Во мне сидит с рожденья наблюдатель...

Во мне сидит с рожденья наблюдатель.
И я живу, внутри его храня.
Нас прикрывает простенькое платье -
Одёжка для него и для меня.

Мне - по карману, возрасту и полу,
Под вес, под случай всякий. Выбор свой.
Ему - по естеству, по протоколу.
Кость, мясо, кожа, требуха - само-собой.

Меняю, износив, испортив тряпки.
Он, по привычке, всё меня хранит.
Ему всех шрамов старые заплатки
Остались от невыиграных битв.

Есть у меня застёжки и карманы,
В которые мой скарб до срока сдан.
Жаль, что карманы исхудавшие и драны.
А кто во мне - тот сам себе карман.

В кармане он хранит с умом, взрослея
(Ум - шапка. Эту шапку носит он)
Весь мир. Его находки и потери,
Людей с которыми пожизненно сроднён.
И киноленту - рваную дорогу.
И опыта бесприбыльный багаж
(С пометкой - ценно), Правду - недотрогу.
И чётки Совести щербатые от краж.

Ему в моей одежде неуютно,
Поскольку часто я в грязи скольжу.
Но он не жалуется жизни поминутно.
И пересечь вечернюю межу
Готовится, во снах наверх взлетая
И перекраивая повседневный мир
В нездешние наряды, примеряя,
То рубище, то тогу, то мундир.

Он с детства снами и пугал и тешил.
То в вожделения костюмы наряжал,
Или срывая бурею одежды
Вдруг пропасть отрицания бросал.

Он видимо готовится  в дорогу,
На вольный, таийно-звёздный океан.
И в лоскутке отчёт о жизни Богу
Однажды понесёт, забыв карман.

Кто он во мне самом единосущий?
И кто ему неизреченный Бог?
Не знаю я, годов костюмы трущий
По датам пыльным жизненных дорог.

Они поговорят и разберутся.
А я в карманах медь переберу,
Покудова его костюмы трутся
На карнавальном, суетном пиру.