Таланту Чехова. Климушка!

    Землемер Глеб Гаврилович Смирнов приехал на станцию «Гнилушки».
До усадьбы, куда он был вызван для межевания, проехать на лошадях ещё верст тридцать - сорок остаётся.
(Ежели возница не пьян и лошади не клячи, то и тридцати вёрст не будет,
а коли возница с мухой да кони наморены, то целых пятьдесят наберётся.)
    Скажите, пожалуйста, где я могу найти здесь почтовых лошадей? –
обратился землемер к станционному жандарму.
   Которых? Почтовых?
Тут за сто вёрст путевой собаки не сыщешь, а не то что почтовых... Да вам куда ехать-то самому? 
    В Девкино, в имение генерала Хохотова, лично к нему.   
    Что ж? - зевнул жандарм. - Ступайте за станцию, там на дворе иногда бывают мужики,
возят пассажиров.
   Землемер вздохнул и поплёлся за станцию. Неужели, - засомневался он, - возницу тут не найти?
Там, после долгих поисков, разговоров и колебаний, он нашел здоровеннейшего мужика -
угрюмого, рябого, одетого в рваную сермягу и лапти .
   Чёрт знает какая у тебя телега! - поморщился землемер, влезая в телегу. –
Не разберешь, где у неё перед, где зад... Садиться куда - назад?
    Что ж тут разбирать-то? Где лошадиный хвост, там перед, а где садится ваша милость, там зад...
   Лошадёнка была молодая, но тощая, с растопыренными ногами и покусанными оводами ушами.
Когда возница приподнялся и стегнул её верёвочным кнутом, она только замотала головой,
когда же он выбранился и стегнул её ещё раз,
то телега взвизгнула и задрожала, как в лихорадке. Аж - ой!
   После третьего удара телега покачнулась,
после же четвертого она тронулась с места, будто очнулась.
   Этак мы всю дорогу поедем? - спросил землемер, чувствуя сильную тряску
и удивляясь способности русских возниц соединять тихую, черепашью езду
с душу выворачивающей тряской, отдающейся в зубах, будто не на лошадь, а на тебя надели узду.
    До-о-едем! - успокоил возница. - Кобылка молодая, шустрая, вишь...
Дай ей только разбежаться, так потом и не остановишь...
Но-о-о, прокля...тая! Заснула, ишь!
   Когда телега выехала со станции, были сумерки, тишина вокруг - как в раю.
Направо от землемера тянулась тёмная, замёрзшая равнина, без конца и краю...
Поедешь по ней, так наверно заедешь к чёрту на кулички,
туда без особой нужды лучше не ехать зря.
На горизонте, где она исчезала и сливалась с небом, лениво догорала холодная осенняя заря...
    Налево от дороги в темнеющем воздухе высились какие-то бугры,
не то прошлогодние стоги, не то деревня - оттуда доносились звуки кузницы.
Что было впереди, землемер не видел,
ибо с этой стороны всё поле зрения застилала широкая, неуклюжая спина возницы.
   Было тихо, но холодно, морозно
И на душе  как-то тревожно.
   Какая, однако, здесь глушь! - думал землемер, стараясь прикрыть свои уши воротником от шинели. -
Ни кола ни двора. Не ровен час  нападут и ограбят, так никто и не узнает, хоть из пушек пали...
Да и возница ненадежный... Ишь, какая спинища!
Этакое дитя природы пальцем тронет, так душа вон!
И морда у него зверская, подозрительная, как у волчища. 
    Эй, милый, - спросил землемер, - как тебя зовут?
    Меня-то? Клим.
    Что, Клим, как у вас здесь? Не опасно? Не шалят, как мороз среди зим?
    Ничего, бог миловал... Кому ж шалить? Медведь-шатун зимой если, да и тот давно помер.
      Это хорошо, что не шалят... Но на всякий случай все-таки я взял с собой три револьвера, - соврал землемер.
А с револьвером, знаешь, шутки плохи. Никому не понравится.
С десятью разбойниками можно справиться...
   Стемнело.
Телега вдруг завизжала, задрожала,  заскрипела
и, словно нехотя, повернула налево.
    Куда же это он меня повёз? - подумал землемер. - Ехал всё прямо и вдруг налево.
Чего доброго, завезёт, подлец, в какую-нибудь трущобу и...
и... Бывают ведь случаи!
   Послушай, - обратился он к вознице. - Так ты говоришь, что здесь не опасно?
Это жаль... Я люблю с разбойниками драться... Боятся они меня страшно.
На вид-то я худой, болезненный, а силы у меня, словно у быка...
Однажды напало на меня три разбойника...
Так что ж ты думаешь? Одного я так трахнул, что...
что, понимаешь, тот богу душу отдал, а два другие из-за меня в Сибирь пошли на каторгу.
Это не просто нечто!
    И откуда у меня сила берётся, не знаю...
Возьмёшь одной рукой какого-нибудь здоровилу, вроде тебя, и...
и сковырнёшь.
    Клим оглянулся на землемера, заморгал всем лицом и стегнул по лошадёнке,
а по спине – мороз по коже, а внутри – дрожь.
    Да, брат... - продолжал землемер. - Не дай бог со мной связаться.
Мало того, что разбойник без рук, без ног останется, но ещё и перед судом ответит... Врагу б не пожелал.
Мне все судьи и исправники знакомы. Человек я казенный, нужный, со мной всяк дела иметь желал...
Я вот еду, а начальству известно... так и глядят, чтоб мне кто-нибудь худа не сделал.
Везде по дороге за кустиками урядники да сотские понатыканы...
Защищают, как родину родные сыны.
По... по... постой! — заорал вдруг землемер. - Куда же это ты въехал? Куда ты меня везёшь?
    Да нешто не видите? Лес! – возница  аж замер. – Дорога в лесу петляет всё ж.
   Действительно, лес... - подумал землемер. - А я-то испугался!
Однако, не нужно выдавать своего волнения... Зря разволновался.
Он уже заметил, что я трушу.  Отчего это он стал так часто на меня оглядываться?
    Наверное, замышляет что-нибудь... Раньше ехал еле-еле, нога за ногу, сонный возница,
а теперь ишь как мчится!
    Послушай, Клим, зачем ты так гонишь лошадь?
    Я её не гоню. Сама разбежалась, спешит, вишь?
Уж как разбежится, так никаким средствием её не остановишь...
И сама она не рада,
Что у ней ноги такие, для волчьих зубов разве что награда.
   Врёшь, брат! Вижу, что врёшь! Только я тебе не советую так быстро ехать. Крепче вожжи держи.
Попридержи-ка лошадь... Слышишь? Попридержи!—
   Зачем? – спросил Клим, а в коленках уже  – до дрожи.
  А затем... затем, что за мной со станции должны выехать четыре товарища.
Надо, чтоб они нас догнали... Они обещали меня в этом лесу догнать…
С ними веселей будет ехать...
Народ здоровый, коренастый... у каждого по пистолету... могут при надобности и пострелять.
Что это ты всё оглядываешься и движешься, как на иголках? а? Я, брат, тово... брат...
На меня нечего оглядываться... интересного во мне ничего нет... не так я и богат…
Разве вот револьверы только... Изволь, если хочешь, я их выну, покажу...
Изволь, саквояж вот открою ключом, где они там - погляжу…
    Землемер сделал вид, что роется в карманах, Клима  продолжало от страха  трясти.
И в это время случилось то, чего землемер не мог ожидать при всей своей трусости.
Клим вдруг вывалился из телеги и на четвереньках побежал к чаще, что была по пути.
   Караул! - заголосил он. - Караул! Бери, окаянный, и лошадь, и телегу, только не губи ты моей души!
Караул!
   Послышались скорые, удаляющиеся шаги, треск хвороста - и всё смолкло в лесной глуши...
   Землемер, не ожидавший такого реприманда*, первым делом остановил лошадь,
потом уселся поудобней на телеге и стал думать.
   Убежал... испугался, дурак... Ну, как теперь быть?
Самому продолжать путь нельзя, потому что дороги не знаю, да и могут подумать,
что я у него лошадь украл... Как быть?
   Клим! Клим! - Клим!.. — ответило эхо.
   От мысли, что ему всю ночь придется просидеть в тёмном лесу на холоде
и слышать только вой волков кругом,
да ещё эхо, да фырканье тощей кобылки,
землемера стало коробить вдоль спины, словно холодным северным терпугом.
    Климушка! - закричал он, словно звал любимого дружка. –
Голубчик! Где ты, Климушка?
   Часа два кричал землемер, и только после того, как он охрип и помирился с мыслью о ночёвке в лесу,
слабый ветерок донёс до него чей-то стон.
    Клим! Это ты, голубчик? Поедем!
    У... убьёшь! – Клим простонал дрожащим голосом, как будто видел страшный сон.
    Да я пошутил, голубчик! Накажи меня господь, пошутил! Какие у меня револьверы?!
Это я от страха врал! Сделай милость, поедем! Мёрзну! Ну, неужто в тебе нет мне веры?
    Клим, сообразив, вероятно, что настоящий разбойник давно бы уж исчез с лошадью и телегой,
вышел из лесу и нерешительно подошёл к своему пассажиру с прихромывающей от страха, видимо,  ногой.
    Ну, чего, дура, испугался? Я... я пошутил, а ты испугался... Садись!
    Бог с тобой, барин, - проворчал Клим, влезая в телегу, всё ещё опасаясь за свою жизнь. –
Если б знал, и за сто целковых не повёз бы. Так пугать - это ж хуже. чем плаха.
Чуть я не помер от страха...
    Клим стегнул по лошадёнке. Телега задрожала, качнулась.
Клим стегнул ещё раз,  телега опять покачнулась.
После четвёртого удара, когда телега тронулась с места,
землемер закрыл уши воротником и задумался. Какие ж тут места!
Дорога и Клим ему уже не казались опасными. Всё ведь - неспроста.
___
* реприманд (фр.) –  неожиданный оборот дела.

____
Антон Павлович Чехов. Пересолил.
  Землемер Глеб Гаврилович Смирнов приехал на станцию «Гнилушки». До усадьбы, куда он был вызван для межевания, оставалось еще проехать на лошадях верст тридцать — сорок. (Ежели возница не пьян и лошади не клячи, то и тридцати верст не будет, а коли возница с мухой да кони наморены, то целых пятьдесят наберется.)— Скажите, пожалуйста, где я могу найти здесь почтовых лошадей? — обратился землемер к станционному жандарму.— Которых? Почтовых? Тут за сто верст путевой собаки не сыщешь, а не то что почтовых... Да вам куда ехать?— В Девкино, имение генерала Хохотова.— Что ж? — зевнул жандарм. — Ступайте за станцию, там на дворе иногда бывают мужики, возят пассажиров.Землемер вздохнул и поплелся за станцию. Там, после долгих поисков, разговоров и колебаний, он нашел здоровеннейшего мужика, угрюмого, рябого, одетого в рваную сермягу и лапти.— Чёрт знает какая у тебя телега! — поморщился землемер, влезая в телегу. — Не разберешь, где у нее зад, где перед...— Что ж тут разбирать-то? Где лошадиный хвост, там перед, а где сидит ваша милость, там зад...Лошаденка была молодая, но тощая, с растопыренными ногами и покусанными ушами. Когда возница приподнялся и стегнул ее веревочным кнутом, она только замотала головой, когда же он выбранился и стегнул ее еще раз, то телега взвизгнула и задрожала, как в лихорадке. После третьего удара телега покачнулась, после же четвертого она тронулась с места.— Этак мы всю дорогу поедем? — спросил землемер, чувствуя сильную тряску и удивляясь способности русских возниц соединять тихую, черепашью езду с душу выворачивающей тряской.— До-о-едем! — успокоил возница. — Кобылка молодая, шустрая... Дай ей только разбежаться, так потом и не остановишь... Но-о-о, прокля...тая!Когда телега выехала со станции, были сумерки. Направо от землемера тянулась темная, замерзшая равнина, без конца и краю... Поедешь по ней, так наверно заедешь к чёрту на кулички. На горизонте, где она исчезала и сливалась с небом, лениво догорала холодная осенняя заря... Налево от дороги в темнеющем воздухе высились какие-то бугры, не то прошлогодние стоги, не то деревня. Что было впереди, землемер не видел, ибо с этой стороны всё поле зрения застилала широкая, неуклюжая спина возницы. Было тихо, но холодно, морозно.«Какая, однако, здесь глушь! — думал землемер, стараясь прикрыть свои уши воротником от шинели. — Ни кола ни двора. Не ровен час — нападут и ограбят, так никто и не узнает, хоть из пушек пали... Да и возница ненадежный... Ишь, какая спинища! Этакое дитя природы пальцем тронет, так душа вон! И морда у него зверская, подозрительная».— Эй, милый, — спросил землемер, — как тебя зовут?— Меня-то? Клим.— Что, Клим, как у вас здесь? Не опасно? Не шалят?— Ничего, бог миловал... Кому ж шалить?— Это хорошо, что не шалят... Но на всякий случай все-таки я взял с собой три револьвера, — соврал землемер. — А с револьвером, знаешь, шутки плохи. С десятью разбойниками можно справиться...Стемнело. Телега вдруг заскрипела, завизжала, задрожала и, словно нехотя, повернула налево.«Куда же это он меня повез? — подумал землемер. — Ехал всё прямо и вдруг налево. Чего доброго, завезет, подлец, в какую-нибудь трущобу и... и... Бывают ведь случаи!»— Послушай, — обратился он к вознице. — Так ты говоришь, что здесь не опасно? Это жаль... Я люблю с разбойниками драться... На вид-то я худой, болезненный, а силы у меня, словно у быка... Однажды напало на меня три разбойника... Так что ж ты думаешь? Одного я так трахнул, что... что, понимаешь, богу душу отдал, а два другие из-за меня в Сибирь пошли на каторгу. И откуда у меня сила берется, не знаю... Возьмешь одной рукой какого-нибудь здоровилу, вроде тебя, и... и сковырнешь.Клим оглянулся на землемера, заморгал всем лицом и стегнул по лошаденке.— Да, брат... — продолжал землемер. — Не дай бог со мной связаться. Мало того, что разбойник без рук, без ног останется, но еще и перед судом ответит... Мне все судьи и исправники знакомы. Человек я казенный, нужный... Я вот еду, а начальству известно... так и глядят, чтоб мне кто-нибудь худа не сделал. Везде по дороге за кустиками урядники да сотские понатыканы... По... по... постой! — заорал вдруг землемер. — Куда же это ты въехал? Куда ты меня везешь?— Да нешто не видите? Лес!«Действительно, лес... — подумал землемер. — А я-то испугался! Однако, не нужно выдавать своего волнения... Он уже заметил, что я трушу. Отчего это он стал так часто на меня оглядываться? Наверное, замышляет что-нибудь... Раньше ехал еле-еле, нога за ногу, а теперь ишь как мчится!»— Послушай, Клим, зачем ты так гонишь лошадь?— Я ее не гоню. Сама разбежалась... Уж как разбежится, так никаким средствием ее не остановишь... И сама она не рада, что у ней ноги такие.— Врешь, брат! Вижу, что врешь! Только я тебе не советую так быстро ехать. Попридержи-ка лошадь... Слышишь? Попридержи!— Зачем?— А затем... затем, что за мной со станции должны выехать четыре товарища. Надо, чтоб они нас догнали... Они обещали догнать меня в этом лесу... С ними веселей будет ехать... Народ здоровый, коренастый... у каждого по пистолету... Что это ты всё оглядываешься и движешься, как на иголках? а? Я, брат, тово... брат... На меня нечего оглядываться... интересного во мне ничего нет... Разве вот револьверы только... Изволь, если хочешь, я их выну, покажу... Изволь...Землемер сделал вид, что роется в карманах, и в это время случилось то, чего он не мог ожидать при всей своей трусости. Клим вдруг вывалился из телеги и на четвереньках побежал к чаще.— Караул! — заголосил он. — Караул! Бери, окаянный, и лошадь и телегу, только не губи ты моей души! Караул!Послышались скорые, удаляющиеся шаги, треск хвороста — и всё смолкло... Землемер, не ожидавший такого реприманда, первым делом остановил лошадь, потом уселся поудобней на телеге и стал думать.«Убежал... испугался, дурак... Ну, как теперь быть? Самому продолжать путь нельзя, потому что дороги не знаю, да и могут подумать, что я у него лошадь украл... Как быть?» — Клим! Клим!— Клим!.. — ответило эхо.От мысли, что ему всю ночь придется просидеть в темном лесу на холоде и слышать только волков, эхо да фырканье тощей кобылки, землемера стало коробить вдоль спины, словно холодным терпугом.— Климушка! — закричал он. — Голубчик! Где ты, Климушка?Часа два кричал землемер, и только после того, как он охрип и помирился с мыслью о ночевке в лесу, слабый ветерок донес до него чей-то стон.— Клим! Это ты, голубчик? Поедем!— У... убьешь!— Да я пошутил, голубчик! Накажи меня господь, пошутил! Какие у меня револьверы! Это я от страха врал! Сделай милость, поедем! Мерзну!Клим, сообразив, вероятно, что настоящий разбойник давно бы уж исчез с лошадью и телегой, вышел из лесу и нерешительно подошел к своему пассажиру.— Ну, чего, дура, испугался? Я... я пошутил, а ты испугался... Садись!— Бог с тобой, барин, — проворчал Клим, влезая в телегу. — Если б знал, и за сто целковых не повез бы. Чуть я не помер от страха...Клим стегнул по лошаденке. Телега задрожала. Клим стегнул еще раз, и телега покачнулась. После четвертого удара, когда телега тронулась с места, землемер закрыл уши воротником и задумался. Дорога и Клим ему уже не казались опасными.