Христо Ясенов. Сказочное царство

Приказно царство

1.
...И сякаш отдавна съм бил
владетел на приказно царство–
и някакъв враг е разбил
престола ми с тъмно коварство.

Надгробните плочи мълчат,
посипани с пепел и лава,
но в техните билки личат
останки от минала слава.

И тия безцветни страни
били са свърталища бойни,
и тия старинни стени–
закрила за хиляди войни.

Летели са кобни стрели
и рицарски копия стари–
а тия безлюдни скали
били са прибежни олтари. 

Била е нечувана бран
и време на страшна свирепост–
и в някакъв ден предвещан
е паднала старата крепост.

Престолният град е сломен
и храбрата рат е разбита–
и аз съм попаднал във плен
сред чужда и вражеска свита–

затуй– по незнайна съдба–
заложник на чуждо васалство–
аз плача и мълком скърбя
по старото приказно царство.

2.
Златна есен златни листи рони,
цветен пурпур багри всеки клон;
дъхат скърби мойте небосклони,
рухва бавно моят царствен трон.
През мъглата дребен дъжд ромони
и навява сънни самоти...
Аз съм морен, морен от погроми!–
Бедна майко, чуваш ли ме ти?

Тъмна вечер тъмни сенки стели
и залива родните поля.
Аз забравих устремите смели,
аз отпуснах вихрени крила
и загубил пътища и цели,
безприютен в свойте самоти–
гасна мълком в тъмните предели!–
Бедна майко, чуваш ли ме ти?

Вихър свири в сънните тополи
и пилее сухите листа;
стенат плахо клонищата голи,
плаче плаха чайка над света
и— прибулил бездни и юдоли—
бог развява сънни самоти...
Някой в мене пее и се моли...
Бедна майко, чуваш ли го ти?


3.
Усмихна се пъстрата есен
сред сълзи и краски, и прах
и вихър тревожно понесен
развея въздишки и страх...
Аз чезна печален и морен,
люлеят ме страшни тъми–
зад моя прозорец отворен
студената вечер шуми... 

Студената вечер говори–
и плаче– и странно ридай.
Да склопим измъчени взори–
настанал е страшния край!
Любете ме нежно, другари–
тъй рано над мен се стъмни!
Погаснаха сенките стари
на светлите минали дни.

Погасна несетно лъчата
над моя тъй траурен дом,
тежи ми в сърцето печата
на някакъв страшен разгром.
Аз искам спокойно да гина
сред тия безкрайни беди–
притискай ме, майко-родина,
до своите земни гърди!


4.
Сън морен обвея несетно дружините бойни
и пламна изрязан над урвите месец студен.
Чернеят спокойно в тревата задрямали войни,
забравили сякаш разгрома на страшния ден.

Пониса се вечер и тъй е спокойно и леко!
И висне небето, и в звездни премени сияй–
и гледам аз буден как чезнат далеко, далеко
свещените степи на родния приказен край.

И в близкия спомен на тъжно-прощалната есен
потъвам неволно– от горест и скърби пиян,–
и сякаш дочувам– в старинна легенда унесен–
хайдушката песен на стария роден балкан. 

И виждам полята, и виждам скалите безцветни–
и цветните ниви– и бистрите речни води–
и сякаш дочувам през ромона думи заветни–
заветните думи на моите храбри деди.


5.
So will ich liegen und horchen still
Wie eine Schildwach', im Grabe,
Bis einst ich hore Kanonengebruell,
Und wiehernder Rosse getrabe.

Heinrich Heine

(Так буду лежать я во гробе своём,
Как бы на часах и в молчаньи,
Покуда заслышу я пушечный гром,
И топот, и конское ржанье.

Генрих Гейне, «Два гренадёра» (перевод А. Фета)


И аз отново ще заспя, и аз отново ще погасна,
тъй както гасне морний ден, за да изгрее чист и ведър,
и аз отново ще заспя, и пак отново ще израсна,
стихиен, шеметен и горд, стихиен, шеметен и щедър.

И аз ще спя, и аз ще бдя...
И ако в някой светъл ден премине буря през града
и чуя тропот на коне и металичен звън на шпаги,
аз ще напусна мрачний сън на свойте горести недраги
и в многобройний легион на стройните сурови войни
наред със медните тръби и страшните напеви бойни
ще вдигна своя боен стан.

И сам ще бъда ураган,
разгромил всички скърби ледни,
и тържествуващ и пиян,
ще пея химните победни
на свойта героична бран. 

И аз отново ще заспя, и аз отново ще погасна,
тъй както гасне морний ден, за да изгрее чист и ведър;
и аз отново ще заспя, и пак отново ще израсна
стихиен, шеметен и горд, стихиен, шеметен и щедър.
 
Христо Ясенов


Сказочное царство

1.
 ...И словно некогда был
 властителем дивного царства,
чей трон супостат сокрушил
 в порыве цепного коварства.

На братских могилах трава,
юлит по весне с ветерками,
но камни на старых гробах
запомнили зарево славы.

Клевалась стрела со стрелой,
мечи скрежетали о сабли,
и выалел горб меловой,
где вороны жатву собрали.

Засадой служила скала,
ристалищем была долина,
и крепость, что рухнула в хлам,
твердыней слыла на поминах,

но пала в предвещанный час
с последнею стражей столицы.
Я пленником стал в этот раз,
заложником вражьей зеницы

без права вернуться домой
в руинах по-совьи остаться–
и плачу в печали немой   
по старому дивному царству.

2.
Веет лето осень золотая:
клоны в студном пурпурном огне,
небосвод в печали так и тает,
трон былой уже не снится мне.
Гомонит во мгле зануда-морось,
навевает грусть без капли сна...
Я без сил– не озими же поросль!
Мать-бедняжка, слишишь ли меня?

Вечер тёмный тени мягко стелет
и ложится без труда и сил.
Я оставил царственную смелость
словно стяги крылья опустил,
и без тракта, без заветной цели,
бесприютней свечного огня,
угасаю в жизненном приделе!–
Мать-бедняжка, слышишь ли меня?

В тополях дремотных ветер свищет,
рвёт и мечет мёртвую листву,
стонут робко голые клонища,
чайка тявчет жалкое «ау».
Растумана взвеяв однодневку,
бог укрыл юдолей естество...
Некто в сердце молится враспевку...
Мать-бедняга, слышишь ли его?
3.
Изменчива пёстрая осень:
с улыбкой кривою вразмах
уж ветер тревожный уносит
мой воздыханья и страх.
Но, баемый страшною тьмою,
спросонья исчезну и я–
холодным дождём меня смоет
колодная эта змея...

Потёмки рыдают как некий
пророчит небесный свинец:
«Сомкните усталые веки–
приблизился страшный конец...»
Товарищи, тени сгустились
за склоном неяркого дня,
но солнцам грядущим на милость
любите живого меня!

Всё кончено, стихло и смерклось
над траурным домом моим,
над камнем на сердце без веры,
и осенью к смерти гоним,
я жажду покоя средь бедствий:
прижми меня, родина-мать
к груди земляной незаметно
во сне одному умирать.


4.
Дружина покошена смертным последним ли боем,
лишь месяц над полем заносит холодный клинок,
темнеют в траве навсегда ли уснувшие вои,
не смогшие в сече взлелеять победы росток.

Сгущается ночь в недосказанном великолепье,
лишь звёзды в кружении лёгком над миром видны. 
О горы священные, скалы, дубравы и степи
 моей недопетой в былинах великой страны!

И в омуте памяти скорбном, дождями политом,
тону я невольно, от горького горя в хмелю,
но вижу, как в поле отцовском зимой не убитом
 весны наступает предвечное будь и люблю,
 
но вижу цветущие маки, наследников сечи,
и горную речку, чей гомон гайдуцкий не тих,
и слушаю, детка, последние дерзкие речи,
заветные речи не сдавшихся дедов моих.


5.
So will ich liegen und horchen still
Wie eine Schildwach’, im Grabe,
Bis einst ich hore Kanonengebruell,
Und wiehernder Rosse getrabe.

Heinrich Heine

(Так буду лежать я во гробе своём,
Как бы на часах и в молчаньи,
Покуда заслышу я пушечный гром,
И топот, и конское ржанье.

Генрих Гейне, «Два гренадера» (перевод А. Фета)


И снова я угасну засыпая–
так погибает день усталый, чтоб
окрепшим и сияющим без края
воскреснуть прободая ночи гроб.

Я буду спать и слышать всё...
Вдруг среди бела дня вметнётся буря
раздастся топот и железный лязг
прокинусь я, по прошлому отхмурясь–
и стану в строй, отжившее разя
под трубный зов в нехудшей из центурий,
что мир возмездья принесёт.

Я стану смерчем огневым,
сжигающим промёрзлые печали.
Пьяны борьбой и в ней как бог правы
мы, победив, конец переначалим.

И снова засыпая я угасну–
так погибает день усталый, чтоб
зарёй стихийной, трепетной и страстной
взрасти сквозь тьмы просвеченный им гроб.

перевод с болгарского Терджимана Кырымлы