Любовь по Барту 9
Вернёмся к нашим примерам: Пигмалион любит статую, созданную из собственной мечты, сплетённую фантазией, а наш, русский Герасим, любит свою собачку Му-му. Чем кончают оба? Или чем кончаются истории обоих? Пигмалион силой своей любви в конечном счёте, оживляет "мёртвый камень" и вот, его идеал уже перед ним во плоти, его можно целовать, обнимать, ощущать. А Герасим топит свою собачку, а за ней топит и свою жизнь, которая уже "пропащая" - так пропади и дальше всё пропадом! Пигмалион в предмете своей любви выступает из себя наружу, расширяется и "объективируется", вначале наблюдая свои устремления в ещё статичном, застывшем виде, он движется как бы в несколько тактов, вернее его любовь движется в несколько тактов - дыхание,воплощение - дыхание, оживление. Пары тактов ему хватает, чтобы произвести на свет своё Другое. Герисим же похоже, - сворачивается и "схлопывается" - он, наоборот, забирает в себя, уничтожает в себе любимые им предметы - сначала собачку, своего единственного друга и живое существо, затем и всю свою жизнь, какой бы убогой она не была. Пигмалион утверждается. Герасим - нисходит на нет. Пигмалион говорит любви и своему миру - да, и это "да" разворачивает его любовь, из возможной в реальную. Герасим сдаётся под напором судьбы и склоняет голову перед всей мощью мира ему не принадлежащего, безразличного к тем крошкам тепла, которые у него ещё "за пазухой".
Перед нами образы русской и европейской любви, приблизительные, за вычетом некоторых нюансов, намекающие нам на различные "картинки мира".
Русская любовь - вечно задыхающаяся в самой себе любовь. Она несётся как крест, как испытание божие, как мука, как тяжба со всем миром "один на один" без всякой помощи. Русская любовь - это вечное "негде" и "нечем" - не чем сказать и не через что, нет языка, как у бессловесного Герасима, как у Короленко в его одноимённой повести "Без языка", и негде быть, некуда распространяться, нет подходящих материалов, форм. Дикая любовь. Только ли у Герасима? Отсутствие стыковки, динамики, общения. Пушкинская Татьяна решается написать Онегину письмо - а что ещё делать, как себя высказать? И лишь спустя многие годы до Онегина "доходит" её письмо, ранее прочитанное как воображение наивной девочки, которой нужно преподать урок(без злобы, без использования, но отстранённый урок). Итак, спустя многие годы, через такой вот порванный провал, Онегин "отвечает" наконец своей любовью. Но тут Татьяна, получая от него столь долгожданное "пристрастие", решает оставаться уже на почве долга и чести, но никак не любви. Всё. История закончена. Пушкин, молодец, он видит ясно, как всё это у нас коротко и быстро, и без права существовать, жить, бороться. Последнее пристанище сердце - пока бьётся его такт и больше ничего. А сердце ещё болело и у Татьяны, и у Онегина долго. А любви как реальности уже не было - между ними порвалась всякая связь.
Что же можно было сказать о классической русской любви больше Пушкина? Что иного сказал Толстой? Толстой перебросил своих героев в поле захватывающей их страсти, и описал любовь как страстное несение, без "тормозов", стирающее в конце концов и лица. Лица то жили в русской действительности, Анна Каренина имела семью, детей, (и Бога в душе,наверное же), Вронский имел честь и статус(как у нас сейчас говорят). И вот, если у Пушкина герои рискуют любить вместе со своими лицами, можно сказать не покидая своих лиц, то любят они недолго, им в России, как в тюрьме дают "короткие свидания" - один сказал, и второй сказал спустя годы, точка. То у Толстого, герои хотят стать счастливыми. хотят жить за счёт презрения к всяческим лицам, даже и своим собственным. Расплата наступает быстро: уничтожение лиц даром не проходит, оно переводит и саму любовь в русло лишь "связи", "незаконной связи", в русло чего-то запретного и не более. А там, далее, по дороге туда лишь гибель. Конретная, явственная, грубая - такая как и случилась у Анны Карениной, первой, как женщина не выдержавшей происходящего, а может быть, первой как женщина, ясно чувствующей "что происходит".
Нарисовал ли Толстой - не тупик? Нет, Пушкин нарисовал тупик, и Толстой нарисовал тупик, ничего другого, только тупики немного разные. Приблизительно как и в русской сказке: налево пойдёшь - коня потеряешь, направо пойдёшь - сам домой не придёшь.
Потом пришёл легковесный Чехов и прописал "Даму с собачкой" - курортный роман чиновничьей интеллигенции. Роман под названием "пока длится лето" - так желающий походить на нечто европейское, свободное и интригующее, быстрое и независимое, и... не смог избавиться в нём от русской тоски. "Летний роман" получился, а русская безысходная тоска никуда не делась, осталась в нём. Что это за искра мелькнула в нашей жизни и развеялась как дым? А это было нечто похожее на "обещание" - истинной любви, смысла, полноты, но "обещание" прозвучало отдалённой музыкой, прекрасной музыкой, концовку которой ухватываешь в тот же миг, когда понимаешь, что её больше нет, что уже отзвучала она.
По каким же авторам ещё пройтись в поисках образов русской любви? Увы, по каким ни проходись, печаль будет рядом.
"Евгений Онегин" Пушкина - это такой роман совместной любви "на одного" - когда любовь живёт не через обоюдное чувствование, а принимается на плечи только одного человека и всей своей тяжестью переносится им, а потом принимается в своё сердце другим человеком. А вместе - никак. Роман под названием "передай мяч" и "сейчас мяч у меня". А у тебя что? Не знаю что, но что-то другое, не любовь.
"Анна Каренина" Толстого - роман "двоих без себя самих" - роман убийственной стихии страсти, попытавшейся поплескать на наших статичных российских просторах. И потом читатель дочитывает до чего она доплескалась. Поезд, труп. Нравственный урок? Ведь Толстой был страшный моралист! Да нет же, убогие, кривоногие, это о всех нас просто... О безвыходности разных путей, о том, что любовь страдает ярче - в наших-то россейских болотах-топях. Как писатель Толстой в первую голову был реалистом, а уж затем, сам по себе, во "вторую свою голову" он был моралистом, но в писаниях Льва Николаевича, первая голова, слава богу, довлела над второй. "Анна Каренина" - не моральная проповедь. И не роман о "падшей женщине"! Это роман как в России получается любовь"на двоих" - преимущественно как постель и метания, и любовь ничтожится. Не думаю, что и на Западе, понимают, что такое Анна Каренина - якобы гордая, независимая, смелая - ну что же не без того, как и Вронский - смел и честен. Но где же тот ужас русской любви, которым ужаснулся Лев Николаевич прямо посреди своей собственной семейственности - "всё смешалось в доме Облонских"? И не эта ли фраза ключ к целому роману, где описывается такая любовь, которая всё смешивает в нашем мироустройстве, но больше того всё смешивает в своём внутреннем мироустройстве, так что внутри не может потом найти уже и себя???
Ну и "Дама с собачкой" как намёк на то, что "могло быть иначе"...
Свидетельство о публикации №118051203169