Повторяя сквозь уличный шум:
«Так дошли мы до самого края.
Видим: склеп, молчалив и угрюм.
Вход в него молчалив и угрюм».

С той поры прошло немало дней,
Но мелодией печальной занят ум.
Я грущу, я думаю о ней,
О лежащей в склепе Улялюм.

Вы – помните?

«Что за надпись, сестра дорогая,
Здесь, на склепе?» – спросил я, угрюм.
Та в ответ: «Улялюм… Улялюм…
Вот могила твоей Улялюм».

Вы – помните.

И строки эти похоронным звоном
Плывут в душе, вздыхая обреченно.
Я сросся с ними, полон мрачных дум,
Я там навек – у склепа Улялюм…
1980