Михаил Тищенко 2. Бабушка. Рус. Бел
Янине Михальской
Самых простых, не дворянских корней,
с фото мне в сердце глядящая,
тайный мой компас среди пустырей
прошлого и настоящего,
Ты оглянуться боялась назад,
куталась в шали забвения,
ибо грозила ударить кирза
именем Сталина-Ленина.
Скажешь не то – и на зону сошлют,
где рассуждать не захочется:
правит страною не правда, а суд
авторитетного общества.
Да и детдом еcть для деток врагов,
лозунги, нормы и принципы...
И не уехать в Египет от слов,
тюрем, винтовок и бицепсов.
И пограничники - все начеку,
лают овчарки голодные:
родину, страх и обман стерегут,
а заодно уж и подданных.
Так и осталась в советском аду
ты с полунищей зарплатою,
детям любовью улучшив еду,
пряча их в душу распятую.
Что уж мужчины тут! Юный порыв,
ласки и вольные нежности -
все досожрала война, пригвоздив
голодом и безнадежностью.
Ради всех нас и незримой стены -
хрупкой, семейной, отеческой -
тою, которою защищены
мы ото лжи человеческой,
Ты отдавала и хлеб свой, и сон,
платья и ценности бренные,
чувством ваяла, как Пигмалион,
в детях черты сокровенные.
Мерою веры и правды была,
пусть и слыла атеисткою,
вымолив нас у обмана и зла
с гордой московской пропискою.
Женская плоть и в глазах фимиам
д'eвичьей нежности, грусти...
Сила любви – вот единственный храм
в городе и захолустье.
Бабуля
Яніне Міхальскай
Самых простых, не дваранскіх каранёў,
з фота якое ўзіраецца ў сэрца,
таемны мой компас сярод пустак зноў
мінулага і сапраўднага адзінаверца.
Ты азірнуцца баялася назад,
хуталася ў забыццё пакалення,
бо пагражала стукнуць кірза
імем Сталіна-Леніна.
Скажаш не тое - на зону спашлюць,
дзе разважаць не захочацца:
кіруе краінаю не праўда, а суд
аўтарытэтнага палкаводца.
Дом дзіцячы для ворагаў ёсць,
лозунгі, нормы ад прынцыпаў...
Не з'ехаць у Егіпет ад слоў, нібы госць,
турмаў, вінтовак і біцэпсаў.
Памежнікі - усё напагатове,
брэшуць аўчаркі галодныя:
радзіму, за страх і зман у слове,
пільнуюць, на здраду годныя.
Так засталася ў савецкім пекле
з зарплатай абмежаванаю,
дзецям каханнем палегшыўшы здзекі,
хаваючы ў сэрца раскрыжаванае.
Што ўжо мужчыны тут! Юны парыў,
ласкі і вольнай пяшчоты -
усё зруйнавала вайна, як нарыў
голадам, безнадзейнасцю жоўтай.
Дзеля ўсіх нас нябачнай сцяны -
далікатнай, сямейнай, бацькоўскай -
тою, якою абаронены
былі ад хлусні чалавечай савойскай.
Ты аддавала і хлеб свой, і сон,
сукенкі і каштоўнасці тленныя,
пачуццём ляпіла, як Пігмаліён,
у дзецях рысы патаемныя.
Мераю веры і праўды была,
хай і славілася атэісткаю,
вымаліўшы нас у зману і зла
з ганарлівай маскоўскай прапіскаю.
Жаночае цела і ў вачах фіміям
дзявоцкай пяшчоты, журбы...
Сіла кахання - адзіны храм
у горадзе, глухмені нібы.
Перевод на белорусский язык Максима Троянович
Свидетельство о публикации №118052102693