Мальчик со слоненком...

Снился им сад в подвенечном уборе...

      Ноги все глубже застревали в сугробах…   Прерывистое беззвучное дыхание источалось отдельно от тела, и приходилось только расползаться – сил окончательно не осталось встать. Девочка, приподняв к небу голову, на мгновение затихла…
      -Мамочка! Милая мамочка! – вдруг истошно закричала, но голос провалился. Дыхательное горло стеснило чем-то твёрдым и колючим, мешая ослабленному дыханию. Безжизненная луна вырастала в размерах и медлительно, неотвратимо наползала на неё. Звёзды, ощерившись беззубыми ртами, потешались, а подхваченные атакующими порывами урагана полунагие поющие кроны деревьев, не попадая в ноты, как хитрые, гадкие койоты, приметившие ослабленного зверя, в предвкушении поминальной трапезы им подвывали. От надвигающегося ужаса, девочка уткнулась лицом в снег, и тут же ощутила, как на расслабленные плечи опустились тёплые руки мамы, два года тому назад, пытавшейся улететь на небо, и нежно гладили их, как в безмятежном детстве… Мама провела рукой по волосам, и запела любимый романс:

-Снился мне сад в подвенечном уборе,
В этом саду мы с тобою вдвоём.
Звёзды на небе, звёзды на море,
Звёзды и в сердце моём.

Тени ночные плывут на просторе,
Счастье и радость разлиты кругом.
Звёзды на небе, звёзды на море
Звёзды и в сердце моём.

      Шутливая позёмка, набирала обороты, превращаясь в нешуточную разъярённую метель. Под её нарастающее завывание и пение мамы делалось тепло и уютно… Волосы, вырвавшиеся из-под капюшона, рассыпались по снегу, неизбежно исчезая под смертельным покрывалом...


Три месяца тому назад…

    Карнавальный фейерверк взорвал остров Бали, где выспренне справляли юбилей какого-то олигарха. Держалась привычная жара, но не только климатическая, а больше чисто поисково-психологическая… Да, и как могло быть иначе?! На остров пожаловали Российские гетеры Воронежского разлива, с просверливающим все на пути дедуктивного следования нюхом, за освободившимися либо находящимися опять-таки в процессе предстоящего развода – олигархами международного разлива.

    -Знаете, девчонки, а я согласна и на среднестатистического, хоть мало-мальски состоятельного предпринимателя. И опять-таки: чем обезьяноподобнее, тем для меня предпочтительнее, чтобы беседуя с ним перед зеркалом, он имел возможность в сравнении лицезреть разницу, и коврик, отведённый ему, глядишь, будет покладистее. Без волшебного зеркала им чудится, что денежки прибавляют в страхолюдной роже, и уменьшает в пузе. Я неглупа, а ум следует использовать, — самонадеянно надеясь, что это разумный подход, таким образом, сформулировала свою точку зрения тридцати трёхлетняя Лолочка — мужской парикмахер. Она и ремесло подбирала из-за тактильного общения с гуттаперчевым мужским полом. Но как продемонстрировала жизнь, что они не такие уж оказались эластичные и сговорчивые, иначе не пришлось бы соскрёбывать по всем сусекам копеечки, и лететь сломя голову за подружками – богатенькими клиентками. Теперь вот неслась за ними в поисках податливых и безголовых претендентов на эфемерное женское очарование. 

      Софочка – о тридцати годках: другая гетера из того же разлива — владелица итальянского бутика под номером 305, в котором реализовывалась одежда из Китая – законодателя Российской моды.

     Маргарита – двадцати восьми лет: попросту светская львица с расплывчатым родом занятий, снующая по презентациям престижных персональных выставок. И к слову сказать, её особо интересовали лишь фуршеты, но не результат видения и художественного воплощения авторов в выставляемых творениях искусства. Так вот как раз она на острове уже наметила жертву своего обольщения, а прибыла в этот рай с заготовленным сценарием, и полной режиссёрской готовностью к постановке спектакля. Оставалось найти исполнителя главной роли.

    -Девушка, вы обронили шарф, — окликнул мужской голос, даже не подозревая, что все идёт по желаемому плану, и он с безмятежного утра под дальним прицелом.
    -Ой, сердечно благодарю вас! Я даже не заметила, как он соскользнул с плеч, — хотя сама невидимым волнообразным движением скинула шарф, обнажив плечи, вкушая, что бесплодная жертва шагает позади, желая притянуть внимание. - Я ранее вас не видела, вы, вероятно, приехали недавно?
    -Нет, уже давненько, но моя вилла находится в отдалении. Извините, спешу, — и устремился к спортивной машине, где его ждал водитель.
    -Ах, а вы бы не могли меня подбросить к рынку. Ещё плохо ориентируюсь.
    -Вполне, но после меня. Ждут гости. Сегодня день рождения. Водитель доставит и покажет все, что вас интересует, — доброжелательно дал разрешение незнакомец.
    -Сердечно поздравляю и молю помиловать, что расстраиваю распорядок вторжением, — картинно засмущавшись, пролепетала Рита.
    -Ничего, это нетрудно, для симпатичной девушки оторвать от времени несколько минут. Сегодня вечером на набережной карнавал, я приглашаю вас, коль уж мы неожиданно оказались связаны вашим длинным шарфом, — рассмеялся довольный удачной шутке.

    Рита же, казалась вне себя от счастья, всеми фибрами ощущая Джекпот.
   -Меня зовут Маргарита, а вас? Должна же как-то обращаться, — кокетливо простирая руку, и гипнотизируя затяжным бархатным взглядом…
   -Виктор… Виктор Васильевич! – и вышел из машины перед рестораном, отдав соответствующее распоряжение водителю. Рынок девушку, конечно же, никакой не интересовал, а тут и персональное приглашение...
   -Пожалуйста, отвезите в отель, кажется, я забыла кошелёк. Водитель усмехнулся, отлично представляя весь этот сценарий. Не первый день возил олигархов, и тех, кто таковыми пытался себя экспонировать, в безрассудной надежде заполучить богатенькую дамочку... В отеле лихорадочно перебрав незатейливый гардероб, остановилась на прозрачном хитоне, соблазнительно скользящем по стройной фигуре, и играющим изумрудными оттенками, эффектно подчёркивающими россыпное золото волос.

    Ещё издали заметила предполагаемый Джекпот, но, к немалому огорчению, при нем была прелестная юная девочка. Хотелось надеяться, что это его дочь, иначе, какого черта он презентовал билет. Карнавал на песчаной набережной был в самом разгаре, и Рита с трудом прорвалась к имениннику, чтобы лично поздравить и торжественно вручить скромный дар в виде пленительного мужского шарфа, выполненного из тончайшего маркизета, заготовленного загодя для воплощения в жизнь постановки под названием «Связанные одним шарфом».

    -Виктор, поздравляю и осмеливаюсь сделать маленький подарок, со значением, а каким – вы знаете, — эти слова она проговорила, уже не только для него, а главным образом в уши милой девочки, отрешённым взором осматривающейся вокруг себя, не желая осознавать происходящее. Но у гетеры теперь появилась новая цель, дать понять юному созданию, что она в этом месте не случайная гостья, а с юбиляром связывает их нечто такое, о чём дано знать лишь им одним. При этом сверлила Виктора многозначительным взглядом, вложив в него всю женскую изворотливость внутренних лабиринтов души, но он, к огорчению Риты, казался беззаботно рассеянным и поддерживал разговор мимоходом, также взяв подношение, но вникая в кокетливое напоминание: — Говорят, что шарф дарить нельзя, поэтому вы должны мне заплатить копеечку, как требуют легенды.
Виктор достал стодолларовую банкноту и, имитируя поцелуй руки, извинился, что бежит встречать других гостей, вложил в неё деньги, зажав пальцы. Предоставил Риту на растерзание роскоши, окружающей растерявшуюся девушку, где она себя чувствовала лишней и отчего-то почти голой. Постепенно собравшись с духом, всё-таки решила извлечь хотя бы маленькое удовольствие от погружения не в свой ушат, и... чем чёрт не шутит... Здесь ведь множество и других… Правда, в настоящий момент, недоставало подружек для поддержки, а они... они скоропостижно умирали от безграничной зависти к подруге, думая, что на карнавале с оглушительным успехом идёт спектакль под управлением их спутницы, после которого ждёт вечный банкет в её честь.

                Мужское братство...

     Вьюга изощрялась во всех гармонических тональностях, завывающими мелизмами сливаясь в унисон с волчьим воем. Возможно, показалось, и на секунду сознание девочки ухватило голодный надсадный вой, но она не испытала никакого ужаса, лишь тепло, исходящее от дыхания мамы и влажного поцелуя в лоб… почему-то шершавого, но ласкового тёплого. Веки отяжелели и не поддавались. Успела заметить сквозь приоткрытые глаза нависшую морду волка. Он лизнул в лоб языком, и тут же бедная девочка впала в волнистую пустоту безразличия и равнодушия. Сквозь белый снег выглядывала только лишь черноволосая прядь... металась в безрассудстве, гонимая атакующими порывами пурги, то показывая, то прикрывая часть лица, ещё не укрывшуюся до конца тёплым снегом.

      Валерий сквозь горестные раздумья, услышал, как Барсук яростно скребётся в железную дверь небольшой часовенки, и при этом как-то непривычно скулит…
     -Что это с ним, — подумал он?! - Вроде бы настойчиво просился на улицу, а тут…
Поднявшись с топчана, распахнул дверь. Барсук схватил с лету зубами за брюки и потащил…
    -Да что с тобой?! Погоди, бешеный… — но беспородная собака, пушистая от снега, не унималась. Скулёж постоянно срывался на отчаянный лай и повизгивание. Неожиданно из пурги вынырнул снегоход.
    -Дядя Валера! Папа… Валерий удивлённо обернулся. Митя впервые его назвал папой… От этого внутри разлилась тёплая волна тихого счастья.-Папа, когда Барсук так себя активно ведёт, значит, что-то произошло. Мы с ребятами уже знаем. Папа, ты почему здесь так долго?! Мы все заволновались. На дворе сильная метель, а ты даже без лыж, вот я и приехал. Пока одевайся, а я съезжу за Барсуком, куда он тянет. Жди нас.
    -Нет, Митя, тебя одного не отпущу. Погоди, — он набросил на себя тулуп, и они поехали за псом.

    Вскоре Барсук, оскалившись, застопорился, как вкопанный перед санями, вынудив Митяя резко затормозить. Когда же убедился, что сани уже не едут, подбежал к сугробу, и стал лапами разрывать его. Из-под снега маячило что-то бирюзовое, и метались в панике пряди чёрных, заснеженных волос. Пес лизал руку Мите, как бы выпрашивал прощения, за минутную свирепость, но они поняли — это он опасался за свою находку.
   -Ты молодчина, Барсук! Мы на самом деле могли не приметить и наехать снегоходом, - Валерий с любовью погладил его. Раскидав руками снег, они извлекли замёрзшую девочку. Не стали даже обследовать дышит или нет; Валерий снял полушубок и завернул её. - Митя обожди в часовне с Барсуком, а я живо отвезу в больницу, и сразу вернусь за вами.
   -Нет, мы все поместимся. Ты садись и держи её на руках, а барсук побежит за нами.
   -0н же вымотался, видишь, как дышит, хотя ты прав. Давай-ка ко мне под ноги, — позвал Барсука. Пёс все разгадал и вскарабкался прямо на ноги Валерию, притиснувшись.

     Пурга возрастала на глазах, всё больше превращалась в исступлённый ураган. Снегоход медленно продвигался, благо, что посёлок поблизости, но до районной больницы необходимо ехать километров пятнадцать.
-Митя, мы подъедем к дому, и батя девочкой займётся, он у нас опытный старый волк, а я поеду за сельским фельдшером и попробую у военных попросить гусеничный вездеход, чтобы отвезти в больницу. Вдруг её, вообще, сейчас невозможно возить.
Девочку вручили Федору Васильевичу — отцу Валерия.

    Бездыханное тело не подавало признаков жизни, а температура приблизилась к отметке в тридцать один градус по Цельсию. Сердце едва-едва прослушивалось. Это состояние ему хорошо известно, полвека, наблюдая превращение студентки медицинской военной академии, во врача высшей категории, и долголетнее проживание с легендарными родителями в нордовых широтах. Навыки, приобретённые жизнью убедительно сгодились здесь — на Алтае, куда они перебрались, после почётной отставки родителей, построив потомственное гнездо, поближе к природе, создав пасеку. Но уже три года, как их не стало... Ушли по очереди за любимой женой Фёдора: вначале отец, потом и мать, не выдержав без него и месяца: «И больше их нет, как нет и Наташеньки — верной подруги жизни… Не выдержали гибели... — прошептало сердце».

     Он горько вздохнул, и немедленно принялся снимать одежду с девочки. Наложил на потерпевшие участки тела стерильные повязки, благо, что жизнь приучила все это хранить у себя в аптечке, а тем более, когда у него нежданно-негаданно появилось двадцать внуков — это обстоятельство накладывало особенную ответственность за их жизни и физическое здоровье в сложных климатических условиях. Аккуратно разъединил обмороженные пальцы марлевыми полосками, а кисти рук и стопы завернул тёплой тканью и прикрыл одеялом. У девочки, по его соображению, развивалась гипотермия – общее переохлаждение организма, которое могло неминуемо привести к смерти, отчего он не имел реальной возможности оказывать положенную помощь при обморожении, хотя настоятельно требовалось, с тем, чтобы избежать ампутации. Как можно быстрее старался согреть без мазей и растираний, чтобы привести в сознание и дать тёплое питье. Резко греть смертельно опасно.

     Федор Васильевич непрерывно проверял дыхание и пульс — они не прослушивались, и тогда окончательно решил делать непрямой массаж сердца и искусственное дыхание. На обмороженных участках нет волдырей, и можно было бы протереть водкой и сделать массаж, но общее состояние организма не позволяло этого делать. Во время массажа сердца девочка слегка приоткрыла глаза и еле слышно вздохнула... Счастливый, он смахнул безмолвную слезу. Внутри все вопило от палящей радости, что отвёл неизбежную смерть. Стал поить юную пациентку из ложечки тёплым молоком, подогревшим Митей. Другие ребята, притаились в смежной комнате, наблюдали за манипуляциями деда и по переменке выбегали во двор, чтобы встретить вездеход.

     В конце концов, рёв пурги перебил грохот гусениц. Лидия Петровна, местный фельдшер изумилась профессиональному подходу к такому сложному случаю, но рассыпаться в похвалах некогда: девочке остро требовалась госпитализация и серьёзное лечение сильного обморожения. Она не могла ещё разговаривать, но чувствовалось, что все слышит.
    - Выздоравливай, а мы к тебе обязательно приедем. Ты сейчас наша сестра, — произнёс, прощаясь, Митя.
    - Да, милая девочка, не знаем, как тебя кличут, но позже расскажем, как мальчик со слоником в очередной раз спас душу человека.
    - Нет, деда, не мальчик со слоником, а его собака в этот раз, — поправил Митя.

     Мужское братство, состоящее из Федора Васильевича, Валерия и двадцати парнишек разнообразного возраста, а также собаки с чудаковатым именем — Барсук во главе с Митяем, не ощущая холода и вьюги, сбивающей с ног, долго смотрело вслед уходящему вездеходу. Как же много было в уходящем вдаль взгляде мужчин: раненые судьбы, поверженные надежды, потерянные смыслы жизни... и вот — первые робкие лучи рассвета новых жизней.

Три года тому назад...

               За удовольствия надо дорого платить, не так ли?

    Дьявольский пляжный карнавал неистово бушевал, в непредсказуемости…
   -Андрюха, слушай меня! – без всяческих прологов Виктор нарушил благостное состояние главного помощника и проверенного временем товарища.
   -Валерка, ты умеешь подсыпать жгучего перца в мёд! Только вознамерился с черномазенькой навести мосты, а тут ты! И что вам, сударь не отдыхается?! – разочарованный Андрей отошёл в сторону, не переставая сверлить взглядом темнокожую аборигенку.
   -Не путайся ты с этими...они практически все носители всякой гадости… Самих – то ни хрена не берёт, а нам всучат, так мало не покажется, а то и, ноги протянешь.
   -Да брось ты! То-то вижу, как многие из нас уже протянули ноги от черномазых баб. А от ваших пуль, не больше ли полегло, сэр? Ладно, давай рассказывай, чего там стряслось?
   -Видишь, вон того типа? Его зовут Сусила, в переводе – хороший характер. Он хозяин катера. Нам это подходит, к тому же он немного знает русский язык. Открыл бизнес специально для обслуживания Россиян. Лепечет, что мы оплачиваем щедро услуги, — Виктор ухмыльнулся... не без удовольствия.   
    - Я забираю свою нимфетку, а ты и Борис прихватите себе тёлок, но лучше неизвестных, и желательно не из местных, чтобы не трепались. Да вот хотя бы эту... ко мне приклеилась сегодня одна новоявленная гетера. Кинь взгляд, производит впечатление, ничего себе… у неё в отеле вроде ещё подружки. Пускай пригласит, и мы развлечёмся подальше от толпы. Относительно моей подопечной, у меня созрел планчик. Позже вкусишь. Ты меня знаешь, скучно не будет.
   -Да уж, повеселимся! — с откровенным сарказмом резюмировал Андрей.
   -И это, отпусти охрану. Пускай отдохнут без нас, а перед возвращением дашь им команду – встречать, — добавил «хозяин жизни».
Маргарита казалась наверху райского блаженства от поступившего нежданно предложения продлить удовольствие колдовского бала, к тому же пригласить подружек.
   -Так сильно вас разочаровали местные очаровашки, что пришлось снизойти до соотечественниц?! – игриво зацепила каламбурчиком Андрея, заметив, как Виктор оторвал его от обхаживания аборигенки. Она весь вечер сопровождала взглядом своего нового знакомого, и в поле зрения были все, его передвижения.
   -Да, разве их сравнишь с вами, прелесть моя! — подыграл девушке галантный кавалер. – А вы бы, моя богиня, позвонили подружками, чтобы были готовы, пока я все организую, — хотя катер стоял уже под парусами, а капитан знал секретный фарватер дальнейшего прожигания жизни.
Виктор выискивал глазами Юлю, но она внезапно исчезла.
   -Что опять твоя дикарка слиняла?! Слушай! Откуда у тебя адское терпение?! Я бы уже давным-давно её оприходовал и под целомудренную задницу ускорение сообщил. Его берут в клещи такие пипетки, а он, как пригвождённый к этой...
   -Так! Я говорил, чтобы ты не совал нос в мои личные дела?
   -Говорил.
   -Я говорил, что спущу тебя с лестницы, если...
   -Ну, говорил…
   -Мне продолжать? — Виктор, полушутя, полусерьёзно сыпал крылатыми фразами из любимого фильма.
   -Да ладно, делай ты, что хочешь. Все, еду за девчонками, а вы ждите на причале.
   -Вот это чисто мужской разговор. Пацан сказал, пацан сделал! — потрепал с любовью приятеля по лысой голове.

    Сам Виктор молотил под элегантного джентльмена пятидесяти лет. Ему ещё с подросткового возраста не давал покоя образ прославленного Дона Вито Корлеоне, возглавлявшего один из самых могущественных кланов итало-американской мафии — многочисленное семейство Корлеоне. Они по нескольку раз бегали смотреть нашумевший фильм «Крёстный отец», поразивший желторотое безудержное воображение подранка, с раннего возраста, предоставленного самому себе. В некотором смысле даже сделался внутренним наставником в сомнительном бизнесе. Когда Виктору предложили инвестировать наркобизнес он, как Дон Вито отнекивался, ибо целился в кресло губернатора, и не желал конфронтации с властями. Уже все почти было готово для удачной пересадки в высокое кресло, но внезапно оказалось, что излишне увяз в преступных связях с людишками, не прощающими тех, кто портит всю обедню, мешали осуществлению планов. И они немедленно поспешили ему прозрачно намекнуть, чем закончил Вито, отказавшись от поддержки наркодилеров. 

  Для легализации криминальных баснословных доходов Виктор сформировал фирмы по продаже оливкового масла и других экзотических продуктов, чтобы иметь непосредственное право наезжать в те страны, откуда и черпал преступное вдохновение, хотя оно не вступает ни в какое сравнение с тем, что настойчиво предлагает собственная страна.   Изощрённость отечественных воротил перешибает все мыслимые границы убийственного безудержного воображения. А тут, со стороны дружественной Монголии, подфартило присесть на алмазы, отчего, орлиные крылья наглости из розовых разрослись в огненные. Под их небывалым размахом, как от напалма заживо сгорало все, что попадалось под разрушительное дуновение. Вот и юная Юля… попала в эти силки. После критических рассуждений Андрея, Виктор, в этот раз, непривычно глубоко задумался, хотя, об этом ему тысячекратно намекали прямо в лоб, но сейчас и самого стало тяготить странное состояние. Он внезапно задумался, ощутив горьковатый привкус безрадостных воспоминаний…

Случилось это год тому назад…

   
    Как раз завязались нужные наркосвязи, и деятельность группировки Виктора Сердюка выходила на необозримые безбрежные просторы фантазии. Экстренно возникла потребность в филантропии. Причём с торжественным освящением на центральном телевидении, и всяческих интервью, чтобы заблистать, как благовоспитанный общественный деятель, борец за социальную справедливость, предлагающий редкостные здоровые продукты для поддержания жизни. Да ещё и с такой размашистой душой, в просторы которой не втискивается любовь к осиротевшим деткам, и, чем чёрт не шутит, может, и не без его личной помощи. Вместе с Андреем, преданным соратником - дружбаном, повезли в детский дом гостинцы.
Директриса рассыпалась перед ними в благодарностях, Андрей щедро раздавал деткам презенты, сопровождая фальшивой улыбкой детскую искреннюю благодарность, за то, что им же цинично дарят, безобразным образом украденное у них вместе с детством. Виктор уличил себя на мысли, что горестный комок подступает к горлу.
    -Неужели все ещё так больно внутри?! – изумлённо вопрошал себя. Память предательски рисовала картину его изуродованного детства, и спивающихся родителей. По сей день саднит что-то в его очерствевшем сердце. Валерий обратил внимание на девочку… лет тринадцати, на первый взгляд, когда она с прирождённой грациозностью впорхнула в зал, не обнаруживая даже малейшей заинтересованности к людям с камерами, висящим на вешалках детских пальто, платьев и другой одежды, ярким свёрткам... Приблизилась к директрисе, тихо о чем-то спросила, и выпорхнула.  У Виктора затуманилось в голове… Будто пред ним, обдав его свежим дыханием лугов, пронеслась нежная газель со смородиновыми глазами и выражением необъятной тоски.
 
    -А эта девочка, почему не подходит, и ничего для себя не выбирает?!
    -Ой, да вы знаете – это девочка своеобразная. Она на гостинцы не реагирует вообще. У неё свой... особенный мир.
    -Да?! Как любопытно, чем же он выделяется от мира иных детей?! Ведь, кажется, их всех привела сюда, в той или иной степени одинаковая беда.
    -Нет, что вы! Драмы у них разные. Юленьке пришлось вытаскивать из петли горячо любимую, ещё совсем молодую мать — спивающуюся красавицу. А это, скажу я вам, наносит удар такой силы по детской психике, что не всякие взрослые способны выстоять, как она. Рассказывали, что Катя – мама Юли, родила её от своего начальника, у которого убирала в кабинете. Сама еще была ребёнком в пятнадцать лет: родители-алкоголики, поэтому нигде не училась и с малолетства зарабатывала на жизнь. Так, и произвела на свет Юлю. Но, несмотря на подобную генетику, девочка, непостижимо, откуда приобрела пристрастие к книгам, всему прекрасному. Словно в роду у них пребывали дворяне: превосходно рисует, постоянно читает. А музыку слушает такую, о какой, подавляющее большинство из нас, не слышали. Мне не совестно в этом признаться, — честно повинилась Виктория Павловна – директор детского дома.
    -А почему же настолько удивительную девочку никто не удочерил?! С такими данными – это должно бы быть мечтой приёмных родителей, — искренне удивился Виктор.
    -Она к нам поступила всего год назад: сравнительно взрослая, имея собственное суждение обо всех проблемах, хотя взрослые люди, не всегда имеют его. Уже трижды отказалась от удочерения. Однажды хотели увезти в Италию состоятельные люди, но она пришла ко мне и настойчиво попросила, чтобы больше никогда и никому её предлагали.
   – Я очень... очень люблю маму, и буду дожидаться, когда она выздоровеет. Сделаю все, чтобы её поставили на ноги и возвратили материнство, — заявила тогда. Маму Юли лишили материнства тогда, и теперь она в психлечебнице. Не выдержала расставания с дочерью, хотя и пыталась на себя наложить руки... правда, в пьяном состоянии.

    Всю обратную дорогу из детского дома, Виктор находился в глубокой задумчивости. Из головы не выходила история девочки, и ещё больше — она сама. Цветок свободных полей. Он решил обработать сестру-Дину, официально оформить опеку над девочкой, взяв на себя обязательства на горячее участие в лечение матери Юли, и непременно подружиться с девочкой. Виктора, по соглашению, должна была выставить перед ней, как непосредственно главного благодетеля и спасителя матери. Дина, как и, впрочем, директриса детского дома — не сопротивлялись долго, приняв от него изрядную мзду за сутенёрские выдающиеся заслуги. Наедине с собой, каждая, вероятно, заверяла себя, что это исключительно в благих намерениях для славной девочки, и во имя торжества добра. Хотя обе, распрекрасно соображали, и, не исключено, что даже вздрагивали ночами от постижения, содеянного, но жажда наживы полностью коррумпировала сознание, метастазами растленного стяжательства, и они уже были слишком глубоко поражены болезнью несовместимой с высоконравственной жизнью. Сестре, о которой он, ранее и не вспоминал в преступной суетности, но теперь же, приобрёл дом, чтобы у девочки были достойные условия. В тех же целях, Виктор старался соответствовать всем пристрастиям Юли: водил их на концерты, персональные выставки, подарил небольшую библиотеку. Постепенно сам втянулся в эту игру и почувствовал, что потерял интерес к прежним наклонностям. Не тянет, как раньше пачкаться с услужливыми барышнями.

    Дружки его не узнавали. Безнравственная душа Виктора устремлялась к чистоте, но он осознавал, что слишком... ожесточённо поздно. Грязные руки по локти уже обагрены кровью и увязли в зловонной жиже совершаемых деяний, но отречься от планов, оказалось, выше сил, а поэтому он решил тщательно подготовить девочку для себя. Понимал, что торопливой грубостью сломает, но терпение давалось с невероятным трудом. В привычках у него не водилось деликатности и запретов хотя бы в малой степени. Чтобы ближе с ней сблизиться, он решил сделать подарок к четырнадцатилетию девочки — путешествие на о. Бали, пояснив, что это исключительно для расширения кругозора познания мира.
    - Виктор, мы тебя уже заждались! Ты чего здесь застрял? — окончательно вывел из беспокойного воспоминания Андрей.
    -Да, да! Немедленно едем, едем. Погоди, а Юля где?
    -Давай оставим девчонку сегодня в покое. Она нам все испортит своим постным видом. Смотрит, словно вердикт тебе выносит. У меня кусок в горле застревает от такого взгляда.
    -Не подмечал у тебя этой постыдной слабости, дружище! Ну, хватил. Чтобы такого быка хрупкая девчушка могла так пришпорить…— рассмеялся Виктор. - Я сейчас схожу за ней. На звонок не отвечает… Встревожился не на шутку… Она в этом месте ничего не знает.
Загородная вилла находится в отдалении от г. Куту. Виктор обычно снимает на год, и временами наведывается с компаньонами для заключения сделок и приятного расслабления. Вулканический чёрный песок и тихая вода создают неповторимый пейзаж для созерцания заката. Тропический великолепный особняк, окружённый густыми джунглями, привлекал его отдалённостью от шумных мест и возможности предаваться медитациям. Обслуживающий персонал уже неплохо знал его привычки, требования и он ощущал себя совсем как дома. Даже подумывал обосноваться на острове «богов и демонов», когда устанет от бренности мирской. Но на сегодня снял отель в Куте - сорока минутах от виллы, чтобы окунуть целомудренное сознание девочки в порочность и пробудить в ней новые, неизведанные ранее чувственные ощущения на превосходных песчаных пляжах, устроив для неё карнавал.

    Куту облюбовала бедовая молодёжь из-за большого количества тусовочных заведений – баров и ресторанов, дискотек, ночных клубов и роскошных пляжей. И в район, бурлящей молодости, страстно любили наведываться стареющие мачо с дальних вилл с портмоне, похожими на выпуклые животы, испить молодой кровушки для эффективного оздоровления дряхлеющего организма. Но у Виктора с брюшком, более, чем хорошо. Он строен, как вечный юноша… сзади и в профиль. Хотя он и звал её нимфеткой, но, к огорчению, от «Лолиты» в ней ничего не было, а в отношении него самого, девочка не испытывала никаких эмоций. В глазах её всё время угадывалось крайнее недоумение, типа, чего надо этому почтеннейшему идальго?! На первых порах это щекотало нервы, в предвкушение всецелого физического обладания девственной газелью, но на пылающем страстями острове в нём воспламенились нешуточные притязания к бедному существу, подогреваемые решительным натиском друга.
    -Юля, ты, что же это сбежала, не предупредив меня, — стенал Виктор, заметив девочку возле крокодилового раскидистого дерева. Она кормила рыбок. – Тебе не нравится праздник?! Все веселятся, а ты исчезаешь… это неуважительно к моему старанию доставить тебе удовольствие.
    - Виктор Васильевич, но я вас не просила его создавать. Не понимаю, почему вы это все делаете? Вы ведь мне говорили, что хотите помочь вылечить маму, но ни разу не возили к ней в больницу.
    -Юля, я тебе объяснял! Она лежит в закрытой клинике, чтобы до конца могла прийти в себя. Её нельзя сейчас тревожить, а увидит тебя, сама понимаешь, какие эмоции будут у неё... Это может глубже вогнать в подавленное состояние. Наберись терпения, и увидишь, как все будет хорошо. Я заметил, что тебе не нравится шум, да и мне, впрочем, не очень, поэтому и снял катер. Хочу тебе показать острова, а проводник расскажет о них. Этот остров вдохновляет и возрождает, наполняя жизненными силами. Я хочу, чтобы ты его полюбила, и мы будем приезжать сюда часто, как ты захочешь. Остров изменяет все ощущения мира и тебя в этом мире, хочешь ты того или нет. Твой мир уже никогда не будет прежним. Так, почувствовал я, и очень хочу, чтобы ты стала моим близким другом.
    - Я хочу домой… Ближе к маме. Меня ничто не интересует, пока ей плохо, и у неё отняли меня. А она меня очень любит. Я это знаю. И всегда чувствую. Я могла бы работать в больнице нянечкой. Помогите мне устроиться. Если вам надо, чтобы я поехала, то поеду, но обещайте, что выполните мою просьбу, — Юля с обезоруживающей мольбой смотрела на него.
    - Юленька, я уже оплатил твоё обучение в частном колледже, чтобы ты смогла приобрести профессию, какую захочешь и в дальнейшем помогала своей маме. Ей это очень потребуется. Она ведь у тебя совсем молодая ещё, и мы поможем и ей учиться. Давай сейчас поедем, нас уже заждались, а позже подробно ещё раз все обсудим. Прошу тебя, быть моим единомышленником. Ты никогда в жизни об этом не пожалеешь, даю обещание, моя девочка.

       Катер, заждавшись, бил копытами. Из раздувающихся ноздрей Андрея шёл пар мятежа и нетерпения.
     -Ну, всё, все, не пыхти, как паровоз, — Виктор, извиняясь, приобнял за плечи друга. -О! Нас сопровождают обворожительные морские нимфы! – с притворным восхищением обозначил присутствие Лолочки и Софочки.
Возбуждённые девушки, было, наметились ему представиться и рассыпаться в благодарностях за приглашение, но он, опередив их, дал распоряжение всем отдыхать и пообещал, что в процессе вояжа познакомятся ближе. И не обманул.
Юля сразу испытала доверие к доброжелательному капитану – Сусилу. Он с нескрываемым удовольствием подробно рассказывал ей о любимом острове, почувствовав искренний интерес со стороны девочки, решив, что это дочь хозяина праздника.
    -Андрей, вы с Борисом поразвлеките девушек, а я пока немножко поразмыслю в отдалении. Посижу вон там на носу. Оттуда мне неплохо за Юлией и проводником наблюдать, а ЕЙ, — особняком выделив местоимение ЕЙ, — и ЕЙ хорошо заметно меня. Пришла пора уже будить в ней женщину, не так ли?
    - Наконец-то в тебе очнулся мужик, а то, как няня-Витя вожжаешься с ней…
    -Да, ты прав… В четырнадцать лет можно уже кумекать… что от тебя требуется. Мы ей придём на помощь, не так ли? А вы с Борисом доведите барышень до необходимой кондиции. Сам понимаешь… О том не подозревая, должны будут мне подыграть. За удовольствия надо платить, не так ли? — скрепляя преступную сделку, приятели ударили по грязным рукам.
Попроси Маргариту принести мне виски и фрукты, да, и скажи, чтобы были они без всяких там парео... только в бикини. Отправляй по очереди ко мне с тем же набором… Попасём: я их к вам, а вы ко мне, я их к вам… — разразился похотливо злодейским смехом, каким, вероятно, привлекают самок, или похожим своим протяжным "ух-ух-ху-у-уу" на жутковатый вой гиен.
    -Понял, шефуля, не дурак, — откликнувшись на приглашение, подвыл стервятник.
    -Ритуля, у меня большая просьба, согреть взгрустнувшую душу нашего юбиляра, — Андрей, смазывая взглядом Софочку, вручил обрадованной девушке поднос. Борис с Лолой вели оживлённую беседу, и пили на брудершафт, с последующим ритуалом. Обстановка напоминала мирную прогулку добропорядочных граждан под лёгким шефе.
Маргарита, с нескрываемым удовольствием, виляющей походкой направилась к взгрустнувшему Виктору. Его философский взор был обращён к бескрайним просторам Индийского океана вкупе с морем Бали, впадающим в Тихий океан… Такой вот феномен этого райского уголка. Южная часть острова омывается водами Индийского океана, а его северная часть — умиротворяющим Балийским морем. Эти особенности легко объясняются необычным положением острова, отчего, даже самая развращённая мирской суетой душа, не может не подпадать под очищающее великолепие природного пейзажа островов, и получать удовольствие от водной стихии. Ласковые волны и шум прибоя останутся в памяти на долгое время, привлекая сюда снова и снова.
     -Виктор, позволите немного отвлеку вас от созерцания? — кокетливо начала Рита, но не дав договорить, он привлёк за кончики трусиков девушку резко к себе так, что сзади это выглядело так, будто это она сама прилегла неожиданно на мужчину. Чего ему и требовалось, привлекая внимание Юли.
Рита едва не выронила поднос, однако, успев поставить на столик перед шезлонгом. Вначале даже растерялась: то не обращал никакого внимания, как она ни старалась, а тут такая страсть?! Растерянность была сиюминутной, и тут же девушка решительно используя момент, начала ковать железо, не отходя от кассы. Резво раздвинув ноги, оседлала мустанга, плотно прижимаясь, и подставляя соблазнительную грудь к его губам, но он провёл влажными пальцами по ним, окатив замороженным взглядом, не выражающим ни малейшего желания в них погружаться. Его взгляд соскальзывал с них вдаль... туда, где к нему вполоборота стояла Юля, вдали что-то разглядывая, и радостно беседуя с Суcилом.
    -С ним она никогда с такой доверительностью не вела себя, — с досадой подумал он. И вдруг ни с того ни с сего громко рассмеялся, словно бы от щекотки, и грубо стал целовать опешившую девушку, завалив на колени, шаря руками по телу.
    -Солнышко, направь-ка ко мне вон ту красотку, — указал на Лолу, — а ты можешь развлечь её кавалера, — и подтолкнул недвусмысленно вперёд. Рита выпила достаточно, чтобы уже слабовато соображать, но тут… С оторопевшим видом, шатаясь, направилась к шумной кампании.
    -Лола, Виктор просит подойти... Женщина удивилась странной просьбе, но для кавалера — Бориса ничего неожиданного не прозвучало. Это смогла заметить Рита. Лола и Софочка были несколько трезвее подруги, они же не гуляли на пляже во время карнавала. Не скрывая удивления, Лола направилась к Виктору, а он приветствовал громким возгласом, привлекая внимание, стоящих на корме, и Юля это понимала, несмотря на свои четырнадцать лет. Но была непонятна подоплёка, а действия... вполне.
    -Лолочка, вы меня игнорируете?! Ни единого раза не обратили внимания, — игриво отчитывал девушку манипулятор.
    -Но мне казалось, что вам требуется внимание подруги и…
    -Ну почему только подруги, и ваше тоже… Я люблю много внимания, — и, обхватив за талию, привлёк к себе, для большего обозрения развратного действия, поднявшись во весь рост. Лола, желая, отстранится от напора, пыталась выскользнуть из грубых объятий, но он, делая ещё больнее, грубо сжимал тело руками, поставив кровавый засос на красивой шее. Когда всё-таки удалось вырваться, то глаза её выражали неподдельный гнев. Она даже попыталась выразить негодование, но он не позволил, скомандовав, идти продолжать веселье, а сам, окликнув Андрея, спустился в каюту.
    -Давайте-ка этих гетер спускайте сюда, и займитесь, наконец, делом… Я приведу чуть позже Юльку. Андрей, кивнув, пошёл за компанией.
Виктор подошёл к Юле, изображая неподдельный интерес к рассказу о легендах острова.
   -Ну, как тебе наш гид?
    -Спасибо, Виктор Васильевич, мне очень интересно, — сияя чёрными огоньками глаз, ответила девочка. Она действительно испытывала сказочное чувство, только неприятное поведение благодетеля, вызывающее в ней и отвращение и страх, не позволяли полностью отдаться восторгу.
    -Не стоит благодарности, моя девочка — это для тебя. Но довольно разговоров, надо пообедать, а потом продолжите разговор, если будет желание, — с подчёркнутой интонацией сказал он, надеясь, что всё-таки добьётся долгожданного ответа и растворится она всей девственной душой в его порочной груди и грязном теле.
    -Нет, я не хочу, есть, можно буду здесь? Мне так хочется все смотреть и фотографировать.
   -Хорошо, иди, возьми немного фруктов, сока, и угости Сусила. Он по моей просьбе отпустил помощника, и теперь не может оторваться от штурвала, а ему необходимо пить и хоть немного есть. Не так ли? – улыбаясь, обратился к капитану. Сусил кивнул. Ему действительно хотелось пить.

    Не подозревая подвоха, девочка направилась с ним в каюту. Оттуда доносился визг и громкий вульгарный смех… Когда они спустились, перед Юлей предстала отвратительная картина: Маргарита, всем телом прижавшись к стенке, с ужасом смотрела, как София валялась в ногах перед Борисом, а он одной рукой толкал её голову под свои спущенные штаны, награждая оскорбительными эпитетами, другой же стягивал с неё трусики. В это время Лола, пыталась вырваться из рук голого Андрея. Виктор, ведя сюда девочку, очевидно, рассчитывал на то, что здесь уже вовсю свершаются половые акты, увидев и пропустив через восприятие которые, Юля сойдёт с ума от перевозбуждения, и кинется ему на грудь с жаждой вожделения... Вместо этого, их ждала картина, содержание которой, имело противоположное значение.  Юлю стошнило, и хотела выбежать, но Виктор резко схватил за руку и притянул к себе.

    Девочка испуганно, как загнанный зверёк смотрела на него. Маргарита, даже сквозь пьяное состояние, притихшим разумом все поняла, и закричала:     -Ты нас позвал сюда, чтобы мы помогли развратить это юное создание?! Да? Я-то думала, что это твоя дочь. А ты кто? Беги скорей отсюда, глупая, — она схватила девочку за руку и попыталась вместе с ней выйти из каюты, но Виктор наотмашь ударил по лицу, и девушка упала как скошенная на диван, ударившись головой об угол стола. Из виска сочилась кровь.
    -Так! Праздник перестаёт быть томным! — разочарованно резюмировал Андрей, натягивая на себя трусы. На борту мятеж, а за бунт на военном корабле всю команду развешивают на реях, — красноречиво призывным взглядом сверлил Виктора.
    -Борис, Андрей, мы все перегнули слегка палки. Надо перед девушками извиниться. Оставьте-ка их на минутку. Им надо попудрить носики, а вы за мной. Не так ли, милые барышни, — цинично желая притушить бдительность, обратился он к девушкам, совершенно не обращая внимания, на безжизненную Риту. Не отпуская руки Юли, поднялся наверх. На палубе, свесившись за борт, она пыталась вырвать. Виктор, ничего не говоря, дал ей стакан с водой, понимая, что ситуация повернулась чертовски непривлекательной гранью... такого поворота он не планировал. Теперь предстояло все разрулить, но приемы для подобного действия были у него без всякой фантазии предсказуемы... до банальности. Юля на некоторое время оказалась предоставленной себе…
     -Виктор, дело принимает серьёзный оборот. Лола призывает девушек попросить Сусила причалить к берегу и заявить в полицию за совращение девчонки. Она заявила, что если они хотели немного своего женского счастья и пусть иллюзорной, но любви, отправляясь на отдых, то на такой извращённый разврат не подписывались. У них, якобы есть дети, и они не хотели бы перед ними совершить такой грех. Ну, в общем, дескать, не за тех мы их приняли, мать их... Ты сам понимаешь, нам на острове такая слава не нужна, да ещё и перед встречей с компаньонами, — Андрей досадливо плюнул за борт.
     -Да уж, понимаю. Ну, значит, так! Не мне вас учить. Оставим их на вечный отдых в этом райском уголке. Иначе нам Монгол со своей командой скрутит головы и будет прав. Он не простит этой международной головной боли. Займитесь этими… дамочками, а я дам распоряжение Сусилу, — ударив Андрея по плечу, Виктор пошёл к капитану. Борис спустился снова в каюту, а Андрей направился за своей сумкой. Она осталась в другой маленькой каюте.

    Когда же он вернулся к гостям, то, на первый взгляд, в каюте царила мирная атмосфера. Обе девушки привели себя в порядок, и помогали Маргарите, вытирая кровь, а Борис сидел с бокалом виски и приносил им извинение за доставленное неудобство, предлагая распить мировую, но они отказывались, заискивающе улыбаясь, чтобы не получить ещё порцию таких ударов. Он улыбался в ответ, якобы принимая их всерьёз, но едва только вошёл Андрей, как он превратился в холодного, изверга, вывернувшись стремительно змей, резко ударил в горло, сидящую рядом Лолу... она замертво свалилась на пол. Маргарита, истекающая кровью, и Софочка подскочили, но мгновенными апперкотами накачанного Андрея были разбросаны в разные стороны. Борис стал их придерживать, а он каждой делал инъекции дозы сильного наркотика, несовместимого с жизнью. Юля, слегка спустившись по трапу, все это видела, но, не отпуская с поля зрения Виктора, который стоял к ней спиной и разговаривал с Суилом.

    Быстро поднялась наверх, делая вид, что ей плохо, но из-под парапета заметила, как Андрей, на выходе из каюты, что-то прикрепил к металлическому баку… Она со ужасающей ясностью поняла — происходит страшное, не понимая, как привлечь внимание капитана, чтобы сообщить в полицию. Было жалко женщин, и мучительно старалась что-то придумать, спасая их, хотя, то, что увидела в каюте, не давало надежды на спасение. Надеялась, что он уколол им снотворное. Виктор возвращался, а Юля, скрючившись в шезлонге, претворяясь, изображала полуобморочное состояние. Он дал распоряжение Сусилу, подвезти их к пляжу, объясняя желанием Юли полетать на парашюте, а дамы, дескать, отдохнут пока в каюте… Немного перебрали. Жара развезло... Попросил их не тревожить, и покатать, чтобы ветерком обдуло, а через часик вернуться за ними, подкрепив свои указания увесистой пачкой денег. Суил довольный, улыбаясь, кивал.
    -Виктор, ну а что делать с твоей… Не слишком ли много она знает, чтобы оставаться на этой грешной земле? — с напором вопрошал Борис? Меня, это напрягает.
    -С ней разберусь сам, можешь не сомневаться, но не сразу. За ней должок. Знаю, как заставить молчать. Её мать в моих руках.
Катер причалил к шумному пляжу Сунар, высадив гостей, и резво помчался дальше бороздить просторы Индийского океана. Виктор вёл Юлю, держа за хрупкую талию. Девочка казалась совсем без сил. Да, не при таких обстоятельствах он грезил её обнимать. Они прошли вдоль берега метров двести, подальше от места прибытия смешавшись с толпой. Сквозь возбуждённый шум, каким заполонены все места отдыха жизнерадостных людей, раздался звук взрыва, откуда-то издалека... куда умчался катер с доброжелательным, доверчивым капитаном, унося в бесконечность, по сути, замечательных женщин: так и не нашедших никому не понятного счастья, но зато сделавших своих детей сиротами. Андрей, Борис и Виктор многозначительно переглянулись, а у Юли все внутри сжималось от страшного отчаяния: хотелось громко кричать и звать на помощь, но она лишь с отчаянием смотрела на полицейских и ничего не могла сделать, всем клеточками понимая, что ждет молниеносный хук с любой стороны покровителя или его вассалов. Виктор, не на секунду, не отпуская её из рук, звонил кому-то, резким голосом давая распоряжения. Борис договаривался с прогулочным маленьким катером, чтобы их отвезли в Куту.

    Там уже ждала личная охрана, и они срочно отправились на виллу. Виктор строго приказал Юле собрать вещи, а сам звонил Монголу, сообщая, о вынужденном срочном возвращении, обещая позже объяснить причину, и просил перенести встречу с компаньонами в другом месте. Юля уже однажды слышала это имя, или кличку. По внешнему виду Виктора, после звонка, было понятно, что встреча с этим человеком не сулит ему ничего хорошего.
Андрей заказал билеты на Барнаул, и уже через полчаса такси мчало их в Международный аэропорт Денпасар. Два часа пришлось провести в ожидании рейса, сидя в ресторане, а через 24 часа: с пересадками в городах Доха, Москва — они были в Барнауле. Встречал их невысокого роста колоритный мужчина: то ли монгол, то ли бурят, в сопровождении суровых молодцев в чёрных очках. Он улыбался обезоруживающей, милой улыбкой, внушая надежду на благоприятный исход от встречи с ними.

Мурманск…
9 октября 2015г.

                Рыцари морских глубин…


     -Мама, мам! А можно Тёпу я возьму? Ему тоже хочется в море поплавать немножко.
    -Заинька, посмотри,  как твой маленький чемоданчик распух от игрушек. А в  большой не поместится уже ничего. Там все наши вещи. Мой милый, тебе некогда будет заниматься игрушками.
     -Мамочка, он же не игрушка, а милый дружочек! Бабуля Наташа ведь своими ручками его сшила для меня, а значит он ручной, и ему страшно оставаться одному, — не унимался  Олежек, удивляясь, что мама не может этого понять.
     -Ну, если он твой сердечный дружочек, то возьми, а остальные игрушки тогда оставь. Им тоже надо от твоей заботы чуточку передохнуть. Ты так не думаешь? Не-ет, я верю, что мой сыночек добрый мальчик и жалеет своих дружочков. Пятилетний малыш медленно стал вынимать из чемодана мягкие игрушки, надеясь на какое-то чудо..., но оно не пришло. Вздохнув, он положил слоника в чемоданчик, поцеловав в черненькую пуговичку-глазик.
     -Ребятишечки, цигель, цигель... — подшучивала мама. Нам ещё заезжать за бабулей.
     -Мам, я никак не могу решить, что из обуви брать, — суетилась у шкафа Женя.
     -Евгешка, тебе двенадцать лет, сообрази-ка  сама быстренько. Мы отправляемся в жаркую страну, а стало быть, что… — Светлана, недоговаривая, призывала дочь к размышлению.
     -А это означает, что из холодного Мурманска ехать лучше в удобной тёплой обуви, а с собой брать сандалии, — улыбалась маминой оценке и доверию. – О, ещё розовые ботиночки захвачу, а то ни разу не надевала. А в Санкт-Петербурге же пойдём в театр? — Женя вопрошающе посмотрела на маму.
     -Обязательно! Лиза, уже и билеты нам купила: в детский театр, и в Мариинский — на балет «Щелкунчик».
     -А папулю успеем мы встретить на причале, или нет? Он же будет нас ждать, — тревожился Олежек.
     -Успеем! Обязательно успеем! - Светлана улыбнулась грустно. «Как же я соскучилась по тебе, моя любовь! — сердце отправило признание в далёкий поход. - Пусть у тебя все будет хорошо, наш дорогой! Мы с тобой каждую минутку! — добавила душа».
     -Папа из похода приходит через полтора месяца, - поцеловал сыночка в голову, - а наш отдых продлится четыре недели: поздравим бабулю с юбилеем и немножко погреемся на солнышке. Вы же, знаете, что папуля предпочитает отдыхать на горном Алтае, у родителей. Да они с вашим дядей Игорем должны помочь деду — Феде достроить дом, и, наверное, в этот решат сплавляться с друзьями на плотах. В прошлом году, им что-то помешало.
     -А я тоже сильно люблю жить у дедули и бабы Наташи, — задумавшись, прокручивая в маленькой головке мамины слова, выдохнул малыш. -Но на тёплое море тоже очень хочу! Я ведь никогда ещё не был! А сейчас е-е-еду! – возбуждённо подпрыгивал Олежка.
Зазвонил телефон, доложив о прибытии такси, и весёлая компания, угомонившись, захватила, кому, что нужно было нести — вприпрыжку помчалась на выход.

      Раиса Ивановна — мама Светланы, уже поджидала их перед домом, волнуясь, что не успеют в аэропорт. За свои шестьдесят лет, ни разу не выезжала из страны: все время поглощала напряжённая работа, и забота о больном муже. После инсульта он не вставал больше семи лет, а в прошлом году его не стало. И вот в первый раз она едет отдыхать с любимой дочерью и внуками. Зять сделал ей такой подарок к юбилею.
Через три часа самолёт уносил семью, взволнованную предстоящей близкой встречей с тёплым ласковым морем, в Санкт-Петербург, а оттуда в неведомый сказочный Египет.

Алтай
31 октября 2015г.

      На Алтае буйствовала щедрая благодатная осень. Расписывала макушки высоких деревьев, яркими, живописными мазками, а влюблённый в неё рассвет, добавлял светотени, в переливающуюся, извилистыми волнами роскошную палитру, размазывая между горными пиками.
Федор Васильевич – заслуженный зодчий СССР, в этом году принял добровольное решение оставить руководство архитектурным научно-исследовательским институтом и уйти на заслуженный отдых. Хотя не предполагал этого совершать ещё, лет этак десять, но, как говорится, «Мы предполагаем», — а нами обычно «располагают». Приходиться, но не ради безмятежного отдохновения, но, внедриться в дружный коллектив пчёл на пасеке-гордости родителей. Им не под силу стало справляться с этим беспокойным семейством. Нынче родителям Федора Васильевича уж за девяносто, и они бОльшую часть времени коротают, беседуя с природой. Супруга, Наталья Евгеньевна – заведующая терапевтическим отделением в поликлинике, безоговорочно поддержала его решение и уехала за супругом на Алтай ухаживать за его родителями. Для неё это было привычным делом, ибо никогда не противоречила мужу, и не из-за слабости характера, но тонкости ума и безмерной мудрости, что позволило прожить им под одной крышей пятьдесят один год... Не просуществовать, но именно прожить полноценную, счастливую жизнь. К тому же она никогда не чувствовала внутренне себя так комфортно, как здесь. Организм благодарил каждой улыбающейся клеточкой за такой бесценный подарок, хотя бы на завершающем путешествии по жизни...

    Работая на пасеке, нравилось ему предаваться размышлениям и воспоминаниям. Словно просматривал нескончаемую киноленту жизней: прошлых, будущих и настоящей... своей жизни, жизни предков и будущее внуков... правнуков. Закончив разговор с пчёлами, прежде чем отправиться домой, залюбовался мастерством благодатной осени и рассветных живительных лучей, вслушиваясь в щебетание птиц. Пасека родителей находилась недалеко от усадьбы, которую вместе с отцом возводили каждый отпуск собственными руками. Теперь это место встречи всего семейства. Хочется полагать, что любимое. Сюда наезжали на отдохновение сыновья со своими семьями, а это для родителей всегда безграничная радость, но ещё больше — гордость, за верное воспитание детей.

    Старший сын — Игорь,  известный юрист, проживал в Санкт-Петербурге,  а младший, Валерий — морской офицер – подводник. В прошлом году получил звание капитана первого ранга. Традиционно предпочитал приезжать с боевыми друзьями офицерами на Алтай. «Мы, батя, про запас пропитываемся необыкновенным воздухом, чтобы затем бережно его расходовать под большей водой в походе. Ничто так не снимает усталость, как общение с природой и музыкой пения птиц», — любил произносить Валерий, поднимая бокал за большим семейным столом. Во главе него,  как было принято  - сидели родители Фёдора Васильевича: отец, Василий Макарович – потомственный офицер – подводник, и мать, Ефросинья Никитична – сестра милосердия, прошедшие всю войну параллельно: он под водой — старшим офицером-торпедистом, а она на земле с полевым госпиталем.

     Батюшка  Василия Макаровича, основоположник семейной династии: морской офицер-гидроакустик. Легендарный прадед, служивший ещё на прославленной подводной лодке «Дракон» в 1915 году, о котором всегда в этом доме помнят и почитают.   Дорога дедов и отцов... Нелёгкая дорога, полная опасностей, требующая невероятной самоотдачи и дисциплины, но тем она и почётнее. Именно такой путь и выбрал Валерий, решив шагать по стопам деда и прадеда. Через месяц, полтора его ожидают в родном доме, чтобы отпраздновать боевое крещение. Десять походов, и первый, в должности - командира атомной подводной лодки. 
 
    Фёдор Васильевич приготовил для внуков сюрприз – построил мезонин, в котором разместил, маленькую обсерваторию с раздвижным потолком под крышей. Сыновья клятвенно обещали купить небольшой телескоп, чтобы вместе с детьми вести изучение ночного неба, отдыхая душой и заполняясь энергией космоса. Наталия Евгеньевна, с особым нетерпением ждала любимых внуков: загодя приготовила каждому отдельную комнату по их вкусу. У старшего сына пока не получается с детьми, и вся любовь обращена к детям Валерия. Лиза и Игорь тоже, души не чают в родных племянниках, максимально реализуя всю не истраченную любовь. Для девичьей горницы бабушка сама сшила кокетливые занавески на окна, а на этажерке выставила подборку книг; литературы, необходимой, на её взгляд, для чтения юной девочки, помимо той, какую предпочитала сама Женя. Она любила с книжкой посидеть под большой развесистой сосной. По соседству с ней дедушка соорудил широченные семейные качели, украсив изысканной резьбой. Бабушка сшила теплый матрасик, а когда начинался дождь, его уносили в дом, хотя её от непогоды защищал надежный навес. Качели, стали любимым местом родителей Федора: любителей подремать, слегка покачиваясь в ней.

    Наталья Евгеньевна каждый день заходит в комнаты внуков, мечтая о том, когда они наполнятся милыми голосами. Вот и сейчас, протёрла пыль в комнатах и пошла готовить обед. Скоро вернётся муж, и он не должен видеть беспорядок с разложенными овощами и прочим составляющими его любимого борща. Напевая, направилась в своё кухонное царство.

    Фёдор Васильевич уже подходил к дому, как неожиданно услышал что-то вроде завывания… Он заспешил, и уже на пороге нижней террасы распознал голос жены. По телу побежали мурашки от ужаса, исходящего из комнаты. На полу у плиты: с длинным ножом в одной руке, и недорезанным кочаном капусты — в другой… с безумными глазами неподвижно сидела жена и выла, тыча ножом в сторону телевизора… Он не знал, куда бросаться: либо приходить ей на помощь, либо прислушиваться к новостям, но слух поймал сообщение о крушении самолёта… над Синаем.
     -Наш зелён... сло...ник… слоник… вон…
     -Какой слоник, где?! Ты о чём?! – но тут же увидал среди разбросанных вещей и... игрушку… плюшевого слонёнка, похожего на того, что они в прошлом году привозили внуку Олеженьке в Мурманск… Наташа сама любовно его шила, чтобы малыш мог с ним спать. Знала, как он любит засыпать в обнимку с искусственными игрушками, и решила сшить из натуральной ткани, чтобы ему было приятно. "Да и полезно", - авторитетно заявила тогда любящая бабушка. Разыскала в каких-то журналах по рукоделию...
     -Нет, нет! Не может быть! Я сейчас... буду звонить... — он заметался… От телефона к жене… Поднял супругу и поместил на кровать, дав валидол под язык, и сам машинально положил себе в рот… Ничего не сообщай только пока нашим родителям. Мы должны... Я все узнаю… попозже… потом... Мучительно сжимал виски, пробуждая в сознание,  светлую искру действительности, дающую надежду на ошибку... пусть трагическую, ибо там... в том сообщении много страшного для других людей, но ничего не получалось. Прицельным огнем по мозгу стреляла неотвратимость, пулей из игрушечного слоника... другого такого быть не могло, а значит...  У Натальи Евгеньевны перекосило лицо... пыталась говорить, но только беспомощно шевелила искривлёнными губами. Из глаз выкатилась беспомощная слеза...   Федор, мгновенно поняв в чём дело, позвонил в скорую: объяснил ситуацию, и попросил им навстречу отправить реанимобиль, сообщив номер и марку джипа. Терять время было нельзя... Закутав в покрывало любимую жену, взял бережно на руки и понёс к машине, постоянно целуя мокрые глаза.

     На половине пути к больнице их встретил реанимационный автомобиль. Федор нежно взял на руки жену, и собирался переложить из машины на носилки, но... она напряженно смотрела, привлекая внимание, и ослабленной рукой потянулась к нему... Рука упала...
     -Что, что, милая? Сейчас, сейчас тебе помогут,  и все будет хорошо...— целовал глаза, лоб, губы... Наташа же... не смогла сказать мужу последнее: «Спасибо за жизнь, моя любовь! Прощай!» — умерла на руках любимого человека.

                Одиночный полет в безвременье...

     Атомная подводная лодка Северного флота, под командованием капитана первого ранга Валерия Шахова, успешно выполнив поставленные задачи дальнего похода, возвратилась в военно-морскую базу подводных сил в Мурманской области. На пирсе, в этот раз встречал командующий подводными силами Северного флота, военные соединения лодок, руководство муниципалитета, представители духовенства и родные членов экипажа. В торжественной атмосфере мелькали переливающиеся всеми цветами радуги шары и змейками извивались, учреждая радостное возвышенное настроение. Валерий не мог разглядеть бирюзовый шёлковый шарф Светланы. Жена должна встречать его в нём сегодня из десятого похода. Принимая благодарность экипажу во время церемонии, вслушивался в традиционное приветствие вице-адмирала, но всем существом был дальше… на пирсе среди встречающих. Сердце, устремляясь к детям и любимой жене, выпрыгивало из взволнованной груди. Докладывал о выполненных боевых задачах, и об отменном здоровье личного состава, подчеркнув, что мат часть в порядке и пребывает в строю, заверил:
-Как только возместим резервы – мы вновь готовы к дальнейшему выполнению задач, — твёрдо рапортовал он, а мысль неустанно сверлила голову: «Но… где?! Где…» Нетерпеливые,  счастливые лица: жён, детей, родных, друзей, как и положено, оказались на месте. И даже традиционный поросёнок… Но нет Светика, непоседливого Олежки и восторженно любящей жизнь — Женьки... Почему-то их нет в этом пиршестве счастья...

    -Валера! – донёсся до слуха незнакомый, дрожащий голос, срываясь на хрип… Оглянувшись, не признал брата… Игорь, бескровный как мел, сминал в руках носовой платок, а рядом с ним… едва стоял Федор Васильевич.
    -Ну, здравствуйте, отец, братуха! Как же я истосковался! Но что это с вами?! От радости, что ли, почти сознания лишаетесь? – улыбался, явно неудачной шутке, — так не рекомендую. Отставить волноваться. У меня уже все хорошо. Трудности позади, если вы о том, что в походе чуток потрепало, и откуда сумели разузнать, лазутчики, родные, — Валерий застиг себя на мысли, что ему просто требуется говорить… разговаривать, хотя он малословен. От навязчивого опасения паузы, а, вернее, содержания её — внутри все съёживалось… - Ну, заключайте в объятия меня, черти! — удивлённо настороженно тискал застывших мужчин, не встречая взаимных объятий… Они же белые, стояли как вкопанные.
    -Батя, вы, напоминаете статую великого командора?! — подтрунивал уже невесело, внутри нарастающего холодящего облака, а оно делалось всё больше и кололо ледяными сосульками прямо в сердце. Неожиданно отец опустился перед ним на старые колени и взвыл белугой…
    -Прости, прости сын! Не уберегли… не сохранили мы… Всех, всех безвозвратно потеряли… Валерий стремительно бросился к нему, одновременно пытался приподнять, но долгий взгляд отца, заставил и его приземлился на колени... Они упёрлись головами.

     -Кого… кого всех потеряли… кого, говори, – не приподнимая головы, замерев — повторял, как заведённый.
     -Отец, отойдём к скамье. Давай, я поддержу. Тебе нельзя на холодном, да и мокро… –Игорь, смятенно суетился, что противоестественно для его весёлого характера. Настоятельно заставляя подняться на ноги, держал обоих за плечи. Подталкивая отца к деревянной скамье, увидел, как к Валерию устремились товарищи. Они обратили внимание, что вокруг командира не радостно… не встречает семья, но, напротив... вблизи кружится уродливая беда, если поставила на колени его мужественного батюшку… Многие из них неплохо уже знали Фёдора Васильевича и его прославленного отца-деда Валерия, но сегодня… сейчас у них шевелились волосы от назойливых предчувствий страшного шторма с двадцатиметровыми волнами при пятнадцатибалльном шквальном ледяном ветре… Друзья почуяли резко критический крен фамильной лодки командира, но то, что им тут же пришлось услышать... Валерий не отрывал пристального взгляда от Игоря. Ничего не говорил; безмолвно требовал ответа.

     -Самолёт… самолёт разбился… А мама… на… на кухне неожиданно увидела по телевизору и… - Игорь, поочерёдно тёр платком глаза, но предательские слезы все катились и катились... – Все… все погибли. Он готов был умереть сам, так невыносимо видеть непонимающее страдание, утекающего счастья в глазах брата. Ничего более неподъемного не испытывал, и не предполагал, что так страшно нести чудовищное известие для родного человека, разрывающее на мелкие кусочки сознание.
Валерий, отвергая беспорядочное, сумбурное сообщение, отрицательно покачивал головой. Отмахиваясь от услышанного, длительное время осматривался вокруг… Затем нетвёрдым бесшумным шагом ковыляя, направился в сторону моря… Офицеры: Андрей — помощник командира, а по совместительству ближайший друг, и Максим-капитан медслужбы; опасаясь чего-то, шли следом, но он категорично их оттолкнул и, пронзительно развернулся, хмельной поступью устремился в противоположную сторону… к скверу. Перешагнул через бордюр и обрушился бескровным лицом в ворох, опавший листвы, присыпанной декабрьским снегом сгребая руками.

     Игорь и Федор Васильевич, пытались прийти в себя, после того, как коряво, но донесли несправедливую информацию. Долго и серьёзно готовились к этому процессу, пробираясь через собственные не переживаемые переживания, связанные с опознаниями, похоронами матери и жены, опасаясь и не осознавая, как это следует совершить, чтобы человек не окончательно сошёл с ума. Им помогала Лиза — клинический психолог, но тут на пирсе, каждый из них вкрался в сущность сына и брата, при полной утопичности этого процесса. Внутри яростно протестовало все, требуя отвести беспощадную реальность, как можно далее, но она непреклонно надвигалась, и они уже не принадлежали себе, а неслись в селевом потоке мысленного хаоса. Федор Васильевич неслышно приблизился к сыну, и наклоняясь над ним, начал безмолвно снимать налипшие листья с кителя. Оставив на время семьи, экипаж боевой лодки, сосредоточился вблизи, в повышенной готовности броситься на поддержку. Но как?! Чем здесь можно поддержать?! Не знал никто и даже там… сверху. А если там... сверху и имели сведения, то как, как допустили подобное?! Но в такие моменты неспособен никто ясно рассуждать о мироустройстве… Разве кому-то подвластно приходить на помощь человеку, рассудок которого изолируется вместе с головой от туловища?!

     -Уйдите! Уйдите все! — взревел Валерий, роя руками землю, как будто пытался погрузиться глубже в грязную, мокрую кущу.
     -Вставай, сын! Вставай! Пойдём! У экипажа праздник. Мы должны… Нас ожидает машина. Там Лиза… наш родной врач. – Федор Васильевич, из последних сил взывал к сыну, и это возымело воздействие. Валерий медлительно поднялся, не пытаясь отряхивать налипшие листья, побрёл... Вели его за плечи отец и брат. Не оглядываясь, он помахал встревоженному экипажу, но вслед за тем, с улыбкой Гуинплена дерзко повернулся, соединив ладони, продемонстрировал им, что, дескать... все недурственно… не переживайте и, медленно качаясь, пошёл к машине.
    -Мы с тобой, командир. Держись. Неподалёку будем... Всегда. – Андрей, осознавая неуклюжесть своего заявления: «быть всегда рядом», опустил в душевном смятении мокрые глаза. Неуклюжим оно казалось, в психотравмирующей ситуации, когда его другу необходимы только ОНИ... но… Глаза взбудораженных друзей, пресеклись со взглядами отца и Игоря… в них отражался холодный безмерный ужас. Перед ними стоял черноголовый Валерий, полностью усыпанный серебристым инеем… Но нет, это оказалась не белоснежная сказочная пороша… Это был бесчувственный, расчётливый приговор седины. Он шёл и махал им, шёл и махал... не оглядываясь. Лиза, рванулась навстречу, собираясь что-то произнести, но… вдруг Валерий разразился лавовым потоком, речи, направленной в никуда… Не гляди ни на кого конкретно, говорил, словно бы обращаясь ко всему миру…

     -Не надо, не пытайтесь бессмысленно излечивать меня своим психологическим клише. Кто вам сообщил, что молчание перед лицом удара судьбы это плохой вариант? С каких пор надо заполнять словами всякий момент жизни? Мы о молчании не знаем ничего, как, собственно и о глубокой скорби. Что там внутри может быть… Чем вы способны утешить? Не надо лезть из кожи вон. Откуда взяться справедливым словам, когда нет справедливых мыслей, когда любая из них яростно протестует. Разве не так? И даже не в том дело, что невозможно поднять кого-то из могилы, или…   собрать самолёт по разбросанным де-та-лям, — внезапно оборвал речь, обличающую идиотичность утешения, попытался сесть в машину, но гонимый отчаянной нежизненностью неизвестно куда ехать теперь... немедленно, упираясь больным взглядом в каждого, продолжил:
     -Разговаривайте со мной прямо. Не маскируйте свою незащищенность грошовыми словами. Мы не способны оставаться один на один со своими безжалостными мыслями даже в счастливые дни, не говоря уже о худших.  У нас устойчивая потребность что-то говорить, лепетать, растолковывать, призывать, или шёпотом изъясняться, потому что представления не имеем, как сохранять тишину. Не знаем… понимаете, не знаем, что безмолвие, на самом деле, может быть даже святым. И оно практически никогда не бывает неуместным. Человек изначально не хочет разговаривать — это нормально. Не думайте… Я не стану упрекать вас, что это неудобно, ведь я же знаю — вам тоже неудобно, потому что вся моя жизнь в настоящий момент неудобна. Вдумайтесь только — НЕ-У-ДОБ-НА!

     Так что воспринимайте это неудобство нормально. Не пытайтесь бороться с этим, извините меня за тавтологию... В конце концов, неудобство — это всего лишь ваше ощущение, чёрт возьми. Желание болтать зачастую обнаруживает лишь попытку упрятать ваш собственный душевный дискомфорт. Вы думаете, что я совершенно готов что-то сейчас объяснить, и широко обсуждать с вами? Если я себе ничего не способен, не то чтобы растолковать, но и отвергаю всякое пояснение. Любые вопросы и ответы теперь пустотелы, пошлы, беспринципно бездушны, как стужа. Тем более... ожидание лёгкого ответа типа: «Все хорошо! Ура!» – Валерий, также внезапно сник, переживая чрезвычайно эмоциональное и физически крайнее истощение, неизбежно впадая в сонливость. Лиза понимающе обняла его, и он смиренно поддался, позволив усадить себя в машину. Не спрашивая, она дала ему стакан воды, с приготовленным заранее успокоительным средством. Валерий механически выпил, и, уронив голову на отцовское плечо, улетел в одиночный полет безвременья.

   Валерия травил уничтожающий шок… Сознание отрицало происшедшее. Ничего не смогли обнаружить от любимых людей… только отдельные вещи и… игрушка Олежки — слоник. Он категорически отказывался это воспринимать, всецело отдавался во власть беды, потому как между безотчётными чувствами и им самим образовалась непробиваемая толстая стеклянная стена. Не получалось плакать слезами,   вырывался лишь режущий дикий стон, нанося нестерпимую физическую боль за грудиной, заставляющая целиком уходить в себя, превращая в затворника. Всё больше глодала недоговорённость важных слов любимым детям, жене, матери. Длительные расставания с ними, порождали вину за их гибель. Возникало чувство, что самому уже не в состоянии совладать с нашествием обвиняющих наитий, но, упрямо отказывался от предоставляемых услуг военных врачей и Лизы. Учился существовать сам. Ему не аккомпанировали депрессивные приступы жалости к себе, наоборот — притягивало ещё большее безжалостное наказание за то, что он остался жив, а любимых... уже нет... навсегда.

     -Я не имею право брать ответственность за жизни людей, когда внутри все безжизненно и нет ни единого отголоска присутствия жизни. Если его не обрету за это время, то вынужден буду уйти в отставку.
Военное командование удовлетворило личную просьбу предоставить одногодичный отпуск. Ему безуспешно предлагали психолога. Но горько усмехнувшись, всякий раз отказывался от помощи. Он уехал к батюшке на Алтай, и вскоре там предавали земле ещё и родителей Федора Васильевича… Василий Макарович и Ефросинья Никитична покинули их вслед за одним. Перед беспощадным концом обессиленная рука великого деда дрогнула в крепкой ладони Валерия, и он прошептал: «Внук… с этим необходимо жить. Но во что бы то ни стало жить. Боль не уходит. Ты постоянно учишься с нею существовать. Неизменно остаётся... остаётся боль. Она будет ныть, изнурять тебя, доводить до предела постижения, но не разрушит до самого конца. Мы это умели совершать. Не подведи. Оберегай отца».
И он стремился изо всех сил осознать: «Как же?! Откуда же?! Извлечь хотя бы то мало-мальски обоснованное желание жить». – Взывало к сознанию измученное сердце.

    Отправлялся в лес и часами бродил, растворяясь в природе, не слыша щебетанья птиц, но зато набатом раздавалось в висках: «Не хочу. Уйди. Зачем? Как? Отец… отец… отец». И именно в слове «отец» улавливал, пусть неотчётливо, призрачное шевеление крыльев ответственности... желания. Сердце продолжало биться, но не в привычном ритме, а отдельно от него. Горесть всё больше обволакивала душу замызганной, чёрно-белой плёнкой омерзительной действительности. Он ходил, опустив глаза, сторонясь встреч с людьми, испытывая от них физическую усталость. Но главным образом от их стремления отвечать на все вопросы…    Его изматывали стереотипные, трафаретные бессмысленные фразы, утешения горя вряд ли понимающие суть и глубину драмы, а если понимали, то исходя из собственного опыта и ощущения, но они у всех людей различные: и степень их тяжести, и степень восприятия. Валерий старался видеть горестную правду, как бы отвратительно она ни выглядела. И совершенно не желая принимать, принуждал себя постигать, что так теперь будет вечно. Он мучительно выискивал в себе искру маленькой надежды, научившей с этим жить.

    Друзья не покидали и брат с женой; все по очереди проживали у них, но он словно бы их не замечал, а они и не донимали его своим присутствием... попросту находились рядом. Фёдор Васильевич, видел сына каждый день на излюбленных качелях детей под сосной. Часами мог сидеть на ней, прикрыв глаза, а то и лежал на волглой земле, и туловище вздрагивало от горьких взрывов бесслёзного рыдания. Переживания за сына, отводили немного собственную боль, и тогда явилась превосходная мысль, как ему казалось, но дальнейшее время продемонстрировало, что оказался прав. Сто раз прав…     Возвращаясь с очередного метания по лесу Валерий, издалека заметил, что отец под сосной разговаривает с местным священником — отцом Василием. Его тут уважали за могучий ум и рассудительность, мало чем напоминающую духовные проповеди, но по-человечески понятную и обращённую, как казалось, к любому непременно в душу. Индивидуально выверенную. Валерий остановился, желая избежать встречи: «вероятно, отец его пригласил для беседы с ним, так как ему не удавалось урезонить сына пойти в церковь». - Заподозрил он. Привалившись к дереву, вслушался, о чём они беседуют с батюшкой.

    - Вы, Фёдор Васильевич, верное приняли решение, и я его благословляю. Мы поможем вам в этом благом деле. А то, что сын не желает идти в церковь, так это не должно вас тревожить, как и нежелание общаться с людьми. Ибо они нередко не имеют почтения к горю, но чаще всего им видится, что способны утешить и как-то облегчить пустотелыми фразами. В большинстве своём, людям, присуще совершать ошибки. Но более того, в попытках постоянно апеллировать Божьей волей, предполагая, что они близко знакомы с характером Бога.   Людям характерно в горести отклонять веру. Не нужно этого опасаться. Бог сопровождает их в скорби, и вместе с ними терпит мучения. Но даже если он и предоставит ответ, пусть даже самый точный, подходящий к их горю, разве это сделает его менее болезненным, и осязаемым. Конечно же, нет. И ему бесполезно заявлять, о том, что Создатель испытывает муки вместе с ним, ибо ему знакома эта безмерная боль, ведь он также лишился однажды своего сына. Но ваш сын не примет этого ответа. Не примет подобное утешение, ибо он лишился всех своих… Именно своих. Ему не нужны ваши богословские рассуждения о его боли, ибо это только его БОЛЬ.

     Никто не может ведать, что он испытывает: потеряв своих детей, жену. И даже тот, кто так же кого-то похоронил. Но он лишился своего, а не его. Даже равные обстоятельства имеют разные лица. У нас неодинаковые отношения с родными, нить, соединяющая сердца, а значит, степень горя будет разной, как бы противоестественно это ни звучало. Ни один человек не может знать, что ощущает другой. Разве возможно заявлять о Боге у ворот к газовым камерам в лагерях смерти, или родителям, потерявшим единственного ребёнка?! Но ведь часто можно слышать, как говорят, что «на все есть своя причина» или «такова была Божья воля», из чего должно вытекать, будто Бог сотворил с ними такую злую шутку. Успокоить евреев в страшных лагерях, сказав, что «у Бога все под контролем». Не правда ли, звучит чудовищно? Но именно этим и грешат люди, не подключившие язык к здравому смыслу. Способен ли Бог менять зло на добро? Разумеется, но это не означает, что ОН правит злом. И уж конечно, ошибочно думать, что у Бога имеется причина отнять ребёнка у родителей, или другого близкого человека.

     Часто звучат такие непотребные и лишённые смысла вопросы, к человеку, переживающему ужасающую беду типа: «Как ты?» Необразованно рассуждать о вечности. Она у каждого человека своя, не находясь ни в чьей компетенции. Мы практически ничтожно мало знаем о жизни после смерти и не имеем прав гарантировать с нашей уверенностью, что ваш любимый человек попадает в самое лучшее место. Тем не менее,  неизменно остаётся факт сотворение нас Богом. Земные люди сотворены из праха, для того чтобы обитать на земле, и они созданы любить землю. Это наилучшее для людей место-Земля. Бог по Библии находится везде.  Ко мне как-то раз обратился молодой человек. Он потерял своего единственного ребёнка и ему один из сочувствующих, в качестве поддержки неосмотрительно, если не сказать невежественно, изрёк такое успокоение: «У вас ещё будет другой ребёнок», — и он явился ко мне с праведным гневом. Никому не дано знать о том, способен, или нет кто-то из родителей, иметь детей в дальнейшей жизни, но ещё вульгарней их успокаивать чудовищной альтернативой, не способной не только облегчить их участь, но больше вонзая в душевную ярость. Так, нет же… горе успокоители, ступают далее: «Бог захотел иметь рядом ещё одного ангела» — с наилучшими побуждениями, как им кажется, заявляют они горемычному.

     И здесь не просто теологическая безграмотность, ибо люди не превращаются после смерти в ангелов, но что уродливее всего для человека в несчастье осознавать, будто Бог отнял у них ребёнка для ублажения своих потребностей. Да неужто Бог дарил чадо родителям, чтобы впоследствии жестокосердным образом его же и отобрать?! Только вдумайтесь в чудовищность подобных выражений человеческой глупости, граничащей с преступлением против Истины и точности понимания. Бог не способен нуждаться в очередном ангеле, или ком-то из нас из-за своего, якобы безрадостного одиночества или прочих нужд. Он жив в нас и вместе с нами.    И вам, не следует формировать вокруг вашего сына иллюзию, что его семья и ваша супруга в настоящий момент в мире лютиков и белых ромашек, ибо и он, и вы пребываете в данной ситуации в глубине непроходимой мглы и надгробных плит. Не надо обманывать и обманываться. Но то, что вы решили построить небольшую часовенку-исповедальню, это выше любых похвал. В ней можете разместить чрезвычайно дорогие ушедшим родным маленькие вещицы, фотографии и вести с ними безмолвную беседу. Место вы выбрали абсолютно правильное. Дорогое для них.

     О Боге множество философских рассуждений, но я могу сказать только одно с неограниченной верой: Ему не нужны ангелы из людей, он не творит зло, но помогает обрести себя в горестях, если они им кажутся неподъемными. Мы должны доверять Богу. А вам желаю быстрее воздвигнуть эту удивительную обитель вашей светлой памяти и благословляю первый камень, заложенный в её возведение. Пусть она поможет не только вам, но и тем, у кого возникнет желание высказаться туда, где их услышат. Федор Васильевич тепло поблагодарил отца Василия и пригласил в дом пообедать, но он отказался, пояснив долгом присутствовать на службе.

     Валерий осмотрелся вокруг, и впервые за все время заметил небольшой огонёк надежды в ещё не существующей, но уже такой необходимой для больной души — часовенке. Прикрыв глаза, воочию увидел её рядом с качелями — на возвышении, куда солнце, целый день приветливо направляет свои лучи, а внизу бежит кипучая река жизни. Он уже жаждал возводить пристанище блуждающей во тьме душе: «Батя, дорогой мой! Большое спасибо тебе!» — Благодарило стонущее сердце.

      Соорудили деревянную часовню за три месяца. Игорь взял отпуск, и ещё помогали строители леспромхоза, друзья Федора Васильевича. Им было интересно работать под руководством опытнейшего архитектора. Товарищи Валерия находились в походе, но вскоре должны были вернуться и вместе с ними принять этот божий дар. Первое время его невозможно было вызволить из часовни. Он принёс игрушки детей и любимые вещицы, их фотографии, Светика, матушкину любимую вязальную машинку с неоконченным свитером для Жени. Здесь было тепло и уютно душе. Он мог лежать на маленькой софе часами, улавливая дыхание любимых, но надо было жить и за пределами часовни… Помогать отцу с пасекой. Ему ведь приходилось нести на своих плечах тяжёлый груз печалей вместе с весом их тел.

    Однажды Отец пожаловался на боли в ногах, и попросил закупить необходимые продукты в городе.  Валерий не догадывался, что это уловка отца, вынуждающая его пойти к людям. Быстро купив все по списку, он неудачно попытался прогуляться по набережной Оби, но ноги не несли его. Тогда Валерий спустился к речному порту подальше от людей. Присел на железяку перед заброшенной сухогрузной баржой, разъедаемой ржой. Долго смотрел на неё, сродняясь все ближе, ощущая себя таким же поверженным жизнью, как и она.

    -Дяденька, возьмите моего слоника. Вы его только обнимите, — ребяческий голос немедленно вывел из беспокойных размышлений. Валерий, оглянулся и увидал мальчишку в грязной одежде. Он протягивал ему чумазого пластмассового слонёнка. Внутри все оборвалось: «Как же похож этот слоник на мамин, сшитый для Олежки. Только тот из ткани!» — ёкнуло сердце.
    -А ты почему решил отдать друга?! Он же твой дружок, не так ли?! — искренне удивился он.
    -Вы так грустно смотрели на море, ну я и подумал, что вам охота, чтобы вас кто-нибудь обнял. У меня так тоже было, когда папка разрезал мамку, а мы с братом спрятались под кровать и все видели, а потом там долго ещё сидели, пока его не увезли в милицию, а дом заперли. Мы с братиком вылезли в окно, и чтобы нас не отослали в детский дом, спрятались на этой барже. Когда я разыскивал в помойном ящике еду, то увидал слоника... Его кто-то выкинул. Мне его захотелось обнять его, а он ко мне прижался, – изрёкши эту чудовищную информацию, он развернулся и направился к барже, из которой высовывались любопытные чумазые мордашки ещё нескольких пареньков, приблизительно такого же возраста — от десяти до двенадцати лет, а один совсем маленький вылез...

    -О, брат ты мой! Да вас в этом месте целая сопротивленческая колония, — Валерий хотел пойти за ним, но оглянувшись, мальчонка с тревогой спросил:
    - Вы же нас не отдадите в милицию?
    - А милиция не знает, что вы здесь обитаете?!
    - Знает, но мы драпаем, когда они едут. Мы постоянно дежурим.
    - А чем же вы кормитесь? – поинтересовался потрясённый до того самого места, где, казалось, уже нет возможности испытывать что-либо. Но надо же, зашевелилось что-то опять такой силы, что он даже не стремился разъяснить себе, но следовал этому упорному повелению, управляющему им из глубины души. И вдруг ни на мгновение, не задумываясь, спросил, как его зовут, и...
     -Митяй.
     -Так вот, «Мальчик со слоником», можно я тебя буду называть так? И ещё, возьми-ка его обратно. Ему без тебя худо, он мне сам шепнул и попросился к тебе, но раз ты добрый, с таким взрослым умом и бескорыстным сердцем, то я тебе предлагаю поехать со мной. Жить у меня, чтобы слоник имел возможность и тебя, и меня обнимать, а ещё там... дедушка, которому тоже необходимы ваши объятия... Не бойся, я офицер – подводник и никогда тебя не обижу. У тебя будет замечательный дед и немало мировых друзей офицеров, — от самого себя не ожидая такой пламенной осознанной и желанной речи, с сияющими глазами заявлял Валерий. Митька, обстоятельно размышляя, авторитетно произнёс:[/i]
     -Я бы поехал к вам. Вы что надо. Я вижу, но у меня здесь брат и друзья. Я там у вас буду мыться, есть, а они здесь… голодные да, будут, а то и милиция их заметёт. Нет, я с ними останусь. Они без меня пропадут. А если вам меня жалко, тогда купите нам жратвы, чтобы мы варили. У нас есть маленькая печка там на барже.

      Валерия несла вперёд незнакомая сила, вал внезапных порывов и он, не задумываясь, объявил, что забирает их всех с собой, а с милицией обещал разобраться позже и вообще... со всеми властями.
      -Вы же хотите стать курсантами, морского училища. Моряками, хотите стать? Мальчуганы, раскрыв рты, пялились на непонятно откуда взявшегося дядьку, шмыгая маленькими носами, а Митяй выдвинул ультиматум:
     -Но, вы нас отвезёте назад, если мы не захотим у вас.
     -Слово чести! Доставлю на баржу в наилучшем виде.
     -Дяденька, а мой брат сидит в детской колонии; он папку пьяного грохнул колодкой и убил, за то, что он мамку бил... она померла. А вы и его возьмёте с нами, потом, когда его выпустят, — детской мольбой в глазах просил самый маленький мальчик – лет семи.
     -Мы эту проблему обсудим дома. Хорошо? Конечно, мы его не оставим, если он захочет быть с нами.

     Фёдор Васильевич уже начал тревожиться. Валерий давным-давно мог быть дома, что же случ... Но то, что он увидал, развернуло все его волнение на 360 градусов.

     -Отец! Принимай пятерых молодцев! Это – «мальчик со слоником», спасающий мою душу, и, думаю, что души этих мальчиков. Он и не собирался решить мою проблему, но просто увидел её. Ему хорошо знакомо, как это может быть, когда не представляешь, как жить, а жить надо. И кто всю свою жизнь останется с потерями внутри. Они знакомы с непосильным грузом трагедий для хрупких, маленьких плеч, и ещё не осознают, как его одолеть. Представляешь, он не произнёс ничего глубоко осмысленного, не сделав ничего проникновенного, но были бесхитростные объятия слоника. Понимаешь, объятия, а я, оказывается, в них более всего нуждался. За время монолога сына, лицо дедушки поневоле, меняло выражение раз двадцать.
     - Так, внучатки, шагом марш в баньку. А она у нас славная. Вам придётся по вкусу. Пока ошеломлённый родитель занимался помывкой новоявленных внуков, Валерией, извлёк из машины одежду, купленную для них в городе на первое время. О себе думать уже не оставалось время.

    Его закрутила круговерть великой ответственности и всяческих оформлений, бюрократических странствий по кабинетам, но быстро включилось его командование, и одним росчерком пера: он, отец, брат Игорь и Лиза получили опеку над ватагой кадетской коммуны во главе с «мальчиком со слоником», ещё и присудив им звание «Сынки подводников». И кажется, им очень понравилось это новое название, а главным образом пришёлся по душе Дед – Федя и его обсерватория.  Пока временно их разместил по спальням, а там решили строиться вширь и ввысь в морском стиле. Им обещали оказывать поддержку в управлении местного леспромхоза и в военном командовании. Тем боле, что посовещавшись с отцом и братом — они решительно взяли под свою опеку ещё пятнадцать трудных мальчишек во главе с братом того самого малыша. Его прозывали – Костяном, а значит — маленький Костик.
    -Ну, что сын! - Федор Васильевич в упор смотрел на него, — назад хода нет, брат. Теперь только вперёд.
    -С полной ответственностью вперёд, отец. Ты, не думай, я не позволю тебе перегружаться работой, я сам и…— но ему не дали договорить.
    —Нет, сын! Вместе. Самое страшное — это остановиться, погрязнув в горе, а движение — оно только силы придаёт и ускорение.
С Богом, сын и жизнеутверждающей ответственностью!


                Спасенные души.
                Эпилог.

   -Монгол, от девчонки надо отделываться. У Виктора окончательно из-за неё кровля поехала. Наверняка нас уже объявили в розыск, — Андрей раболепно всматривался в реакцию обаятельного головореза.
   -Вот и отлично! Ты всецело займёшься этим. Принимал деятельное участие в идиотических игрочках? Принима-а-ал. А теперь затирай свои поганые следы. Сейчас вы с дороги шагаете в баню. Уже все готово. Ты производишь все так, чтобы он со своей кралей там очутился вместе… ну... далее знаешь. Что мне тебя учить? Чтобы обоих больше не видел. Я отбываю, а ты через час должен передо мной отчитаться. Имеешь сведения, где меня искать. Он уже давненько меня тяготит необоснованным своим высокомерием. Пора на место поставить. Да и должок передо мной висит неоплатный.

    Юля стояла за дверью, ни жива, не мертва. Она хотела попросить Виктора отослать её домой, но их  завезли в какую-то лесную красивую заимку попариться в бане. Нечаянно услышала разговор, от которого подкашивались ноги. Вжалась в себя, когда из маленькой комнаты вышел Монгол. Она засела за дубовой бочкой, с раскидистой пальмой и ясно слышала, как Виктор дал распоряжение Андрею немедленно привести её.
   -Сегодня я окончательно поставлю точку на её непорочности, — самодовольно заявил. Ей не видно было его, лица, но по интонации голоса интуитивно чувствовала мерзкое приторное выражение. Оно ей хорошо знакомо. С таким лицом он всегда подступал к ней близко. Андрей стал громко её звать.  Юля соображала лихорадочно, как выскользнуть на улицу, но одежда находилась в другой комнате, а проникнуть туда можно только через небольшой коридор, откуда доносились голоса помощников Монгола. Она слышала их голоса. Неожиданно все смолкло, и девочка высунулась из-за пальмы, а в это время из предбанника вышел обнажённый Виктор.

    -О ты, уже тут! – грубо притянул к себе так близко что затуманилось в голове от его гадких касаний.  - Нет, драгоценная, у тебя больше не пройдёт номер с тошнотой. Ну-ка, давай будем заниматься обучением, — грубо нагнул её голову к своим ногам и пытался всунуть в небольшой, пухлый ротик, восставший до вульгарных размеров половой орган. Юля выбивалась молча. Она понимала, что безумный крик усугубит положение. Те только поддержат его.
    -Вас хотят убить. Я слышала. Выпустите меня. Я же вас спасаю.
    -А мы вместе сейчас спасёмся, но сначала быстро доведу до конца начатое. Извини, но я уже не могу остановиться. И схватив на руки, понёс в баню. Там было уже очень жарко, и тогда бросил её на большой резной топчан в предбаннике, со звериной жадностью навалился всем телом. В это время вошёл Андрей.
    -Шеф, а её нигде… Опаньки!  Я её разыскиваю, а она уже под тобой. Ну вот и ладненько. Но вы хотя бы человеческую совесть поимели. Здесь же дядьки. Тащи деваху на полочку в баню, а то ребята на подходе. Ещё тебе начнут подсоблять.

    Виктор с бешеной досадой выматерил друга и приказал ей шагать за ним. Юля пошла, оглядываясь на Андрея. Когда он вышел,  сказала Виктору, что сейчас снимет одежду и войдёт. Стала демонстративно медленно стягивать джинсы. Взвинченного мужчину это убедило, и он вошёл в парилку. Юля схватила толстое полено, и что было силы, грохнула его сзади по голове. Он повалился на пол. Прикрыв плотно дверь, накинула на себя чей-то полушубок и валенки – вылетела на улицу. Уже темнелось. Она шмыгнула за большущий джип Монгола, услышав, как он указывал своему помощнику, чтобы тот сразу же разобрался с Андреем, когда тот доведёт дело шефа и девки до конца. Юля, дрожа от ужаса, не испытывала холода, хотя постепенно начиналась метель. Она отступала, все дальше от деревянного строения. Голоса доносились все глуше. Девочка очутилась уже почти в лесу и неслась, что было сил. Ноги глубоко проваливались в снег, заполняя валенки. Она практически не чувствовало холода, но содрогалась и совершенно теряла силы с каждым шагом. Не помнит, сколько плелась, то бежала по снегу... Стала погружаться в сон, но вдруг услышала, как запела мама, а потом волк лизал лицо тёплым, шершавым языком... И она провалилась куда-то очень глубоко, но вдруг отчётливо увидала нависающий над своим лицом громадный уродливый орган Виктора. Юля истошно закричала…

   -Ну, все, все милая! Тебе опять что-то померещилось страшное, да? — милая старушка, соседка по палате ласково проглаживала по голове. Юля, приходя в себя, раскрыла глаза. Из реанимации её уже перевели в общую палату.
  -Извините, страшный сон.
Он неотступно преследовал её всякий раз, как только она пыталась заснуть: «Надо все рассказать  Федору Васильевичу, чтобы избиться от этого ужаса. Он научит, как ей быть, и что со всем этим делать. – Решилась девочка». Митяй, во главе дружной ватаги мальчишек, получил доступ к сестрёнке — так её уже нарекли в мужской семье. Девочка сразу почувствовала доверие к дружной, но немного необычной для её понимания семье. Она поделилась собственной историей с Фёдором Васильевичем и Валерием. Мальчишкам приняли решение ничего не рассказывать; оставалась опасность, что девочку могут выискивать, как невольную свидетельницу ужасающих злодеяний. Валерий, посоветовался с главным врачом, и они постановил не приковывать к девочке внимания полиции, но вместе с Игорем стали наводить справки о нелюдях: тех, о каких упоминала Юля. И он взял обязательство всё разузнать о матери. Девочку окружили заботой и участием.

    -Я как Белоснежка, а вы мои гномы, — улыбаясь, говорила мальчишками. Митя багровел, глядя на неё. Чувствовалось, что ему вовсе не хочется быть гномом этого прелестного создания.
    -Юленька, нам очень не хватает женской волевой руки и ясной головки в нашем мужском братстве. Так что, если не возражаешь, то мы тебя заберём к себе, — Федор Васильевич, погладил её по голове.
    -Я очень хочу к вам, если только меня возьмёте, — у неё от взволнованности намокли глаза.
    -Э, нет! Так, дело не пойдёт! Никакой мокроты. Ты же вояка, даром что юная девушка. Именовать меня как надобно? Кто я для тебя? — с шутливой суровостью отчитал взволнованную девчонку.
    -Дедушка. Можно я вас буду так звать?
    -Ну вот, это другое дело. Только так и будешь отныне называть. Мы скоро тебя забираем, а дома ожидает радостный сюрприз. Готовься морально. Я ухожу, а вы тут не сильно донимайте, — обернулся к Митяю, и ещё трём проказникам. Они сестрёнку навещали малыми стайками, чтобы не распугать шумной ватагой медперсонал. Но их уже тут неплохо знали и относились с пониманием. Простившись, дед уехал по делам.

   Когда Митяй прогуливался с Юлей в больничном саду, она его спросила, откуда столько сводных братьев и почему нет матери... бабушки. Он рассказал все: и о них с мальчишками, и о том, что случилось в семье этих удивительных людей. Девочку, искушённую, горестями жизни потряс его рассказ до глубины израненной души. Но она даже не намекнула при встрече о том, что знает обо всём, хотя это, итак, было понятно, по её изменившемуся отношению. Теперь она ещё больше стала видеть в них близких и родных людей, взяв их судьбы под тёплое покровительство юной души. Через месяц Юля выходила из больницы.

   Навстречу ей улыбалось новое семейство, и любимая красавица – мама. Они бросились навстречу и разрыдались счастливыми очищающими душу слезами. Валерий с помощью Игоря добился восстановление её в материнстве и вызволил из больницы, отдав во власть правосудия и директрису детского дома, и сестру «благодетеля» – сутенёршу.
    -Девчонки, вас больше никто и никогда не обидит. Это я вам торжественно обещаю. Мальчишки садитесь в автобус, а вы с мамой в машину, — обратился он к рыдающим девочкам, — и домой. Там обо всём поговорим и порыдаем, если требуется. Нас уже ждут. Большущий дом, расстроенный в разные стороны и ввысь, встречал их в лице боевых друзей Валерия - Максима и Андрея с жёнами: Галиной и Людмилой, а дома суетилась у плиты Лиза, и новая хозяйка кухни. Игорь должен был приехать чуть позже, он занимался юридическими делами Юлиной мамы.
Когда, в конце концов, все перезнакомились, завершив эту процедуру дружеским объятием, и уселись за огромный стол, специально сооружённый хлопцами под наставлением деда, да ещё и на веранде, выстроенной теми же руками – решительно взял слов родоначальник.

    -Ну вот! Теперь мы все в сборе, — особо тёплым взглядом обогрел Надю и Юлю. Добро пожаловать в свой дом, наши девочки. Нам вас очень не хватает. Не так ли? – обратился к мужскому братству. На что утвердительно отозвался многоосный восторженный хор. -Мы, продолжая, начинаем снова жить. Вот такая каламбуристая абракадабра получилась, — за столом с пониманием рассмеялись. Выдержав паузу, Фёдор Васильевич продолжил:-Я вам не могу обещать простой, а тем более — лёгкой жизни, да вы все не хуже меня знаете ей цену. Но должны твёрдо знать, и это будет придавать: Веру, Надежду, и Любовь… должны знать, что ОНИ вас всегда ждут в этом большом доме. Нас всех здесь собрал удивительный человечище, — обнимая Митяя, попросил встать. Тот, смущаясь, но всё-таки с нескрываемым удовольствием пристроился рядом с любимым дедом. – Так вот, именно наш «Мальчик со слоником» собрал здесь всех вместе, дав нам новый, живой, направленный вперёд - смысл жизней, наполнив самой ценной целью и сутью, если можно так сказать. А именно: «Чем хуже тебе, тем решительнее спасай другие души». И мы, все здесь сидящие – Спасённые ДУШИ нашим… слоником.

     Вы все скоро разбежитесь по стране, а я буду вас ждать, пока жив… — вокруг зароптали… — да нет, я собираюсь жить долго. Мне сейчас не надо торопиться, да и не имею права.
     -Деда! - Юля попросила разрешения его перебить. – Деда, ты не будешь ждать их один, а я?
     -А мы? – добавила Надежда. Я-то уж точно буду всегда рядом. Вам больше не придётся возиться на кухне и, вообще, по дому. У вас пасека и руководство строительством.
     -Что тут скажешь?! Вы хотите, чтобы я, в конце концов, разревелся, как девчонка? — улыбаясь, пошутил он. Я полностью отдаюсь в ваше распоряжение, мои родные, но только тебе Юленька, как и моим хлопчикам надо ещё учиться.
     -А я и буду, деда. В больнице решила, что если останусь жива и будут целы руки после обморожения, то пойду в медицинское училище, чтобы лечить всех вас, а особенно…— она вопросительно со значением посмотрела на маму… Как ваша Наталья Евгеньевна.
    -Как наша Наташенька, — поправил Федор Васильевич.
    -Юленька, тебе не придётся меня лечить... о чём ты подумала. Я к этому больше не вернусь никогда, как сказал мой отец – Федор Васильевич: «У нас появился новый смысл и цель». Тут уже крепкий дед дрогнул, и сдался, а по мужественному лицу покатилась слеза.
    -Спасибо, доченька! – он поцеловал Надю в лоб.

    -Вы тут пока поплачьте радостными слезами, а я беру на себя смелость заявить, что Валерию довольно заниматься земными делами. Уже заждались глубины океана. Не каждому подвластные. Здесь все, как мы видим - налажено, а мы привезли распоряжение командования подготовить десять мальчиков в нахимовское училище. Мы с ними обсудили, кто собирается посвятить себя морской стихии. Кому исполнилось уже 14 лет, а другие на следующий год, пока они продолжат обучение в школе. Мальчишки шумно зааплодировали такой новости. Завтра их увозим в Санкт – Петербург. Но это, ещё не все. Валерий, тебя ждёт экипаж. Своим ребятам ты нужнее у руля лодки. Не так ли, кадеты?
    -Так, точно-о-о-о-о-о! – зазвенел колокол юных голосов.
    -Не подведёте, вашего отца своим поведением?
    -Никогда. Сам головы отверну каждому,— ответил за всех Митяй. Сами же говорите, что я спаситель душ, но я могу и загубить, душонку, если начнёт брыкаться не в ту сторону, — строго, не по-детски оглядел каждого пристальным взглядом. И они поверили. Перед ними стоял уже взрослый и вполне понимающий, о чём говорит: красивый, высокий юноша

    -Мальчики мои милые! — обратилась Лиза. У нас с дядей Игорем к вам большая просьба. На неё с удивлением уставились двадцать пар ребяческих глаз. Взрослые глаза уже знали, о чём будет идти речь. – Мы просим отпустить с нами Костика. Он будет нашим сынком и ему ещё предстоит долго учиться, а когда вы разъедетесь — он заскучает без вас, а в Санкт-Петербурге мы часто будем бывать у вас гостями училища, да и вы, на каждое увольнение будет у себя дома, то есть у меня и вашего дяди. Все уставились на Костика. Но он уже давно полюбил эту милую женщину и всем маленьким, истосковавшимся по любви существом, тянулся в её объятия.
    -Ах, хитрюга! Он уже приготовился от нас укатить, — неудачно пошутил Витя — его четырнадцатилетний брат. Костя расплакался. Лиза схватила его на руки.

    -Так, господа, прекращайте свои лясы-балясы. Пироги пышут жаром и просятся к вам в рот! — объявила Варвара Васильевна, полнотелая, с добрыми глазами соседка. Валерий ей предложил посильную работу в своей коммуне, а она с радостью согласилась. Тем более что ей это дело было не в новинку — она помогала родителям Федора. Теперь кухней управляет она, а все остальные вынуждены, с удовольствием ей подчинятся. Вот теперь Надюша — помощница появилась. Они вместе пошли за пирогами.
    -Юля, я хочу добавить ко всему сказанному, что тебе больше нечего бояться. Твои так называемые опекуны, уничтожили самих себя, как животные каннибалы, поедающие собственных детёнышей ещё в утробе матери. Кого-то взорвали в машинах, а кого и сожгли в бане или расстреляли. Так, и должно было случиться в этом мерзком, отвратительном мире наживы, шагающем по трупам погубленных человеческих душ.

              Эпилог.

    Весенняя капель в Мурманске приветствовала Валерия Шахова и его дружный боевой экипаж. Пирс живописно бурлил радостью встречающих. В отдаление выстроился в шеренгу необычный отряд, во главе которого стоял Федор Васильевич, далее: Митя, избравший путь обучения у деда строительному мастерству, и взяв на себя руководство пасекой. Юля — студента Барнаульского медицинского колледжа, и молодцы в форме курсантов нахимовцев. Не хватало четверых… Валерий с тревогой вглядывался в даль, но тут же его лицо расплылось в довольной улыбке. Оно выражало: «Ну, вот, теперь все на месте!» Из машины выходили: Игорь, Лиза, Костик и двое молодцев, решивших посвятить себя юриспруденции. Пошли по стопам отца – Игоря. Большую семью командира окружил весь экипаж вместе со своими семьями. Сегодня в офицерском клубе для них был приготовлен торжественный обед.
Командование чествовало подводников, вернувшихся из похода, а заодно и «Сынков подводников». Ну и, дочерей, конечно же. И совсем заждался гостей зажаренный аппетитный поросёнок.


    От автора: Да так бывает.
Три реальные жизненные истории вполне могут быть объединены в одну повесть.
Сценаристом, которой является сама жизнь - лучшая из писателей, направляющая наши судьбы в такие сюжеты, которые, по силе жизненной мощи, не могут сравниться ни с каким, ныне модным жанром «попаданцы».
Но только если вы не останавливаетесь.
Сказал же Федор Васильевич: «Чем хуже тебе, тем решительнее спасай другие души».

Примечание:
Среди многочисленных традиций, которые существуют на флоте, традиция встречать корабли жареным поросенком имеет свои не столь давние, но корни. Вот одна из версий: Традиция преподносить жареного поросенка экипажу подводной лодки, вернувшегося из похода с ПОБЕДОЙ, возникла во времена ВОВ.
Когда лодка приходила из похода, ее встречали с жареными поросятами – по количеству одержанных в походе побед. Подводники так и говорили: “Подложили немцам свинью”. В интернете можно найти и другие версии прекрасной, увлекательной традиции.



Audio — сопровождения произведений
вы можете услышать на Fabulae.ru
автор — sherillanna
http://fabulae.ru/autors_b.php?id=8448
https://poembook.ru/id76034