Считывая свитки стен...

     И всё-таки Дом был еще живой, и помнил её - таким  теплом пахнуло сразу, та- ким знакомым, своим  духом, который не выветрили ни годы, ни люди, так и не став- шие родными, а потому и сторговавшиеся с судьбой и разбазарившие всё, что создали Дедушка и Бабушка, что должно было остаться общим достоянием Рода, неделимой свя- тыней... Люська ни с кем не выясняла отношений, ничего не  доказывала, ничего не оспаривала - просто хотела проститься, хотела еще раз уснуть среди этих стен и, может быть, увидеть вещий сон. Мозг её постоянно был занят, словно, писал отрыв- ки летописи, словно, собирал и склеивал разбросанные листы - хаотично, без жела- ния восстанавливать хронологию, всё в кучу, и  свою набитую до отказа голову она несла, как эквилибристка по канату над пропастью, не расплёскивая ни капли воспо- минаний.

                * * *
      Наверху громыхали соседи - вечный бич городских людских муравейников-чело- вейников. И здесь над тобой - чужие, наглые. Нет, здесь особые враждебные сущнос- ти - то самое "сэлО", отвоевавшее город, те самые что ни на есть классовые враги, те самые неистребимые "бандэры", которые медленно и верно сводят  счёты с "бывши- ми", ибо в очередной раз, как в кино, власть на Украине постоянно меняется. Эти - "щирые западэнцы" въехали после Клавдии Константиновны - чудной Клавочки,  так неудачно  вышедшей повторно  замуж после многолетнего вдовства. По иронии судьбы её новый избранник носил фамилию Власов,что сразу  резануло слух еще  живого тог- да Дедушки, для него эта  фамилия была палящей - Дед воевал во  2 Ударной Армии, на которой осталось власовское  клеймо. И новоявленный Власов, к несчастью, быст- ро оправдал  фамилию - он обижал свою  жену, даже позволял рукоприкладство, а после развода разделил жильё, доставшееся Клавочке от первого мужа,не чаявшего  в ней души и занимавшего когда-то  очень высокий пост на Волыни.
     И Люська всё еще  видела в воображении ту квартиру наверху, словно залетев к соседям на огромный балкон-террасу с толстыми  фигурными  балясинами. Туда она частенько раньше  захаживала  в гости, там  раскачивалась в кресле-качалке.
     - Вот вырасту... И  у меня будет такое  же кресло-качалка, и я так же буду засыпать в нем под открытым звёздным небом,  и у меня будет  оранжерея...-
     - Люсенька, садись есть борщ!- пригласила Клавдия Константиновна в прохладу огромной столовой, обставленной с неимоверно изысканным вкусом, где всё напомина- ло обстановку империи, вся старая дорогая мебель торжественно зазывала скорее на  банкет, и борщ, к сожалению, не соответствовал настроениям маленькой мечтательни- цы - она не  была голодной, а вот поболтать задушевно с красавицей соседкой, вы- пить чая из роскошной сервизной чашки, угоститься  дорогими конфетами была бы ра-  да. А тут - банальный борщ, увы, такое приземление для избалованного вниманием ребёнка!
    - Спасибо, Клавдия Константиновна... Но я борщ не люблю... И я - сыта...-
    - Неужели? Странно... У вас так  часто готовят борщ... И такой вкусный...-
    - Но я его не люблю... И, когда у нас борщ, я прячусь под столом и накрываюсь крышками и сковородками...-
    Вымолвила этот бред  девочка, и забыла о своих фантазиях, распрощавшись и упорхнув на улицу гулять.Но через несколько дней, когда на обед дома в очередной раз подавали борщ, Дедушка остановил расторопную внучку.
    - А ты, Людмила, полезай под стол - интересно мне  будет посмотреть, как ты окапываешься среди крышек и сковородок. Могу выдать вспомогательные подручные
средства... Жаль, не соорудишь для себя ДОТ, а то можешь и в подвал спускаться - уж там, как  в бункере, от любой неприятности можно основательно укрыться! Может, за сараем  выроешь ячейку? Это, когда до окопов, каждый боец отдельно для себя копал.Неудобное укрытие, но для таких фантазёрок - в самый раз - никто мешать не будет и отступать - некуда...-
    - За-чем?- медленно, на распев тихим ангельским голосочком  пролепетала Люся, еще не веря в то, что её разговор с Клавдией Константиновной стал достоянием третьего лица. Бабушка тоже не скрывала своего удивления. Но Дедушка всем своим видом демонстрировал  недовольство.
     - Как зачем? Это ведь твоё любимое убежище от борща! Я и не предполагал,что
моя внучка - такая врунья. Так что, давай, рядовой Люсевич, занимай линию оборо- ны!-
    - Ты что, Дедушка! Я - совсем и не врунья... Это просто такие фантазии  меня сами одолевают... Само так выпалило что-то из меня... А под столом, я, на самом  деле, очень люблю прятаться - за клеёнкой всё скрыто, и там, как  в шалаше, места много... И борщ у Клавдии Константиновны не вкусный, а конфеты и пирожные - заме- чательные...Сам учил не обижать хозяйку - вот я сказала, что первое придумалось.-
   Когда Дедушка сердился, становилось сразу очень неуютно, и поэтому внучка спе-
шила неумело оправдаться и любой ценой побыстрее помириться, пока оставался хоть
малейший шанс перевести всё в неудачную безобидную шутку.
    - Ну, Дедушка, любимый и хороший! Я не вру. Я тебе честно говорю, как есть,
разве такое враньё бывает, если вот так всё честно, от души? Пожалуйста, роднень- кий, не сердись.. -
     Дедушка молчал. На столе отсутствовала одна тарелка, и Люсе больше ничего не
оставалось, как просто покинуть кухню и отправиться придаваться своим фантазиям в
дальней комнате. Она почувствовала себя в полной изоляции, моментально внутри за-
клокотал протест.
     - Ну и ладно, ну и пусть! Меня не кормят... Хо-ро-шо... Меня еще будут упра-
шивать, а я не буду. Не буду! И пусть я умру с голоду! Так мне и надо! И пусть
они поймут, что погубили ребёнка. Ага, потом еще плакать будут, на кого я их по-
кинула. А я тоже буду молчать. И не встану из гроба! Буду лежать... нюхать цветы.
А они пусть плачут, узнают, как это обидно!-
    На смену торжеству нарождающегося порока к девчонке пробивалась совесть.
     - И зачем я соврала Клавочке? Что, тяжело было съесть этот несчастный борщ?
Посидели бы, поболтали... А там бы и до конфет очередь... Не нужны мне конфеты!
Эх! Я опозорила своих родителей...Я не воспитанный ребёнок!Зачем я придумала та-
кую чепуху? Я - плохая внучка! Теперь Клавдия Константиновна будет считать меня
брехлОм!-
     Люська с неимоверной скоростью переполнялась то самобичеванием, то обидой,
то детскими протестами, то жалостью.
     - Эх, Клавдия Константиновна! Предательница! Ишь ты... КККллла-ввоч-кка!За-
чем она передаёт наши разговоры другим? Разве это красиво? Сами говорили, что так
нельзя! Всё! К ней в гости ходить не буду, разговаривать - не буду... Ничего не буду... И главное - петь - не буду! Ни-ког-да!И пусть не просят. Обойдусь и без
подарков! Живут же другие дети...-
     Вскоре послышалось знакомое любимое шарканье - Дедушка ходил в самодельных тапках, которые вырезал из старых валенок. Он специально делал нажимы при каждом шаге, натирая паркет, и это очень нравилось внукам, они тоже по очереди влазили в
эти чудо-тапки-схороходы, играя в конькобежцев, носясь  по скользкому паркетному
полу раздольных анфиладных проходных комнат. Распахнулись двустворчатые двери, и
на пороге появился всё еще хмурый Дедушка - он решил держаться до конца молчали- вым и недовольным.
     - Дееедушка! Давай мириться... Давай, пожмём другу руки... и в дальний путь
на  долгие года...-
     Очевидно, если бы внучка с пафосом не использовала слова песни, старый доб- ряк, конечно, тут же отозвался бы, но Люська переусердствовала, использовав все шутки-прибаутки, не закрывая рта, тарахтела заученные тексты, которые отлетали, как горох от стены. Много шума из ничего - не тот случай, когда пустая говорильня была уместной. Дед был стойким воякой - не сдавался. Ему на Ленинградском фронте столько приходилось не на белом коне красоваться и выжидать, а на брюхе часами, днями, сутками вмерзать в снег при жутких холодах и ветродувах, когда обморожен- ные курсантики-новобранцы уже не поднялись в атаку, идти вперёд и вести в бой солдат,которые верили, что командир  заговорённый, и с ним прорвёшься, ему ника- кой обстрел нипочём! А тут - не пули, а жужжанье неугомонной внучки-тарахтелки, эту атаку он выдержит и отразит блестяще!
     - Дедушка! Разве можно так обращаться с ребёнком?- она, явно, с нескрываемым
наслаждением цитировала Бабушку.- Это ведь совсем не педагогично! Вот Ушинский и
Макаренко вели бы себя иначе.-
     Странно, доводы не помогали, девчонка израсходовала все знакомые ей чужие
мысли и бойкие красивые слова, а Дед хранил своё знаменитое могучее молчание, не
обращая никакого внимания на гарцующую вокруг Люську, уже изрядно уставшую.В кон-
це концов он чётко уловил момент, когда внучка была готова залиться слезами Не-смеяны, и стал разыгрывать финал, направляя беседу в нужное русло, убедительно
прикидываясь глухим.
     - А? Что? Ты что-то говорила, внучка? У меня ну просто беда какая-то с ушами
Я разве тебе не рассказывал, в воздухе образуются такие частички,которые скапли- ваются в ушах, если вокруг витает  ложь и враньё.Это похоже на туман на улице... Вот так и забиваются уши... И глохнешь... Особенно, если лгут близкие люди. Как
магнитом, моё ухо  всё твоё вранье притянуло. Словно пробками заткнули... Я ведь старый, за мою  долгую жизнь такого наслушаться пришлось! Не мудрено и оглохнуть.  Теперь тебе нужно думать, прежде, чем сочинять небылицы свои, если в очередной
раз приврать захочется!.. А пока, Люсёныш,давай-ка поспим, отдохнём, во сне что-то интересное посмотрим. Что там за киношка новая на студии "Люсь-фильм"? -
     Дедушка наклонился поцеловать внучку, развернул её к стеночке, укутал тёплым одеялом в шелестящем накрахмаленном белом пододеяльнике с красивой вышивкой рише- лье. Эти белые узорчатые наволочки, простыни с прОшвами, эти роскошные цветы на тонких сетках вышивки, эти островочки листиков и бутонов, над которыми когда-то
потрудились старательные талантливые белошвейки, навсегда стали символами любимо- го луцкого дома, где обитало настоящее одухотворённое люсиновское счастье! Лёжа в
постели, внучка и не собиралась спать,она, жалея оглохшего Дедушку, раздумывала, как и чем его вылечить.
     - Вот накручу на  спички ватки и почищу всем ушки... Нужно еще в аптеке ку-
пить капли... Ах, вот что это в ушах такое противное? Говорила ведь Бабушка про горькую правду, сладкую ложь... А враньё какое на вкус? Говорили, сера в ушах? Сера насЕранная? Ффу! Как какашки? Ффе... Понятно теперь: это всё от неправды не- видимой, которая вокруг витает... Значит, мне лучше и себе уши затыкать. А может быть, в косыночке? Буду, как Алёнушка, на шоколадке... Мне ведь такой красивый платок подарили! Не хочу  оглохнуть. Как же я петь тогда буду? -
     С раннего детства Люська  была убеждена, что тихий час в детском саду или
дневной сон дома устраивается совсем не для детского здоровья,а для отдыха взрос-
лым. Девочка крайне редко спала и отдыхала в светлое время, напротив, это было время неимоверных баталий внутри - она так разгуливалась в воображении, что после такого сна поднималась уставшей от своих подвигов. Для нее полезней бы было бе- гать, плавать, играть в саду, на природе, а не грузить свой мозг фантазиями, не давая отдохнуть голове, переворачиваясь с боку на бок и тяжко вздыхая в бессмыс- ленном  дневном заточении среди накрахмаленных ароматных облаков постельного бе- лья. Но взрослые были неумолимы - именно в Луцке, когда так кропотливо поправляли слабенькое здоровье девочки, у которой был целый букет болезней, как говаривала Бабушка. Именно потому Люсю оставляли дома, в то время, как старший брат больше обитал в садике или гостях.Так как с некоторых пор  детивсё больше хулиганили и ссорились, их пытались уже брать порознь, всё чаще поговаривая о дурном влиянии мальчиков на девочку, таким образом Люська всё больше погружалась в свои глубины, в свою Люси-иньскую впадину на своей планете Люсинда - такое название придумали с Папой, и Люська всё больше и больше уверовала в эту звезду, поощряя свои неисчис- лимые мечты и фантазии. Когда она укладывалась в постель, когда движения были ог- раничены или скованы,вся активность перетекала в верхнюю часть её существа, и она планировала и проживала в мыслях то, что пыталась реализовать без промедления,как только заточение заканчивалось, чтобы очередной  сценарий с поправкой на действи- тельность после  тихого часа не забылся. Люська, встав на стул, извлекла с верх- ней полки шифоньера белую наволочку, и красным химическим карандашом, которым Ба- бушка исправляла ошибки в работах заочниц-студенток, намазюкала на ней огромный красный крест, заодно и раскрасив свои губы и язык, не понимая, что смыть это будет проблематично. Но девчонка старательно слюнявила грифель, пачкая и пальцы, и подбородок, преображаясь в чумазое посмешище. В одной наволочке она сделала вы- рез для головы и дырки для рук, тут же натянув этот новоиспеченный халат,подвяза- лась бинтом вместо пояса. Вторая наволочка с красным крестом была мастерски на-хлобучена на голову. Медицинские кресты были невообразимо кривыми, так как с ран-него  детства девочка не славилась ровными линиями и всё делала криво, особенно, если подрезать челку, как сказочная лиса делила сыр, так и Люська ровняла то сле- ва направо, то справа налево, пока не доходила  до самых корней волос, и испра- вить люсиновский ландшафт уже никто не мог! Неизбежное косо-криво получалось во всём.
     Раздобыв поднос, юная санитарка уложила на него бинт, вату, самодельные шпа- тели, йод, зелёнку, нашатырный спирт, какие-то таблетки, извлечённые из бабушки-
ной аптечки, которая занимала несколько выдвижных ящиков в письменном  столе. Письменный стол - "СтолЕлюс" - после  любимого "ШкАфикуса" был вторым закадычным дружком любопытной девчонки - там у Бабушки хранился так называемый дидактический материал: неисчислимые залежи открыток и диафильмы, которые Люська любила пере- сматривать, расположившись под аркой книжного стола между двумя тумбами,где в три этажа расположились эти ящики-сундуки её Сказочного Королевства, без боя занимае- мого девочкой в отсутствие взрослых. Насмотревшись, намечтавшись, свои набеги на Бабушкин клад внучка всегда завершала нюханьем пузырьков с валерьянкой, корвало- лом, всевозможными каплями и главное - нашатырным спиртом, так безотказно  вдох- новлявшим её на пение! По телу Люськи тут же выступала гусиная кожа, девчонка икала, ей было сначала не по себе на какое-то мгновенье, ударяло в нос, из глаз текли слёзы - те самые, ради которых она и нюхала нашатырный спирт,входя в траги- ческий образ, без чего она не мыслила исполнение своих так называемых песен. По-
добное состояние всегда настраивало её то на героический лад, то на лирические излияния. Она подходила к  трельяжу, где по центру возвышалось огромное главное Зеркало, по бокам которого были меньшего размера  подвижные створчатые зеркала,
передвигая которые можно было любоваться  своими изображениями,вихляниями с раз- ных ракурсов. Ей нравились увлажнённые глаза, это вселяло уверенность, что пение,
как подчёркивал всегда Папа, должно быть с душой, и слёзы - тому подтверждение! Она складывала две пухлые ручки замком и тянулась вперёд - к воображаемым зрите- лям. Иногда ей помогали различные предметы, хоть отдаленно, но напоминающие мик- рофон, который был нужен при исполнении веселых песен. А вот песни собственного сочинения - всегда трагические, и только с заламыванием рук и вытягиванием  шеи. Она пела свою нескончаемую, каждодневно обновляемую французскую песню о любви, с грандиозным вдохновением пародируя известных певцов, правильно передавая звуки "н" и "р", вызывая восторг у взрослых, которые зачастую с большим  трудом сдержи- вали смех от абракадабры, но неизменно удивлялись музыкальным фантазиям ребёнка. Люська знала перевод только одного слова, потому её "ля мур!"на все лады, с раз- ными выражениями лица, пристёгивался в конце каждой строки. Набор звуков сочинял- ся на ходу и уплывал с чистым тоненьким голоском по течению красивых мелодий.
     - Тут тви жжЮ. Пэ ви лю. Зи ту тва. Прэ но ля.... Ля муррр...Ля муррр.... Ля мур...-
     Высоким чистым звонким голосом девочка вырисовывала чувства зрелой женщины, переходя на низкие грудные звуки с каждым многострадальным ля-муррром! Она протя- гивала руки к мнимому возлюбленному, закатывала глаза, резко сгребала сама себя   в охапку, смешно обхватывая свои плечи, хотя длины рук явно не хватало на страст- ные объятия, и это подкреплялось для убедительности  громкими шлепками детских ладошек в области сердца, после чего она комично обхватывала с таким же яростным шлепком свою возбужденную голову или впивалась одной рукой в волосы, а второй, неимоверно растопырив пальцы, вывинчивала лоб из своего черепа, при этом размазы- вая приплюснутый нос так, что, казалось, только подоспевший  очередной "ля муррр" спасал голову от продырявливания этой страстной вездесущей рукой, стремящейся на- сквозь пропороть всё в поисках истины и выхода из несчастливой любви!
    - Лю ли ву. Фрэ жжя ммэ. Тги ки со. Пле су сэ. Ля муррр. Ля муррр... Ля муррр.-
    И она, вся размазанная, сползала вдоль стены, устраивая убедительные рыдания, переходящие в пограничные охи-вздохи и  постанывания, услышанные в кино, когда взрослые собирались после покупки первого телевизора в соседней комнате и были убеждены, что дети спят...

    И так, вырядившись санитарочкой, нанюхавшись из всех пузырёчков, исполнив свою новую песню, маленькая Люля отправилась с подносом на кухню, где в очередной раз, сидя за огромным обеденным столом, Анна Ивановна-Анечка снова молила снисхо- дительно улыбавшегося Андрюшу вернуть ход, доказывая,что это в последний раз, и впредь она будет  думать, прежде, чем браться за шахматную фигуру.
    - Сейчас я буду вас, мои дорогие, лечить, сейчас я буду прочищать вам ушки!-
И Люся  аккуратно полезла ваткой, накрученной на спичку,в ухо изумлённому, оторо- певшему Дедушке.
    - Вот... сколько вранья скопилось в твоих ушках, бедненький ты мой! Ох, как насерено, насерено. Смотри, Дедушка, сколько серы - ватка такая коричневая. Сей- час ты снова будешь хорошо  слышать, и ушки твои не будут болеть.-
    Дедушка не находил нужных слов, а Бабушка и вовсе ничего не понимала и вопро- сительно смотрела то на внучку, то на мужа.
    - А теперь твоя очередь, Бабушка! У тебя тоже враньё в ушах застряло, и как ты будешь принимать экзамены у своих студентов, если ты не будешь слышать, что они тебе говорят?-
    Внучка мигом обежала вокруг стола, примостившись у окна рядом с бабушкиным
стулом, и начала лечить, преодолевая сопротивление возмущенной Бабушки.
     - Мне ничего не нужно! Я сама почищу свои уши, у меня сейчас нет там серы!Я только вчера парилась. И что за дикость такая? "Насерено"- не применительно в случае наличия серы в ушах! Не употребляй вообще это вульгарное слово!-
     - Ничего ты, Бабушка, и не понимаешь! Это никакая и не сера даже, это такой туман в воздухе, который собирается при вранье вокруг нас и портит наш слух! И потому уши болят, и потому люди глохнут. Я спасу и вылечу вас!-
     Внучка настырно полезла в ухо Бабушке, не считаясь с протестом и возмущением
взрослых, которые уже были , явно, не в духе, чтобы подыгрывать девочке, что при хорошем настроении они делали охотно. Заодно про себя Люся отметила, что слово "вульгарное" нужно запомнить, так как по-украински "гарна"- красивая,хорошая, и девчонке очень захотелось стать вуль-"гарной" : уж больно заманчиво звучало, и своя детская трактовка прельщала и вдохновляла внести как запретный плод в список
личных таинственных понятий.
     - Повторяю, у меня чистые уши, я вчера принимала ванну.И вообще, в ухе есть барабанная перепонка, которую легко повредить. Ты еще маленькая, можешь нечаянно
не осторожно причинить боль и вред. Лучше перебинтуй мне руку, если тебе так хочется играть и казаться Айболитом.-
     Бабушка всегда помнила, что она педагог, терпения у нее было много, тон был спокойно-поучительный.
    - Но я совсем не хочу играть! Я хочу спасти вас от  глухоты!Я хочу вычистить из ваших ушей все мои фантазии, которые вы называете враньём, из-за которых  ог- лох по моей вине Дедушка! Я не хочу, чтобы и ты, Бабушка, стала глухой!-
    Внучка не на шутку разволновалась, она возражала  так искренне, с таким раскаянием о содеянном, всем своим видом показывая озадаченность и детский испуг
от возможных тягостных последствий своих невинных проделок.
     - Ну почему ты решила, что кто-то оглох или оглохнет? Дедушка, конечно, уже не молодой, но слышит он превосходно, может хоть завтра - в разведку!-
     Бабушка то настойчиво объясняла внучке, отстраняя ее от своего уха, то пере- говаривалась с мужем, вникая в суть, но , прежде, чем они обменялись мнениями и пришли к окончательному выводу,внучка уселась на свою маленькую зелёненькую табу- реточку и заплакала.
     - А я поверила... и испугалась...-



(  Произвольные переносы, разбивка слов на слоги и Текст будут отредактированы.)